Поэма. Светлой памяти Леонида Губанова
"Проснувшись в день своего тридцатилетия, Йозеф К. обнаруживает, что он находится под арестом. Вместо служанки с привычным завтраком на его звонок входит незнакомый господин в черном. В соседней комнате оказываются ещё несколько посторонних людей. Они вежливо извещают застигнутого врасплох К., что «начало его делу положено и в надлежащее время он все узнает»...
(Из краткого содержания романа Франца Кафки "Процесс".)
1. Утро судьи
Синявского спровадив с Даниэлем*
на нары, он гулял со спаниелем,
пёс ставил метки, падал лист кленовый,
не то чтобы судье было хреново,
он даже и мотивчик босановы,
под нос себе тихонько напевал,
не то, что б так уж очень ликовал,
но представлял себе лесоповал
и двух на нём отпетых диссидентов,
которые успели досадить
ЦККПСС и КГБ,
как бы козлом проблеяв своё -"бё!"
В судьбе судьи такое ли бывало!
И напевая "Утро карнавала",
он вместе с листьями как будто танцевал,
ноктюрном Листа - пианистом наповал,
позавчера сраженный...Но к ногтю
прижать блоху -вот был он -и тю-тю
писака -памфлетист сродни кроту,
упорно роет нору он про ту
страну, которой нам совсем не надо,-
полно с тройным сиропом лимонада,
халвы, одеколона и ракет,
а он идейный, надо же, рахит,
такое отчебучил, клевеща:
пока ещё ты жив и не моща!**
Меж тем процесс лишь только начинался
и листьями допросов начинённый,
урчал, объевшись, уголовный том,
мерещился судье тот том котом,
играющим в улики кошки-мышки,
писатели, понятно, пишут книжки,
но мера тут нужна, хвативший лишку,
того гляди ещё схлопочет "вышку".
Но для того и "Утро карнавала",
оно как бы таблетка корвалола,
Луиса Карвалана наш пример,
средь буржуазных каменных химер,
средь миражей Бродвеев для стиляг,
а ты ка вот - пойди, на нары ляг!
Крайнов, как будто по команде "смирно",
о подсудимых думая надмирно,
обрывки всё -таки ещё ловил Шопена,
когда собака нюхала, шаперясь,
чтобы пустить упругую струю,
на юг стремились птицы, и свою
хотел бы пёс, коль кряковой каюк,
отведать дичь, и стоя на краю
болота, вслед за выстрелом
хозяина в воде холодной выстелясь,
барахтаться , чтоб принести в зубах,
мечты о южном солнце серый прах.
И вот нанюхал всё же и облегчился,
так посылает "срочную" разведчица,
коль идеологической диверсией
грозит под Элвиса постриженный доверчиво.
2. Зачин у лобного
"Имея наручники, незачем бить,
Железо врезается в тело.
— Мы живо научим свободу любить! —
Кричит капитан оголтело.
Но зря ты себя, капитан, растравил,
Тебе ли учить нас свободе…
На Лобное с лозунгом я выходил,
Как только к барьеру выходят."
Вадим Делоне
Крайнов смотрелся в лужу, словно в зеркало
и на него оттуда что-то зыркало,
там тучи шли куда-то эшелонами,
там купола острилися шеломами,
там в космос вышедший на зло врагам Леонов,
болтался к ликованью миллионов.
И мы пока не ведали талонов
на колбасу и масло. И неонов
был «брод», который расклешёнными
мели штанами всё же разрешёнными,
хоть осуждала ленинская партия
и Леннона, и юного Маккартни,
но все ж могли послать мы Запад на хер,
махер на шею намотав. И шАфер
с шофёром и веселым тамадою
налюбоваться парой молодою
у лобного, у места не могли,
покуда очередь, как бы в кишечник глист,
вползала в мавзолеистое брюхо,
как будто плёнка , что бубнила глухо
про вертухаев, лагерный барак,
под звон фужеров и гитарный бряк.
Блаженствовал жених на фоне Минина,
с Пожарским и фата по ветру Нинина
стелилась, будто след тот в Ле Бурже
советского «Конкорда», и уже
опять в фужер Царь-колокол- фужер
курантом звякал. И скупалась гжель
в «Березке» иностранцем. Неужель
мы на сверхзвуке их? И нам не жаль,
что во Вьетнаме их «Фантом» -винтом!
Пожалуй, порешим хотя б на том,
что Шолохов не хуже Кавабаты,
поди теперь друзья –лауреаты…
А как , однако, при врученье фрак
сидел ! Когда бы не Аржак
с Абрамом Терцем с клеветой огульной,
глядишь, за Мелеховым следом и Нагульнов…
Крайнов смотрел, как карнавальной маской
по луже гонит лист. И он с опаской
подумал: «Лицедейство! – вот зараза!»
В Большом театре два последних раза
он видел –Лебедь, Принц , Колдун и Яма
и он не усомнился ну ни грамма,
что средь антисоветского бедлама,
чтоб больше не явилось Мандельштама,
спровадить надо в яму колдуна...
И он представил - Озеро ,Луна,
плывущий черной гладью белый Лебедь,
такое сплошь случается в балете-
он Принц , к тому ж ещё при арбалете,
прицельный выстрел - падает колдун...
Крайнов подумал:" Разве я краду
МоцАрта у искусства, разве яд
ему в бокал тем самым сыплю я?"
И замер в стойке спаниель -вехоткой
лохматясь, -это началась охота,
вехотка же судье Крайнову- для
того, чтобы отшоркать кобеля.
И падала Земля, как в яму, в космос,
и битломан растил, как мысли, космы,
пока, как пленка сквозь лентопротяжку,
народ сквозь мавзолей, вздыхая тяжко,
струился на катушки площадей
наматываясь. Ленинских идей
торжествовали тезисы. Ну где
ещё, чтоб - в небе , на воде
и суше вольно бы дышалось так?
В Челябинске на пьедестале -танк,
в Новосибирске -ядерная физика...
И вдруг откуда ни возьмись -два шизика
с писаниями, с клеветою злобной-
и вот уже палач на месте лобном.
О , красная рубаха палача!-
первейший из заветов Ильича.
Куриных лапок добрые морщинки,
бороздки ли виниловой пластинки,
запиленной. И кто бы обвинил,
когда б не пожалели мы чернил,
чтоб снова славить дело Ильича,
тем самым жар в мартеновских печах
вздувая, и на каменных плечах
Атлантов, чтобы вера не зачахла,
неся свою идею миру бренному,
к тому же год лишь до генсеков Брежневу,
и выбран будет - такова программа!-
когда и Даниэля и Абрама,
который Терц, отправят все ж на нары
под звякание бардовской гитары,
хоть с тем и не согласен будет Плятт,
артист- свободомыслия оплот?
Хоть даже и получит контрамарку
на суд и Евтушенко не замаранный,
как бы билет бесплатный на балет -
поэт в России больше чем поэт!
Скажи, чего в том лобном месте злобного?
Жених с невестой. Белая фата.
Неужто -с передачками в колонию
меж ахами и матами - фатально?
Неуж опять Василий заблажит,-
вон голова стрелецкая лежит,
скатившись с плахи, выкативши зенки,
в зрачках , как черви, копошатся зэки.
3. Не новое кино
"Мело, мело по всей земле
во все пределы..."
Борис Пастернак
Но для Крайнова то кино
не ново.
На пенсии давно.
Ему хреново.
Как надоели Терцы!
Он - в постели.
И прихватило сердце.
В бок постреливает.
Как возле Белого тогда,
пробаррикаденного,
вот вам явление, о да,
сюжета краденного.
К тому же этот Терц Абрам -
в страданье врамленный,
а снайперы - по выборам
- лютее Кромвеля,
а кроме крыш и чердаков
да снега пористого
лишь Мариэтты Чудаковой
том златокористый.
На том стоим -Добро и Зло,
взломив с завязанными,
мело- мело, по всей земле
-да между вязами.
Да между елями мело,
да между соснами,
а Даниэля замели-
и вот с вопросами
литературоведы, чтоб потом
обмемуариться,
чтобы вернулось всё винтом
к нам бумеранговым.
...Он на балу у Сатаны
могучим Воландом.
Побрит. Наглажены штаны.
Ему не холодно,
он в мантии своей вспотел,
читая мантры,
галлоны уголовных дел -
труды гиганта-
испил, в цистерну превратясь,
для слива компры,
вот так на благо масс трудясь,
без всякой помпы.
Два офицера КГБ
стояли в очереди
за пивом -ничего себё!
- про чёрны очи
один тихонечко под нос
себе насвистывал,
в столовой -рыба на поднос-
тут не до твиста.
Был рыбный день, тень на плетень,
оперативное
заданье , телефон -тень-тень
- чего противнее,
скажите, в жизни может быть,
когда ты молод,
и в чувствах просто всё звенит,
как серп о молот.
Задание, однако, все ж
было получено-
на голове моднячий ёж-
чего уж лучше,
два офицера КГБ
да подстиляженных,
не знавшие в своей судьбе
ухи стерляжьей.
Вот генерал, подняв аврал,
тот делал выезды,
и арестованный не врал, -
и шефа выдал.
За осетровый шпионаж ,
о как сурово,
наказан опер - сыщик наш,
король улова.
А с ним Серёга -глазом синь,
ну прям Есенин,
Марии - поварихи сын,
любимый всеми.
Тут весь отдел , трудясь,
потел -и вот задание,
конспиративно, чтоб на связь,
как на свидание.
Про Юлия известно всё-
он тамиздатчик,
а если надо -ты просёк?-
и передатчик
отыщется в сарае
где, и "пианистка",
конечно Рая
и на вид , поди, артистка.
Из краснофакельцев, поди,
или из ТЮЗа,
вот тут возьми да попади -
чтоб кием в лузу.
"ГамлЕта" ставят , а амлет,
поди, -в столовой,
кто рыбных не знавал котлет,
не знал улова.
То не погоны ценных рыб,
не генеральские,
и как измерять эту глыбь
-ведь не Аральское
то море, только Обь-река -
её излучины,
поймать здесь- только дурака
и то измученного.
...В судьбе судьи такое ли бывало!
И напевая из "Леонкавалло",
он шел туда, где - грабли от награбленного,
чтобы войти в холсты Оскара Рабина.***
И потерявшись в ломаных мирах,
познать не торжество, а липкий страх.
Отлиться пулей Пуго словно пуговицей
от вицмундира сталинского пугала.
*Осенью 1965 года Синявский был арестован вместе с Ю. Даниэлем по обвинению в антисоветской пропаганде и агитации. В феврале 1966 года осуждён Верховным Cудом на семь лет колонии. Суд над писателями, известный как «Процесс Синявского-Даниэля» сопровождался тенденциозным освещением в печати и был задуман как пропагандистское шоу с разоблачениями и покаяниями, однако ни Синявский, ни Даниэль не признали себя виновными. ёл процесс председатель Верховного Суда РСФСР Л. Н. Смирнов.
**Перефразированная строчка Бориса Пастернака из:
"Итак, вперёд, не трепеща,
и утешаясь параллелью,
пока ты жив и не моща
и о тебе не пожалели..."
4. Монолог присутствовавшего
Нам дороги и Плятт, и Смоктуновский,
на кой же ляд обпились мы "Смирноффской"?
А вместо гузки жирной на закуску,
пошло не столь дородное искусство.
Два тощих зэка -братья -арестанты,
знаменье века- вот они Атланты-
Терц и Аржак - какой могучий эпос!
Фемида ржавая вершила дело слепо,
над пропастью во ржи заржали кони,-
зевнула пасть - вдвоем, как на иконе,
они в кромешном мраке-то не враки
конешно, в длинном лагерном бараке.
Борис и Глеб? Два инока свободы?
Инакомыслия немыслимые роды.
Ведь не уроды, вроде. Кем же стали?
О том писал в трудах товарищ Сталин...
Они , как бы Беляев и Леонов -
в открытый космос. Радость миллионов
снискав, и подтвердив величье строя,
пока "Битлов" мы слушали, настроив,
(нас трое было- я, дружок и брат)
приёмничек на буржуазный лад.
Тлетворный Запад- сквозь глушилки-к нам.
И сидя у барачного окна,
я видел, как, по-рачьи проползая,
сосед на радостях спешил к соседке Рае,
до рая было близко -коврик с парочкой
над коечкой да супчик с хлебной корочкой,
картошка в сковородке золочёная,
ну как не выпить за большого, за учёного?
За то, что Леонид Леонов, словно,
на "пуповинке" в космосе так славно.
Ну не по полной, ну хотя б по половинке,
ну и огурчик тут же -без заминки.
А в Вёшенской, бродя во флягах, бражка,
наружу торкалась. Зря бородач Абрашка
в мешок антисоветской злобы шило ховал-
всё ж Нобелевка хрясь -на темя Шолохова.
Взорвался наш Мишель, как динамит
на съезде на партийном, мол, наймит,
противно, мол, таких упоминать,
тут кто-то призадумался:"Смайнать
бы мне куда на вольный что ли Запад!"
А кто-то - до буфета да и зАпил.
Уже осУжден Бродский -тунея...
И этот суд уродский втуне я
описывать, конечно же, не буду,
и так известно всё простому люду.
Доярка осудила и шахтёр,
так и пошло с тех самых славных пор.
Повысим же удои компроматов,
взорвём в степи широкой мирный атом,
прорвёмся в космос, на гора - изменников,
дух выпустим , чтоб замолчал, из Меня...
Не только Маня с Ваней , но в ИМЛИ
Синявского клеймили , как могли,
пока , грустя под музыку Чайковского,
ответ писала Лидия Чуковская,
пока судачили в курилках и в суде,
что двое выносили крышку, де,
от гроба *, чтоб на тощие зады,
накликать непристойнейшей беды.
Товарищу Косыгину - сам Гинзбург,
не закосил , а пишет -демиург
уже сидевший ТЮЗа режиссёр
и тем выносит из избёнки сор.
Так крышка гроба барабанной дробью-
земля по коей -и совсем не робко
стучала, слышал Пастернак- покойник,
пока в бараках жались мы по койкам.
*На похоронах пастернака Синявский и Даниэль несли крышку гроба
5.Монолог сожалеющего
Не "Тихий Дон" теперь уже -Донцова,
суров закон - и заметают снова.
То там, то тут метут, во все пределы,
как было и при красных, и при белых.
Как было то при Сталине и Брежневе,
как при Андропове могли стрельнуть по прежнему,
ну если хоть не отпрыска Есенинского,
то ну хотя б завмага "Елисеевского".
Нельзя нам без усушки и утруски
народа русского на то, видать, и русские,
нас много-миллионы, тьмы и тьмы,
и потому не замечаем мы
с неспешностью умильной динозавра,-
отгрызен хвост, и то ли будет завтра?
Есенин - Вольпин к памятнику Пушкину,
а КГБ враз - ушки на макушки.
Тут стая рыб , вот будет им рыбалка,
не то что вам фарцу ловить на балке,
валютчиков да мелкий самиздат,
вообще с интеллигенцией беда-т...
Филологи - вот истинно зараза,
к примеру, хоть Лариса Богораз...
Диагнозов исписанные листики,
заумный бред структурнейшей лингвистики.
Ну а в конце концов -пойдет на площадь,
не пожелав скромнее быть и проще.
Аминазин советской пропаганды,
ты слышишь, Зин, любви Индиры Ганди
к бровям густым сильней во много раз,
а тут ещё лингвистка Богораз...
Она из Новосиба с Даниэлем-
во Внуково...И словно год не ели
гэбистские литеро-барракуды,
набросились, как будто ниоткуда
возникнув...Был предупреждён
писатель-переводчик вместе с жёнами.
К тому же с этой, вроде, разведён...
На фронте ранен? Ой, ты тихий Дон,
да кто же не ранен был, коль Гришка Мелехов
на вороном коне, как бы на велике...
И с шашкой наголо, так не наглей,
давай-ка, брат, по маленькой налей.
И так вот -борозду железным лемехом,
как завещал Дзержинский -по мехам
и крепдешинам барышень -попроще быть,
чтоб не писали лозунгов для площади.
Чтоб не читали самиздатских бредней...
И вот идут в расставленные бредни
большущим косяком, как бы в пошивочную,
чтоб точку зрения отстаивать ошибочную.
6.Монолог ходившего на площадь
Нам "Явы" мастерили братья-чехи,
а то "Ижей -планет" бензино-чихи,
кобылой Мелеховскою под нами-
так было,- пролетарского цвет знамени,
чёрт на крыле, девица сзади плотно
прижавшаяся нежно к куртке потной,
да волосы по ветру -вот свобода,
шестидесят какого-то там года.
Зачем Вьетнам нам? Стрельбы по "Фантомам",
тома марксистских классиков? Парткомам
известно, что лишь Пушкин -"наше всё",
ну так сиди, пиши своё басё-
ты наг и бос, ты в ватной телогреечке,
а тут "Фантом" пикирует на бреющем,
при том напалм...Ты с кетменём вьетнамец,
они вот так же могут ведь и с нами.
Над "Белой книгой" потрудился Гинзбург -
и на Лубянку, вкусный, словно чисбургер
отнёс машинописный экземпляр,
там заглотили. Вот какой фигляр!
Не чтит 70-ой он УК ,
и сразу под микитки дурака,
читатели -литературоведы в штатском,
а как ещё вот в этом мире шатком?
Но вот уже и 68-ой .Сидят Аржак и Терц,
По Праге - танки. Вот так , мин херц,
совсем обевтушенясь,
не думал я тогда, что вкус тушонки
солдатской в наших танковых войсках
так сладок...На твоих висках-
Гренландия, но как же были юны,
заракотавши, бардовские струны,
чтоб танков мощный грохот перекрыть,
по кухням уже ропота не скрыть.
Что голосом кастрата у костра-то?
Да нет -на площадь, хоть и нету страта,
как у какого-нибудь Джона Леннона,
который прогремел на всю вселенную.
И вот он Лёня, Лёнечка Губанов,
творец баллад - 68 дана,
а с ним Вадим юнейший Делоне,
и вот уже на площади оне.
Да что там площадь?! Что могло быть площе?
Что , чтение поэм под Маяковким?
Нельзя ли всё же как-то быть попроще-
да с тем же хоть Арсением Тарковским?
Потише, что ли , помедитативней,
посоцрелистичней - снег да ливни,
да листья ржавые, да в небе облака,
а то дубинками, поди, намнут бока!
ОфецерА - то на Лубянке после пьнки,
уж больно злы, почти , как нынче панки.
7. Монолог отсутствовавшего
Приснится синь, приснится блажь,
И всё покажется ничтожным:
Мы – рьяный пыл, мы – пьяный раж,
Вираж планеты безытожный.
(Ю. Даниэлю, А. Синявскому, Ю. Галанскову, А. Гинзбургу ,1968, Вадим Делоне)
За Лёню заступался Евтушенко,
пытаясь гладить зверя против шерсти.
Зверь веры в светлое -опять его в психушку,
ведь это Лёня только , а не Пушкин.
Как дым "Дип пёрпл" по Москве полз СМОГ,
то дым Отечества, кто надышаться смог,
тот Ихтиандру уподобясь с жабрами,
стал до свободы слова шибко жадный.
И вот в Новосибирске Делоне,
как Пушкин сослан Вадик - и вдвойне-
Михайловским стал городок учёных,
куда его скорей- от мыслей чёрных.
Чтоб больше не ходил на место лобное
и лоб не морщил, мысля , что масштабное
такое, что не даст ему покоя,
а срок и вовсе снимет, как рукою,
печали все...До правды, как до Праги,
и прячутся щурята за коряги
на Бердском на заливе, где песок
и волны набегают на мысок.
Какие митинги? Когда два раза в год,
как в стругах викинги- на площадях народ,
шары, цветы, портреты транспаранты,
труд, мир и май, -спокойствия гаранты.
А вот уже теперь и Лианозово,
как будто в жопе КГБ заноза.
Европу удивить искусства дозою
да на ноже проехаться бульдозера,
пока сажали бригадмильцы саженцы,
на что-то намекая, как мне кажется,
вот в чем заслуга Рабина Оскара,
не устрашившегося хищного оскала.
Печатная машинка, кисть и холст,
закладка экземпляров очень толстая,
листочков пять, как митинговщиков у лобного,-
вот повод для разбора для подробного
фантазий неумеренных - в суде,
они как бы - кругами по воде.
Ведь на Луну уже заброшен спутник,
ведь планы Запада подорваны и спутаны.
Маршалл с Бжезинским, знаем, обламаются,
ну а Синявский с Даниэлем пусть помаются.
Но Даниэль с пророком ненароком
библейским Даниилом раньше срока,
похоже предсказали -танки пражские,
сломав все оцепленья гнусно-вражеские,
прорвутся к Дому Белому не раз,
как Ванга, предсказала Богораз-
перестарается, конечно же ЧК,
и Гавела познав , и Дубчека.
Но -поздно. Всё свершилось -не вернуть.
Куда теперь кривую эту гнуть?
Кому тут пряник, а кому тут кнут?
Да и подъём для сивки шибко крут.
И вот настал он, этот "день убийств",
ну что же предсказателя -на бис?
Да хоть бы даже, скажем, и на браво,
ведь воевал когда-то парень бравый...
Но взгляд отводит :" Только -не -не я.."
Наверное,всё ж дали знать ранения.
8. Монолог сидевшено
«Стука я не расслышал. Двое в штатском стояли на пороге.»
"Суд идёт" , Андрей Синявский
"... После тебя восстанет другое царство, ниже твоего, и ещё третье царство, медное, которое будет владычествовать над всею землёю. А четвертое царство будет крепко, как железо; ибо как железо разбивает и раздробляет все, так и оно, подобно всесокрушающему железу, будет раздроблять и сокрушать… "
(Дан.2:31-46; 7:1-28)
Пройду по льду "Чаконы" Губайдулиной,
чего , скажите, так вот губы дули мы -
на эту жизнь -ведь Смерть ещё страшней...
Она-итог. И не поспоришь с ней.
Надгробье Делоне ли под Парижем...
В каком досье фамилия открыжена?
Вандалы ль на могиле Пастернака,
когда крылом подбитым простираясь,
снег возлежит за тихим Переделкиным,
и ничего уже не переделать.
О, "Белой книги" беглые страницы!
О, лязганье решёток. Гул столицы.
Столице протекающие фрески,
как эти краски ярки, грани резки!
И если всё расставим по ранжиру,
выходит, Даниель был "оранжистом"?
Давай, -скорей сшивай том уголовный,
задумавшись над той головоломкой.
Найти ли дельце лучше для отдельца?
Он образован. Он читал сидельца.
Он, в сущности, профессор филологии,
а тут и оттепель вторая на пороге.
Куда ж, скажите, следаку Скромнову?
В писатели. И он кроит обнову
для мыслей. Вот и книжка за свой счёт.
К тому же от читателей почёт.
Он рассылает томики стихов-
таков, выходит, всё ж закон веков,
должна свершить свой круг злодейка-карма,
корма уходит- тихо после шторма.
Прыжок с кормы*. Туда, где пашет винт,
чтобы смолоть- такой нежданный финт
и тихого, и скромного туриста
под звуки разухабистого твиста.
Корабль трофейный, супер-яхта Гитлера,
перелицованный. Совсем иная литера
над задранном над водами носу...
И вот–как в пропасть. Только в чём же суть
того, чтобы сбежать к медузам,
с борта нырнув "Советского Союза",
в радиоволны вражьих голосов,
прорвавши занавес железный, на засов,
на ржавый запертый. Вот так, презерватив
презрев, малыш -бесстрашен и ретив,
спешит атаковать яйцеклетку,
вот так Тарас заносит свою плётку,
чтобы обрушить гнев на зад Андрия,
но нет пути назад. Мрак океана роя,
рой головастиков - спешит к отверстой матке,
пока пишу конспект в своей тетрадке.
Беременных студенток - в абортарий,
а мэнээсов из лабораторий
насочинявших- их, скажи, куда?
Патлатый - тот. А этот - Борода.
Но роет глубь Курилов Слава, словно,
он от статьи сбегает уголовной.
Он где-то рядом -берег филлипинский.
И как бы Ихтиандр о Вертинской
мечтает гунн о голубых лагунах,
кораллах, ласковых дельфинах, рыбах - лунах.
И так же, как с борта он прыгнул давеча-
уже и Солженицына , и Галича.
Метут метлою из избушки сор,
и не вернулся из турне танцор,
а к нам зато, не видевшим Мадрида,-
и Де Фюнеса и , конечно, Дина Рида-
Софи Лорен для известковых стен-
куда ни глянь-кругом Софи Лорен,
беременная, знать, соцреализмом,
так мы к её груди припали слёзно.
*см. книгу, совершившего беспрецедентный побег из СССР океанолога Славы Курилова "Один в океане".
9. Монолог отсутствовавшего
"Всплыв на поверхность, я повернул голову и… замер от страха. Возле меня, на расстоянии вытянутой руки — громадный корпус лайнера и его гигантский вращающийся винт! Я почти физически чувствую движение его лопастей — они безжалостно рассекают воду прямо рядом со мной. Какая-то неумолимая сила подтягивает меня ближе и ближе."
Слава Курилов, "Один в океане"
"Кто-то бедствует, ищет, к чему бы русскому прислониться в этом раздольном, безвоздушном, чужеземном море. Но всё бегут, бегут. Россия — Мать, Россия — Сука, ты ответишь и за это очередное, вскормленное тобою и выброшенное потом на помойку, с позором — дитя!..»
Абрам Терц
Под мрамором парижским лёг Абрам,
и славой, и мучением орамленный.
Навек остановилось сердце Терца,
как бы в Неволе отворилась дверца,
и встал из гроба иноком Андрей-
и, онимбев, ушел в простор полей,
которые лежат в снегах, как паволоки,
в венце терновом из колючей проволоки.
Святой и шут. Две сущности в одном.
Пророк? Юродивый? Литературный критик?
Лик бесконечности, как Ньютона Бином.
Всезрячий Зрак, что от удара вытек?
Запутался в сети аквалангист
сбежавший.Что ж, давай, ликуй гэбист!
Он увернулся всё же от винта-
как от дубинки ласковой мента,
а то и -телевизорной антенны,
метались по стенам, мелькая, тени,
когда по Галичу прошёл последний ток,
и это был , конечно не Вудсток,
и огребала ГЭС такие тонны,
что заблажили все магнитофоны.
Хрипя, бренча, душевно декламируя,
тогда, конечно же, как все, явился миру я
с гитарою и песенкой своей,
средь необъятных северных полей,
откуда доносилось лишь "Налей!"
Лариса Богораз в последний раз
в иллюминатор глянув самолёта,
увидела сияющее лето,
и на воде реки бурлящей нас.
Турбина молотила лопастями,
мы прыгали в кипящих вод котёл.
Но увернувшись от секир турбины,
мы гимны детству своему трубили
телами -гуттаперчевые мальчики,
пока Стрельцов с Пеле гоняли мячики.
Но рыба через слив шла косяком,
как эвээмов лента перфорированная,
и что же нам - барачным босякам
с ней было делать? Пой же лира моя,
о том, как, соревнуясь, за глушонкой,
мы плавали, чтоб нельмой торговать,
как, балуясь с красавицею-жёнкой,
шел косяком народ в свою кровать.
Он шёл намёрзшийся вовсю, наголодавшийся,
в надежде, что вот так и будет дальше всё,
как в телевизоре с аквариумом-линзою,
где Тихонов казал нам коммунизЬм
на тракторе в Пенькове электрическом,
не путаясь в ученье эклектическом.
Мой папа строил ГЭС, сажал картошку,
сетёшки из реки таскал он "кошкой".
Карябал якорь дно Оби песчаное.
Мешками - стерлядь. Это дело пьяное.
Разгульное, разбойно-ермаковское,
понятно, и под "крышею" ментовскою.
А за рекою на холме - наука...
Но , боже мой, какая всё же скука
Росии-суки вымечко сосать,
не лучше ль в речку "кошечку бросать"
да, самоловчик ловко выбирая,
спешить в чертог обещанного рая?
Зачем икра в буфете дворца съездов,
вспороли осетра- богатства креза-
да вот она-та чёрная икра,
как будто бы по-чёрному игра.
Cмогли усвоить той игры науку,
Но "кошка", изогнувшись и мяукнув,
погнала стаи рыб сквозь ускоритель,
и бардовского феста устроитель,
чтоб не метали попусту икру мы,
дал знать - кому положено и кроме
физиков-ядерщиков и отцов филологов,
терзавших струны возле осциллографов.
То дело было, вишь, "Под интегралом",
пока папаня мой пахал оралом,
джеймсбондистый такой , проникновенненько,
со сцены декламировал про веники,
как бы их повязали на дубы,
забвенью гения придать дабЫ.
Папаня и маманя котлованились
до фени были им и патлы Ванины,
и диссидентов тощий самиздат,
мой папа был заядлый тамада,
любил пройтись он по порядкам с критикой
как бы по грядкам тяпкой -и не скрытно.
…Кто покупал у нас побитых рыбин,
не забывал спросить -откуда раны?-
и мы, честнейшие из пионеров Родины,
им объясняли, как стену тараня,
идёт косяк на нерест неотступно,
вот тут его и рубит гильотина
турбинной лопасти -безжалостно для супа
домохозяек, и за три с полтиной
за килограмм готовы осетришку
продать мы, чтобы "Вермута" отведать...
А мент крышовщик папин всё на книжку
откладывал, чтобы купить "Победу".
10. Монолог хронического очевидца
"Погоди... На ладонях смола
Запеклась лиловеющей коркой...
Жизнь и вправду когда-то была
И не жаль ее праздной и горькой.
Только нужно отбросить слова
И придти на песчаную пустошь,
И упасть, словно тень от ствола,
Но меня ты и впредь не отпустишь".
Игорь Бухбиндер
«Мы бренны в этом мире под луной.
Жизнь только миг. Небытие навеки.
Кружится во Вселенной шар земной,
Живут и исчезают человеки...»
Юрий Андропов
Кремль , словно камень в почке у генсека,
а пуля, как ракета- астероиду.
Международной станции отсекам
Москва подобна. По прямому проводу-
ацтекский жрец , пока верстаем план,
предупредить, что, мол, за почкой почка,
из Космоса -на наш Тенотчитлан…
На том заглохли и тире, и точка.
Глушилки включены . Но голосом Данатыча,
мол, бриллиантами давно торгует дочка
дана наводка … Вру? Да ну ты чо!
Сигнал от ГРУ был передан по рации,
о том, что станет станция прободной,
и угрожает –разгерметизация,
уже помимо «Радио свободы».
В подъезде, в лифте –выстрел в почку левую,
подбит болид, знать это дело плёвое,
попасть, прицелясь, киллерше-жене,
ведь это же не Рио-де-Жане…
И не Париж, где ты творишь свой «Синтаксис».
В кинотеатрах сшорканные спинки все
у стульев откидных…«Солярис». Лем…
Ну кто же знал, что так вот приболеем?
Кетцалькоатль –он в пирамиде мраморной,
а Монтесума всё ещё в Кремле,
хозяйственною сумкой морда- рамою-
багетовой украшена… Мамлеев,
не мямля, и не пожалев отца
народов, объяснил полёт свинца.
Так Океан стреляет сам в себя,
в спецклинике осциллограмму считывая,
пока читает приговор судья
Крайнов, и диссертации защита,
быть может статься, не в ИМЛИ,
в Сорбонне или на краю Земли,
а то и за пределами Галактики,
как мы в колхозе, на фольклорной практике.
Так Кельвин у Тарковского, ступая,
по дымным грёзам, там, где боль тупая
глядит на осыпающийся лик
отца- аннигилирует старик.
Не надо даже пули. У молекул-
нет сил держаться. Все –салям алейкум!
И распадаясь, больше не нужны-
нейтрино эти никому. Жены
лицо- авоськой спецпайковой ,
зарёванное, словно горсть земли.
Да внук за тем подглядывает в шёлку,
как тащут вниз поверженного Щёлокова.
Захлёбывается аппарат диалеза,
за полной невозможностью диагноза,
где Галя –с бриллиантами, где Света,
а где поэт, поющий с того света?
Нельзя уже никак отфильтровать
Буковского в психушке на кровати
от бунтовавших в Венгрии повстанцев,
и рвущихся сквозь щель радиостанций.
Скрежещет почка. По отсекам свищ и,
в него извне несчитанные тыщи-
до золота охочих канкистадоров,
а это, понимаешь, ещё та дыра.
К тому же, то - в боку дыра от пули.
И кривотолки сквозь неё, как улья
жужжащий , агрессивной дезы рой,
а во главе летит Медведев Рой.
Фонтаном брызжет нефть вовне, и баррель
упал в цене. И напевают барды,
и выпал из окошка Башлачёв,
пока на даче ели шашлычок.
И я того, увы , не понимаю,
зачем всегда скривляется прямая,
и сколько тут, ты согласись, не рой,
дыра всегда останется дырой,
горой Магнитною не станет камень в почке...
Зуб выбитый в логической цепочке,
в улыбке примирительной дыра.
Ну что ж тогда? За Веру и Царя!
11 Прощание с романом
"Прощайте годы безвременищины..."
"Август" (роман "Доктор Живаго")
Спасибо, Серджио д, Анджело, наш итальянский партизан.
Ты не иконы и не гжель на Запад пёр, а по низам
как бы органным пробегая, романа рукопись. Но МИД,
не знал, шпионами пугая, что это как бы динамит.
Как мил Милан без Муссолини, какое совершенство линий!
Но даже и после попойки, с большого даже похмела
могло ль пригрезиться такое?
Чтоб СССР пустить, как поезд,
да под откос? Ну и дела!
Каким быть нужно диверсантом? Роман шпионский про роман
с таким невиданным талантом разыгран – и во весь экран
полуулыбка Киры Найтли. К тому ж ещё и долби стерео,
от Серджио такое «Нате!» И что же - стерва?
Не без того. Элен Пельтье, дочь атташе морского Франции,
Абрама Терца скрыв в пальтЕ, и как бы уходя в прострацию,-
допреж того –от псевдонимов уже к известным именам-
светясь красою, словно нимбом – везла тот книго - аммонал.
И повезло. Не засветилась. Видать, утратил пограничник
собачий нюх,как бы хотелось. И рукопись в пятьсот страничек-
в бюстгальтере...Француженка. Они бывают пышногруды.
Того случится может хуже, как -шахидка, - слошь обломков груды.
Давай, Джакомо Фельтринелли, под насыпью копай дыру.
Мы от марксизЬма охренели. Я тут конечно не совру.
Так суй в сползающую насыпь из черепов, костей и пейсов
шрифтов пороховую сыпь. А ты , генсек, -пойди, напейся!
Наш паровоз вперёд летел. И вдруг - газет косяк новаговый
под рельсы .Знать, поспел -пострел! С отвагой «Доктора Живаго».
Сказал генсек-и дрогнул зал, почувствовав –качнулся поезд,
неужто же сюжетом взял? Иль просто хмель после попойки?
Свинья ли то под дубом рыла, или какой гигантский крот,
партейцев вытянулись рыла в растстройстве за родной народ,
который пел, пахал и плавил и сочинял про урожай,
а тут вот -на совсем без правил взял разом всех пооблажал!
А паровоз, валясь со склона, кидал на шпалы тиражи,
метнулась Анна от перрона, такому делу поражаясь.
На рельсы не хотелось ей, а в Переделкино на похороны
чтоб от Карениных-вождей подальше. Потому что плохо ей.
И Вронский был чему-то рад , когда увидел-вместо Анны
в гробу лежит- лауреат, уже совсем лишённый праны.
И иностранная печать разорвалась как водородная.
Так что повергла во печаль. И что же делать-мама родная?
Наш паровоз летел, корёжась, -пока Живаго доктор Юрий,
смотрел, как оплывали рожи – после де факто - и де юре.
Уже не плакала страна , как было , провожая Сталина,
а просто посылала «на» -роман верстали…
Мело , мело миланским шрифтом - во все пределы,
и голос Галича - постскриптум дыру проделал,
в чугунных бюстов головах, гнездо свив галочье,
чтоб на яву, не на словах-вот это сволочьё
ответило за всё, за всех,кто "галкой" мечен
по спискам , как велел генсек, шагая в вечность...
12. Кровяная колбаса
У завгара автозаков маловато,
в канцелярии кончаются повестки,
в кабинете воздух спёртый, словно вата,
так накурено, что хоть топор повесить.
В деле Меня штук десяток топоров,
выбран весь лимит аминазина,
письма в прессу, как мычание коров,
колбасы не видно в магазинах.
Догнивают под стеной останки,
разве ж то экстракт успокоительного?
Вот уже и сульфазинят танками,
по стопам уклона обвинительного.
Следаки накатят ли по стопочке,
Катя ли им мило улыбнётся,
шьёт ли зек, отсиживая, тапочки,
жертва ли от пули увернётся...
До чего же мы просульфазинены,
до чего же мы просимечастнены,
всё уже забито магазинами,
а ведь всё равно ещё несчастные.
Отдаёт завгар команду-вымести
сор , замыть кровавую блевотину.
Ну на ком нам неудачи выместить?
вы хотели удали - так вот она.
Набухают дачи генераловы
словно шишки от твоих укольчиков,
так зачем, поэты, помирали вы,
всё равно они- то живы, сволочи.
Скажет на собранье комсомолочка,
что, пора тебя да вслед за Бродским,
или просто мордою да , мол, в очко,
чтобы не мешал есть бутербродики.
И погонят на убой коровушку,
от телочка оторвав, от клевера,
от удара в челюсть брызнет кровушка,
по завязкам -рекам шапки Севера.
Фарш сплошной да Коба оболочечкой,
сверху Пастернака чудо –веточка,
провинился я хотя бы строчечкой-
срочно шей мне дельце, дева-деточка.
И следак закусит бутербродиком,
и упрячет в сейф, как в холодильник,
показания твои. А то же вроде как,
зажигает по ночам светильник.
Тоже пишет стих любимой Катеньке,
что поверху хлеба будет -Масловой,
перед тем, как вместе с нею спатеньки,
ну хотя б не наяву, а мысленно.
03.03.2013 13:23
* На иллюстрации первое издание романа "Доктор Живаго".
© Copyright: Юрий Николаевич Горбачев 2, 2013
Свидетельство о публикации №113030305654
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Редактировать / Удалить