«Быстрее света в природе ничто двигаться не может,
значит, из черной дыры не может вообще ничто не
выходить. В нее можно только упасть под действием
огромных сил тяготения, но выхода оттуда нет».
И.Д.Новиков, «Куда течет река Времени?»
«Границу черной дыры называют горизонтом событий
[или горизонтом Шварцшильда, прим. автора].
Название это понятно, ибо из-под этой границы не выходят
к внешнему наблюдателю никакие сигналы, которые могли
бы сообщить сведения о происходящих внутри событиях.
О том, что происходит внутри черной дыры, внешний
наблюдатель никогда ничего не узнает».
И.Д.Новиков, «Куда течет река Времени?»
«Наблюдатель, упавший в черную дыру, никогда не сможет
оттуда выбраться, как бы ни были мощны двигатели его корабля.
Он не сможет послать оттуда и никаких сообщений. Ведь
даже свет – самый быстрый вестник в природе – оттуда не выходит.
Для внешнего наблюдателя само падение корабля растягивается
по его часам до бесконечности. Значит, то, что будет происходить
с падающим наблюдателем и его кораблем внутри черной дыры,
протекает уже вне времени внешнего наблюдателя. В этом смысле
черные дыры представляют собой дыры во времени Вселенной».
И.Д.Новиков, «Куда течет река Времени?»
***
Зеркально-серебристый шар опрокинулся и занял почти весь обозримый горизонт событий. Его студенистая поверхность дрожала от каких-то внутренних взрывных процессов, которые отголосками изменения метрики пространства–времени вспучивали его зеркальную гладь и тягучими всплесками проявлялись на поверхности, искривляя идеальную сферическую форму ежемгновенно. Создавалось впечатление, что нечто неимоверно огромное давит на этот гладкий рельеф изнутри, пытаясь вырваться наружу, освободиться из прекрасного плена серебряной клетки, но безуспешно.
Сквозь пленку аквариума-корабля ощущалась серебристая поверхность зеркального шара — гравитационной линзы. Гравитационная линза оказалась гравитационной ловушкой для корабля и его экипажа. Это и был горизонт событий Шварцшильда. Сверхсильные гравитационные поля искривили пространство–время вблизи зоны Шварцшильда. Метрика пространства-времени Минковского исчезла. Новая метрика корабля получила еще один импульс возмущенных полей тяготения, и корабль принял форму капли, обращенной острой стороной к границе Шварцшильда. За окнами иллюминаторов поднялась ртутная волна и побежала к этой капле. Гравитационные силы волны облизали ртуть гигантской капли и вновь растянули ее центробежными силами к краям алого горизонта. Следующая набежавшая волна плотно свернулась в тор, и получившийся бублик с шумом устремился к стенкам аквариума-корабля. Настал решающий миг для «Я-сознания», когда подступивший гребень гравитационной волны, приблизившись, выстрелил зеркальным протуберанцем в кораблик, захватив свою добычу в гравитационную ловушку.
Движения пилотов замедлились. Руки что-то привычно делали на панели управления. Они жили сами по себе. Каждое перемещение кисти и пальцев от одной кнопки к другой составлялось из множества стоп-кадров. У экипажа перехватило дыхание, наступило кислородное голодание. В состоянии эйфории вспомнились эпизоды на верхней точке качелей, и затем сладостная дрожь нирваны свободного падения пронизала все ощущение «Я». Часы на панели управления мигнули и замерли. Время остановилось. Горизонт событий сомкнулся далеко за кормой корабля.
Ртутная чаша росла прямо на глазах. Ее края слегка изогнулись и задрожали, затрепетали на самой кромке, отделяющей линию горизонта этого неведомого объекта от звездного простора Вселенной. Понятие привычной перспективы перестало быть явью и медленно растворилось в глубине восприятия сознания. Перед рефлексирующим взором нового, вырастающего где-то внутри своего «Я», «Я-осознания» открылась странная призрачная картина окружающего мира – иного измерения. Казалось, что прежний мир остался где-то там, за стенами стеклянного ячеистого аквариума.
Топология и размерность пространства изменилась. На стенках шестигранных сот неподвижно застыл световой конус, превратившись в яркую пульсирующую точку-импульс на кончике его острия. Импульсы пылали алым пламенем. Огненные языки прожигали грани ячеек насквозь. Вспыхнули мириады маленьких солнц. Из новых источников света начал выкристаллизовываться зеркальный конус, интенсивно фиолетовой окраски, образующий с тем зазеркальным конусом фигуру феерической клепсидры. Светомузыкальная дискотека пространственных измерений набирала обороты.
Изо всех мыслимых измерений перед виртуальным взором «Я-осознания» рождались, мерцали и гасли фиолетовые искры. Они выкристаллизовывались в целое множество математически гладких клепсидр. Бесконечно прозрачные к внешнему зааквариумному световому потоку, фигуры песочных часов росли, наполняясь песчинками — квантами Пространства-Времени. Их основания смыкались по соприкасающимся граням и образовывали плоскую, как бы стеклянную поверхность. Иномерный кристаллический мир новой реальности вставал во всей своей красе.
Наступил момент, когда обычный мир в «Я-осознании» стерся, исчез. Мироздание стало бумажно-плоским в трехмерной памяти прежних ощущений. Для иномерного «Я» это казалось нормальным, и не удивляло вовсе. Каждый фотон был теперь не только спектрально зримым, но и тактильно осязаемым. Фотоны походили на розовые, желтые, зеленые и фиолетовые гофрированные конусы, короткие и длинные. Они падали на хрустальный купол небес здешнего мира, прилипали к его небесной тверди, превращаясь в капельки красной росы на стекле, а затем, меняя цвет, протыкали эту твердь с хрустальным звоном, вытягивались вновь и неожиданно застывали ярким оперением еловых лап.
Кристаллический ельник незримо шелестел хрустальными лапами и переливчато звенел бубенчиками матушки-зимы. В другом измерении наступила ядерная зима. Бушевали потоки адронно-кварковой бури. Извергались вулканы, сложенные из псевдовещества, неся раскаленную лаву ядерной жидкости к своему подножию. Кучерявилась на склонах вулканов нейтринная пена. Мела поземка и наметала большие пушистые белые сугробы. Это смерзались в многомерные снежинки свободные глюоны. Штормило гравитационное море, неспешно накатывая ртутными волнами гравитонов на песчаный берег Бесконечного Времени.
Алое закатное небо на горизонте вспарывалось мерцанием северного сияния, порожденного реакциями аннигиляции вещества с ядрами антивещества. Вздыбилась блестящая серо-зеленая поверхность кваркого моря, озаряемая желтой термодинамической дымкой испускания тахионов и поглощения света. Всплески сверхсветовых тахионов тонкими лучами поднимались к алым спиралевидным облакам, конденсирующимся из паров «мю», «пи» и «К» мезонов, и исчезали из видимости. Ртутная волна сверхплотного поля тяготения, сверкая всеми цветами радуги под небом удивительного вневременного мира, поднялась и закрыла собой весь горизонт событий. Горизонт Шварцшильда алел и величественно отбрасывал кругом отблески пляшущего огня, зеркально отражаясь на поверхности ртутных протуберанцев.
Осознание своего «Я» взорвалось и выплеснулось наружу. Вот оно уже не внутри телесной оболочки, а где-то снаружи, вокруг тела, за пределами корабля. Оно сразу везде и нигде. Осознание выплеснулось изнутри во внешний мир, опираясь на матрицу глубинного сознания, как на точку опоры. «Я» стало вездесущим. Что такое «Я»? Где «Я»? Везде и нигде, то есть, ни в одном конкретном месте его нет. Некая липкая субстанция выползла из тела за пределы корабля и с любопытством оглянулась на мир. Как интересно! «Я» слилось с Абсолютом целиком и полностью.
Видение прямой перспективы исчезло. Мозг тщился построить хоть какую-то осмысленную картинку. Все непривычно изменилось, исказилось. Дальний обзор внезапно приблизился и стал микроскопически детальным. Ближний обзор наоборот уменьшился. Картина пейзажа с обратной перспективой ширилась в глубину обзора и в диаметре луча зрения. Те, звездные скопления и галактики, что были обычно далеки, малы и едва различимы, приблизились. Родная галактика — Млечный Путь трепетала на грани соприкосновения с новым «Я». Спиральные рукава Млечного Пути сверкали близкими звездами и, окутанные шлейфами газовых туманностей, окрылено неслись в хрустальном безмолвии над зимним ельником.
***
Он вздрогнул и начал приходить в себя, постепенно включаясь в сознание. Длинные темные ресницы затрепетали, и синяя глубина моря распахнулась навстречу голубому небу. Глубокий вдох наполнил легкие свежим горным воздухом. Шелестела над самым ухом молодая майская трава. Пропело крыло молодого и глупого кузнечика, радостно перепрыгивающего через травинку. Божья коровка подползла к краю узколистой травинки и в нерешительности замерла. Былинка качалась на ветру. Букашка всеми лапами ухватилась за ее зазубренные краешки, чтобы не свалиться, но с очередным порывом ветерка она не успела расправить крылышки и кубарем полетела на нос непрошеного наблюдателя. Люциан засмеялся и сел. Божья коровка расправила крылья и, пощекотав лапками стартовую площадку, взмыла вверх.
Молодой человек проследил за плывущими в небе ажурными облаками, прищурился от яркого солнца и посмотрел с пригорка вдаль. «Пора прекращать медитировать в одиночку», — подумал он. – «Опасно». Он сорвал стебелек пырея, пожевал его в задумчивости, рассеянно огляделся. Солнце близилось к полудню. Ветер стих. Бархатный покров разлапистого ельника да колючего можжевельника расстелился по склонам величественных горных массивов. Снежные шапки слегка подтаяли, однако сверкающие ледяные вершины гордо напоминали любопытному оку о своей вечной независимости от времени года. Белоснежное царство свысока взирало на отчаянные попытки Люциана постичь границы мироздания умом и, казалось, иронично усмехалось проталинами нижней кромки снегового покрова, который, едва приоткрыв каменную кожу горной породы, тут же ее прикрывал от нескромного взгляда человека разумного.
Он зевнул, взглянул на свои новомодные электронные часы, подаренные недавно родителями, пробормотал: «Ровно полдень. Неплохо бы чего-нибудь перекусить». Легким спортивным движением подбросил вверх маленький камешек розового гранита, поймал его и пружинисто подскочил с земли. Примятая трава пырея и тысячелистника плавно расправляла зеленые побеги, радуясь свободе. Парень подхватил куртку и сумку, отряхнул траву с джинсов, разминая затекшие ноги, и направился по тропинке вниз в сторону ближайших домов небольшого провинциального городка.
Он не торопясь, брел по маленькому базарчику. Остановился около одной бойкой женщины средних лет, торговавшей семечки, жвачками, травами и прочей мелочью, чем еще могут торговать нынешние пенсионеры.
— Здрасьте, Степановна. Как жизнь? — спросил он.
— Привет, привет, мил человек. Чем занимаешься? Дела пытаешь, али от дела «лытаешь»? — в тон ему ответила она. — Тебе чего? Семечек, что ли?
— Угу, пару стаканчиков, пожалуйста, — он протянул две бумажки.
— Да не надо, мы с твоей матерью сочтемся сами.
— Держите, держите. Вам ведь пенсию опять задерживают. Я слышал вчера по телевизору об «экономических затруднениях».
— И то правда, — подхватила Степановна, — мать-то где? На работе?
— Как всегда, — ответил парень, мысленно уносясь уже в мир воображаемый и ирреальный.
— А отец поздно придет? — не унималась она.
Мечтательное выражение на лице молодого человека свидетельствовало о полном отсутствии вопрошаемого в данном месте.
— Люцик-цуцик, очнись. Ты, хоть слышал, что я спросила?
— А? Чего? А-а, ну да-да, конечно. Все будет в порядке когда-нибудь, вы не волнуйтесь. До свидания, — и он не спеша, пошел в тень небольшой аллеи раскидистых тополей, где устроился на скамейке с семечками, продолжая свои размышления.
Тетка пожала плечами и развела руками: «Опять «улетел» фантазер».
***
Фантазер лениво грыз семечки и размышлял. Вот, к примеру, тетка Степановна. Что она знает о «черных дырах» в необъятных просторах космоса? Небось, так и скажет, что из них шубу не сошьешь. А все-таки интересно, если ее спросить о них? Еще лучше рассказать ей об этом! Одной неграмотной соседкой станет меньше. Не-е, лучше ничего не говорить, а то начнет вспоминать, как ей НЛО привиделось. А ей сына надо было женить. Она как завопит не своим голосом: «Не забирайте меня! У меня дел полно важных!» Ага, важных, как же. Плавали, знаем эти твои важные дела — как с колорадским жуком на огороде бороться, да как соседи с ним совсем не борются. А соседи не ходят, да под ваши кусты не заглядывают, чтобы жуков посчитать...
На спинку скамейки прыгнул черный кот с белыми отметинами по бокам, как у пятнистого оленя. Он присел, прижал уши и потихоньку пополз к кривой ветке, на которой весело чирикал молодым тоненьким голоском желторотый воробышек, красуясь новым оперением перед собратьями. Кот подползал. Кошачий хвост подрагивал от нетерпения. Морда расплылась в нервной охотничьей улыбке. Охотник пытался подражать воробьиному чириканью, издавая звуки, однако слабо напоминающие птичье пение, хотя и не кошачье мурлыканье. Воробей ходил на ветке — подиуме, хвастливо вертел своими перышками влево и вправо. В его глазах отразилось еще чье-то восхищение. Такой слишком восхищенный зритель, видимо, не входил в планы модника. В это миг терпение кота лопнуло, и он сделал длинный прыжок за предполагаемой едой; хвастун не рискнул дожидаться исхода неописуемого восторга благодарных зрителей и ловко вспорхнул прямо из-под носа чирикающего фаната. Кот выгнул спину, опустил взъерошенную шерсть и обиженно проследил за полетом не состоявшегося окорочка. Он наморщил лоб, сощурился и снова лег на исходную позицию греться на солнышке.
***
«Капсула жизни — небесное тело, — неслась в звездном пространстве с невероятной скоростью. Подумать только, около тридцать тысяч километров в секунду по орбите вокруг желтой звезды, именуемой Солнцем. И было это небесное тело планетой. И имя той планете было Земля. Так было. Так есть. Так будет.
Кто-нибудь задавался вопросом: сколько таких капсул жизни – обитаемых планет мчится по своим орбитам большим и малым в необъятных для разума глубинах космоса? Может быть, существуют другие виды капсул жизни, непохожие на планеты с привычной для нас средой обитания? Все может быть. Например, вирусы. Чем не капсулы жизни?! Они, конечно, вредны и опасны, с нашей точки зрения. Тем не менее, их можно отнести к маленьким, невидимым для невооруженного всякими электронными приборами глаза, формам органики. Тоже получается — споры жизни. Что в них? Бессмысленная способность к размножению и мутациям или кладовая информации? Загадка. Да-а…».
Размышления Люциана прервались событием за прозрачным куполом его вимана. Целый рой светящихся точек — мелких астероидов по правому борту находился в зоне опасного сближения. При такой скорости, какую развил его аппарат, этот паровоз вполне мог увлечься в хвост ударной волны фотонного поля, а затем нарушить гравитационную центровку вимана и всех его полей: защитных и динамических. Он оторвался от экрана внешнего обзора, переключил управление на автоматическое отслеживанием цели и маневрирование. Чтобы оторваться от преследования астероидов, нужно было выключить все без исключения поля, даже защиту. Это позволяло прицельно выпустить электронные заряды. Тоже риск, но меньший. Люциан рассматривал на экране размеры и количество астероидов, выбирая наиболее крупные, которые могли угрожать кораблю непоправимым столкновением. Он сконцентрировал свое внимание на ближайших трех глыбах, несущихся с большим ускорением, и навел прицел электронной пушки на первом из них и нажал гашетку. Отдача от вылета заряда была весьма ощутимой — задрожали все переборки и корпус вимана.
В момент выстрела полностью снялись защитные поля. Отключение длилось всего ноль целых две десятых секунды. А при скорости ноль семь «це», то есть семидесяти процентах от скорости света, — это почти сорок две тысячи километров с межзвездной пылью мелкой и крупной, что особенно опасно вблизи темного пылевого облака. Корабль летел по касательной к силовым линиям мощных магнитных полей, создаваемых звездным шаровым скоплением. Это были молодые горячие звезды, находящиеся в самом начале своего развития. Горячие ядра пульсировали, словно сердца младенцев. Поверхности звезд выгибались под натиском внутренних ядерных процессов и рождали магнитоплазменную атмосферу. Бушующая атмосферная корона трепетала и величественно поднималась из-за краев темных фильтров, наводимых телескопами вимана. Корональные выбросы узкими языками вырывались из бурлящего плена звездного вещества, испытывающего непредсказуемые возмущения. Водородное облако, состоящее из ионизированных двухатомных молекул плавающее в этих полях, светилось изнутри красно-бордовым светом.
Цель. Выстрел. Еще раз. Есть! Теперь надо оторваться от надвигающегося града из осколков астероидов. Кибернетический навигатор заложил немыслимый вираж. Замигала тревожная надпись над головой: «Двенадцатикратные перегрузки!». Тяжесть ускорения сдавила грудную клетку. Свинцом налились виски. Тиски перегрузок сковали тело, в один миг ставшее грузным и непослушным. Секунды сравнились с вечностью. Вздох. И вновь невесомость! Люциан взглянул на экран обзора — светлячки астероидов исчезали далеко позади один за другим. Межзвездное безмолвие и величие наполнили мироощущение астронавигатора. Капсула жизни, виман, мчалась вперед. И только он, Люциан, знал истинную цель этого путешествия. Знал и хранил молчание, ибо так было нужно для спокойствия экипажа…
***
Завыли сирены пожарных машин, выезжая со двора районной городской пожарной части. Дежурная бригада, которая попрыгала в машину в нижнем белье, сонно хлопала от сна глазами, быстро и заученно одеваясь в походных условиях. Кто-то зевал, причмокивая. Кто-то бормотал спросонья, путая явь и остатки сновидений. Потом как-то разом вся бригада пришла в себя. Диспетчер передавала краткую информацию: где, что и сколько. Горел лесной массив недалеко от районного центра. Окрест шесть деревень и заповедная зона.
На подмогу районному пожарному отделению местная администрация подняла сельскохозяйственную авиацию и отряд МЧС. Приехало начальство на «бобиках» и «волгах», а кто успел проникнуться идеями частной коммерции — на иномарках. Чтобы оцепить опасную зону и оградить любопытных от них самих же, пригнали несколько бронетранспортеров. Любопытных это отнюдь не испугало. Скорее привлекло. Люди приходили, толкались, шумели как встревоженный улей и, обменявшись непроверенными слухами, уходили восвояси. Одни рассуждали по-житейски просто. Дескать, «кому надо и без нас разберутся». Другие наоборот толпились, выказывая навязчивое желание помочь «ежели очень надо», особенно там, где их помощь скорее бы помешала, нежели помогла делу. Что с них требовать? Обыватели — они везде одинаковы.
Пожар перекидывался на соседние участки, неспешно и последовательно завоевывая новые для себя территории. Кое-где, правда, отступая под натиском пожарных, оставляя черные дымящиеся пятна и островки. Обожженная трава грустно шелестела сухими былинками на ветру. Зрелище оптимизма не прибавляло. Вскоре выяснилось, что весь район отделен границей огня от внешнего мира. Что происходило за кольцом пламени в радиусе двухсот пятидесяти километров от районного центра, выяснить, почему-то никак не удавалось. Пламя полыхало равномерно то, отступая, то, наступая, но без просвета. Посланный самолет вынужден был вернуться: летчик потерял ориентир из-за поднявшегося внезапно плотного тумана. Связь с внешним миром разом отказала: телевидение, радио, телефон, телеграф. Внутри же огненного кольца все работало исправно. Тем не менее обстановка накалялась в прямом и переносном смысле.
***
Доктор Эдвард Пилланс проснулся в номере гостиницы рано утром от настойчивого звонка. Звонил его закадычный друг и коллега по совместному сотрудничеству над проектом общепланетарной службы по предотвращению катастроф и устранению их последствий, доктор Фомин Георгий Михайлович.
— Привет, Эдик, не разбудил?
— Угу.
— Да есть интересный случай для практики.
— Неужели? Стоящий случай-то?
— Ты долго не рассусоливай! Давай-ка, друг, одевайся побыстрей! Сейчас я заеду за тобой. Все остальное — при встрече.
В трубке послышались короткие гудки зуммера. Солидный Эдик около семи футов ростом и двухсот двадцати фунтов изящества пожал могучими плечами и, не спеша, прошел в душ. Через двадцать восемь минут за окном послышались протяжные гудки сигнала автомобиля, такие же нетерпеливые, как и хозяин своего обшарпанного джипа. Пилланс забросил свой рюкзачок в машину, кивнул Фомину и, не торопясь, уместился на заднем сиденье. Джип рванул с места, лихо развернулся и выехал на междугороднюю трассу.
— Старик, ты позавтракал? — спросил высокий худощавый Георгий.
— Когда? Я едва успел побриться. Как это сказать по-русски, «еле-еле».
— Ладно, завернем в кафешку, там все расскажу.
Джип свернул с шоссе на «гравийку» и затормозил у дешевого придорожного кафе. Дешевым оно было только на вид. Крепкий кофе и целая гора бутербродов приободрила одного собеседника и умерила пыл другого. Теперь они оба находились примерно в равной весовой категории оптимизма.
— Ситуация такая, — начал Георгий, — неделю тому назад поблизости с тем участком, который мы наметили для исследований аномальных явлений, случился пожар в лесополосе. Огонь перекинулся с ольшаника на соседний березнячок Н-ского района, оцепил его и отделил от нас. Пламя бушует умеренно, но не подобраться. Главное – дальше, слушай. Связь за кольцо огня не пробивается. Вертолет смог облететь только кругом, вылетал горючее и сел. Любопытно: там есть узенькая речушка с крутыми порогами. Течет изнутри кольцевой зоны. По ней подобраться несподручно, ни вброд, ни на катере. Понимаешь?
— Пока ничего не понимаю, мой друг, — Эдвард старательно пытался вникнуть.
— Ну, так вот. Я побывал там вчера и заметил кое-что. Часы вблизи полосы отчуждения, то есть вблизи самой ближайшей к пламени полоске земли, сначала отстают от нормального поясного времени, затем немного стоят. А позже стрелки идут в обратную сторону. У кого электронные с индикатором — щелкают цифры в обратном порядке. Как тебе феномен?
В глазах мистера Эдварда проснулся и стал разгораться огонек неподдельного интереса исследователя. Он выпрямил спину и подался вперед к другу.
— В воздухе запахло сенсацией! Аномальная зона? О-о! Это уже кое-что. Кажется, Георгий, мы с тобой можем хорошо поработать и попасть в историю?
— Ага, включился, наконец-то. Слава Богу! — обрадовался Фомин. — Правда, что касается сенсаций — вы, буржуи, слишком падкие на них. Нам исследователям сенсации вредны, как ты знаешь. А попасть в историю по-русски, можно заменить другим простым обиходным понятием: «вляпаться в историю». Надеюсь, Эдвард, ты улавливаешь разницу между этими этимологическими терминами? Тогда поехали? Готов?
— Готов. Поехали!
Джип снялся с тормозов и выехал на главное шоссе.
***
Меж тем провинциальный городок Нюрск продолжал жить своей тихой мирной жизнью. Прошло недели две с начала пожара. Радиопауза закончилась. Исправно работало телевидение и радио. Жители сверяли свои календари и удивлялись. Странно?! Им казалось, что до пожара стоял июнь на дворе. Дикторы же местного телевидения сегодня утверждали: «На дворе май», и невозмутимо отсчитывали числа месяца в обратном порядке. К чему бы это? Дивились обыватели. Пожар в лесополосе все еще продолжался. Однако пламя стало спокойнее, ровнее и походило на управляемое пламя газовой конфорки. Прозрачное, голубое и теплое. Сизая пленка дымки дрожало на ветру, открывая близлежащие посевные поля, наезженные дороги, картофельные огороды, коровьи пастбища. Полоса отчуждения близ пожара, казалось, простирается не больше мили. Масса людей и техники с обеих сторон топтались вокруг да около, а перейти на другую сторону не получалось.
— Чудное дело! — восклицала тетка Степановна товаркам по базару. — Не иначе что-то ожидается.
— Ну, и что же? Катаклизма? — вопрошала ее толстая неповоротливая бабка Лиза.
— Ясно что. Армагеддон. Грядет, — вмешивается суровая набожная старушенция в цветастом платке. Она мелко крестилась и тыкала корявым пальцем в небо.
— Остынь и молись, Лизавета, — фанатично сверкала глазами Семеновна, — а то ей-ей, грехи отмаливать пора!
— Ой! Чья бы мычала про грехи-то, Семеновна, — наступала на нее толстая бабка Лиза.
— Ладно, вам девоньки, спорить, — примирял их подошедший дедок Антип, — вы бы лучше делом полезным занялись. Мало ли занятий по домам у вас?
— И то, правда, Антип Матвеич, — миролюбиво согласились с ним женщины, сворачивая свою торговлю в котомки. Продавцы и покупатели постепенно стали расходиться с базарной площади...
***
Зарево чудного пожара виднелось далеко в округе. Вечер. Ночь. Полночь. Не темнело. Сумеречное небо с серо-голубыми и бледно розовыми разводами на горизонте слегка прояснилось бледными мерцающими звездами далеких и незнакомых загадочных созвездий.
В эту ночь долго не смолкали на улицах городка Нюрска и близлежащих деревень голоса взбудораженных жителей огненного кольца. Спать не расходились. Да и как уснуть? Голоса не то плакали, не то смеялись. Молодежь гудела почти до утра в странном эйфорическом забытьи. Далеко за полночь самые стойкие вновь пришли к горячему месту. Граница огненного кольца не наступала, но и не отступала. Очередная пожарная машина с воем сирен привезла специальные негорючие костюмы, сделанные по новым технологиям для команды прорыва. По совету местных «шишек» решено было послать добровольцев попробовать пройти через полосу огня на ту сторону.
Четверо добровольцев облачились в гермокостюмы, захватили с собой кое-какие инструменты и скрылись за стеной бушующего пламени. Связь по рации прекратилась с ними через четырнадцать минут. Еще тридцать девять минут томительного ожидания и топтания на месте местного руководства данным ЧП оказались безрезультатными. Когда уже готова была к старту в зону огня бронетехника, из дрожащего дремучего леса пламени выплыла огромная бесформенная масса с блестящими сосулькообразными наростами: шишками, буграми и шипами. Пестрая толпа зевак с возгласами страха и удивления отступила. Масса зашевелилась, поднимая в стороны «псевдоподии». Действие чудища было похоже на умывание. Оно поглаживало себя по голове и туловищу, разбрасывая в стороны ...ледяные сосульки. Сосульки падали и с тихим шипением таяли, оставляя мокрые пятна на пожухлой траве. Зашипел панцирь страшилища. Из протаявших окошек показались гермошлем и рукавицы пожарного. Народ в толпе ахнул – такого еще не видывали и о таком не слыхивали. Противопожарный костюм добровольца обледенел. В некоторых местах слой льда достиг семнадцати сантиметров. Пожарному помогли откинуть гермошлем. Пожарный, а это был сержант Паненко, отдышался, нашел начальство глазами и заговорил:
— Товарищ майор. Докладываю. Очаг огня простирается, примерно, на ширину ста пятидесяти метров, по шагомеру. Далее метров на шестьдесят находится, н-нах-хо... кхм, — он наморщил лоб, по-детски поднял брови и в полном недоумении замолчал.
— Что находится там дальше? Сержант Паненко, не мямлите, доложите яснее.
— Товарищ майор. Докладываю яснее. Я и говорю. Сто пятьдесят восемь метров занимает очаг пожара. Вот. Кхм. Потом, хм. Потом ...Нечто, похожее на морозильную камеру в холодильнике. Как на северном полюсе. Вся почва под ногами ходит ходуном. Метров на шестьдесят в диаметре площадка покрыта плотным неровным льдом с торосами. Корка льда нарастает, прямо на глазах. Ступаешь ногой — удержаться невозможно. Подошва проскальзывает, словно трение исчезло. Ледяные бугры наступают и хватают за ноги. Если не шевелиться, то в момент обрастаешь льдом. Дальше шести метров отойти не смог вглубь шевелящегося ледяного поля, маленько испугался. Да и… замерз сильно.
— Да-а. Незадача. Вы свободны, сержант Паненко. Отдыхайте, пока. Согрейтесь чаем, вон там походную кухню развернули. Где остальные?
— Идут следом. Мы в цепочке с разницей в пять-семь минут ходили в полосе огня и… морозильника.
— Спасибо, сержант Паненко. Вольно. Идите.
Через несколько минут появилось следующее ледяное чудовище, потом следующее. Несколько дольше задержался четвертый пожарник. Четвертый шевелиться сам уже не мог. Как только он вышел из пламени, то повалился на траву. С большим трудом его вытащили из гермокостюма. Подоспевший врач диагностировал вторую степень обморожения конечностей. Встрепенулась бригада скорой помощи, и первый пациент попал в лапы эскулапов. Машина развернулась и, набирая скорость, попылила в райцентр.
***
Джип резко затормозил перед полосатым шлагбаумом. Придирчивый проверяющий внимательно осмотрел документы водителя и пассажира, а также салон машины. Затем кивнул помощникам. Шлагбаум поднялся. Проезд свободен.
— Еще вчера здесь было пусто, — нарушил молчание Георгий Фомин.
— У каждого человека своя работа, своя служба, — философски изрек Эдвард Пилланс, небрежно крутя баранку джипа.
Они помолчали. Джип катил по грунтовке, подпрыгивая на ухабинах и вымоинах. Недавно прошел теплый летний дождь, и в ямках блестела грязная жижа. Тучи мелких мошек роились над ними. Безветренная погода и солнце умиротворяли. Клонило в сон. От земли парило.
— Похоже, опять дождь собирается. Ты как? Может, я за руль сяду, — спросил Георгий.
— Да, пожалуй, садись ты. Что-то у меня кости ломит, особенно колени. Точно на дождь. Я-то воображал, что еще мужчина хоть куда — племенной бычок. Как это русские говорят? «Нате, здрасьте вам». Коррида выходит не в мою пользу.
Машина остановилась. Пилланс с трудом выполз из-за руля, потирая колени и поясницу. Покряхтел, приседая.
— Ты пессимист, Эдик. Мы мало занимаемся гимнастикой. Да и на ногах уже с самого утра. Дороги, дороги. Работа. Напряженка. Сроки. Волнения. Еда наспех. Недосып. У тебя глаза красные. Я тоже как кролик, скоро окосею от напряжения, — ответил Фомин усталым голосом. — И маленькая, но существенная мелочь — отсутствие прекрасных дам, сам понимаешь. Муза творчества не в счет...
— Какие дамы, Георгий? Самая прекрасная дама для нас — та, что прошла мимо. Мы старые развалины после столетней войны. Я лично мечтаю о горячей ванне, банке пива с сосисками и восьми — девяти часах сна.
— В баньку бы, в парную, да с березовым веничком, да с медком, — мечтательно произнес доктор Фомин. – Увы. На «нет» и суда нет. Или по-итальянски: «хочешь, суп хлебай, а не хочешь, в окно сигай».
— Нет, в окно сигать-прыгать не хочется. Я выбираю суп.
Они присели в тени джипа, прислонились к заднему колесу. Усталые, заросшие трехдневной щетиной, они скорее напоминали потертых бомжей, нежели докторов наук. Помятые, грязные штаны и вылинявшие ковбойки придавали последний штрих к портрету бродяг.
— Давай, обсудим. Что мы имеем ценного на данный момент? — предложил Фомин.
— О’Кей!
— Итак. Мы знаем, что имеется факт нарушения хода времени. Так?
— Или сбой в работе механизмов?
— Хорошо, я согласен. Далее. Происходит какая-то ерунда с очагом пожара. Мы не знаем об истинном положении вещей и событий внутри Огненного Кольца. С нашей же стороны после полосы отчуждения последовательно идут: зона огня, зона плохой видимости, в которой не работает радиосвязь, отсутствует оптическая видимость, изменилась привычная скорость звука.
— Хочу заметить, что речь идет не просто о величине скорости звука. Возникает вопрос: «как распространяется звук внутри нашего места исследования»? Факт налицо. Мы нашли аномальную зону. Так? Мы также знаем, что на заведомо открытой местности не должно быть эха. Эффект эха присутствует. Более того, особенность распространения звуковой волны в нашей аномальной зоне такова, что создается впечатление многократного отражения звука. То есть эта область является резонатором. Георгий, ты никогда не обращал внимания на характер и тембр звучания колоколов? После наших испытаний в аномальной зоне лично у меня осталось ощущение объемности звука именно колокольного звона.
— Слушай, Эдвард, мне думается, не следует привязываться к конкретной известной нам реальности. Допустим, найденный феномен имеет нарушение законов отражения звуковой волны от нормальных привычных условий и имеет, скажем, иную природу в отношении той среды, которая служит передатчиком этой волны. Пусть это полузамкнутое или полуограниченное пространство есть область с другой условной временной границей. Я хочу сказать о границе двух сред. Одна среда – это наша часть мира по отношению к Огненному Кольцу. Другая среда, по моей идее, должна относиться к той части, которая ближе по всем параметрам к тому миру за границей Огненного Кольца. Это и есть неизвестная и недостающая часть нашего уравнения реальности. Так?
— Подожди, друг. Ты предполагаешь, что наблюдаемый нами феномен есть результат взаимодействия двух разных миров?
— Почему бы нет, коллега? Именно, разных миров с разными физическими законами и закономерностями. Теоретическая физика нашего мира утверждает: «что не запрещено, то возможно».
— Это слишком смелое утверждение, коллега. Хотя, почему бы и нет? Оно, конечно, не лишено здравого авантюризма.
— Да, нам явно не хватает систематики измерений. Да и самих приборов – кот наплакал. Что делать?
— Придется броситься в ножки официальным представителям власти и прессе.
— «Избави пуще всех печалей, и барский гнев, и барскую любовь... ». Однако в этом есть свой резон. Может, подкинут бедным ученым на исследования «косточку».
Эдвард потер небритую щеку:
— В самый раз предстать перед официальными лицами, коллега доктор Фомин.
— Да уж, видок. Имидж вполне годится на «поллитру» клянчить в автобусах и электричках. Глядишь, на нужную аппаратуру заработаем.
— Заработаем или схлопочем?
— Что значит «схлопочем»?
— У вас это называется попасть к «копам» или к «фараонам»? Я часто путаю, кто из них живет в Англии, а кто в Америке.
— Я понял. Ваша полиция тоже работает без «уикенда».
— Ну что? Поехали? В гостиницу или лучше ко мне?
— Поехали куда-нибудь. Все равно.
Джип резко выпустил сизые выхлопные газы и вскоре скрылся в дрожащей дымке сумерек. Кучевые облака в летнем небе уже образовали плотные слои водяного конденсата. Грозовое электричество выбросило из темных туч первые огненные стрелы ветвистых молний. Небо раскололось надвое, загрохотало и раскатилось мелким бисером небесных барабанов по полю. Грянул гром. Хлынул благодатный июньский ливень. Природа умывалась после робких весенних приготовлений к летнему буйству пышной зелени…
***
Люциан осторожно пробирался к своему виману, ступая так, чтобы не запачкать старые ободранные джинсы и не порвать еще не стоптанные кроссовки. ВИМАН – Виртуальный Манипулятор реальности, последнее изобретение Люциана, внешне походил на заброшенную кабину от старенького самосвала. Недавно прошел хороший дождь, и скользкое железо мешало молодому человеку продвигаться достаточно быстро. Тем не менее, он вскоре уже открывал кабину своего детища. Заржавевший корпус с облупившейся местами краской белого цвета придавали ему сиротливое настроение заблудшего отпрыска эпохи машинизации, который забрался подальше от грохота цивилизации на свалку ржавых механизмов. Здесь же среди ржавого и покореженного железа обитал и бывший друг кабины — вторая, кузовная, часть самосвала. Естественно, это уединенное место на фоне впечатляющего неуемную фантазию молодого изобретателя (и только его), вряд ли могло привлечь кого-нибудь другого.
Люциан влез вовнутрь и плотно захлопнул за собой дверцу. Как только это произошло, сработали пневмосистемы вимана и наглухо загерметизировали помещение. Пространство внутри кабины вовсе не соответствовало тому, что наблюдалось снаружи. Оно имело значительно больший объем. Длинный узкий цилиндр представлял собой запаянную капсулу с закругленными торцами, в которых были вмонтированы телекамеры и экраны внешнего обзора. Посередине коридора находился перемещающийся вертикально лифт. В верхней части вимана размещалась рубка управления, куда и прошел Люциан.
Он сел в кресло перед панелью управления. Тронул рычаги и надел шлем. Затем застегнул на ногах манжеты с датчиками и поставил ступни на педали. На руки натянул перчатки, прикрепленные спиральным проводом к панели управления. Все обмундирование он подключил в общую систему связи. Устроившись удобнее, Люциан вызвал последний вариант программы и задал новые параметры, отредактировал его, оттранслировал и запустил на исполнение. Когда ситуация была смоделирована окончательно, молодой исследователь отжал основной рычаг — собственно «виртуальный манипулятор». На экране дисплея появилась предстартовое окно-заставка с отсчетом времени, и, наконец, замигала надпись: «Внимание экипажу! Изменение реальности в пределах пространства Минковского через тридцать секунд! Нажми любую клавишу, когда будешь готов...».
Он приладил кислородную маску сбоку от кресла и переставил перепускные клапаны в автоматически регулирующийся режим. Затем путешественник в ирреальность защелкнул ремни безопасности (мало ли что?!) и нажал клавишу «старт». Люциан продолжал честно думать, что это компьютерное путешествие есть лишь математическое моделирование или игра его воображения.
На экране монитора появились большие песочные часы. Струйка виртуального песка перетекала из верхней части вниз в течение тридцати секунд. С последними песчинками Время внутри вимана перестало существовать. Не то, чтобы его совсем не было. Нет. Оно перестало влиять на обычные физические процессы. Время перестало быть причиной всего. Оставалось гадать, где причина, где следствие? Часть причинно-следственных связей исчезли.
Люциан зажигал в помещении свет, точнее щелкал выключателем, замыкая контакт. Вместо ожидаемого явления он видел следующую странную картину. Нити накала в лампах расширялись, вибрировали, растягивались и разрывались с тихим хлопком. В месте разрыва образовывался большой прозрачный желтый пузырь, который отрывался от краев сразу же затягивающейся нити накала и отплывал прочь. В другом месте рождался следующий пузырь. Множество пузырей плавали в помещении. Они сталкивались друг с другом, растекаясь и размазываясь при встрече в лепешки. После чего они объединялись в один пузырь покрупнее. Процесс повторялся до тех пор, пока вся комната не оказывалась внутри одного большого ярко желтого пузыря.
Люциан «выключил» свет, размыкая контакт. Все явления происходили в обратном порядке: большой пузырь превращался во множество мелких, которые в свою очередь, подлетали к нити накала и исчезали там, против всех правил рассеяния и против всех законов термодинамики. Люциан покачал головой и пожал плечами:
— Очень похоже на восстановление порядка из хаоса. Прямое наблюдение говорит об уменьшении энтропии. Да-а. Это может повлиять на ход времени и его прочие свойства, — прокомментировал это явление сам себе пилот в Ирреальную Неизвестность.
«А что может произойти при исследовании различных космических объектов?» — спросил любознательный путешественник сам себя. Он взглянул на дисплей, навел прицел видоискателя на квадрат с предполагаемым кандидатом в черные дыры и нажал режим «Приблизить». Затем сузил область поиска и повторил процедуру приближения. После нескольких повторов таких манипуляций в окне экрана замигало предупреждение:
«Вход в Ирреальный Мир через объект, изменяющий четыре типа взаимодействий пространства Минковского. Путешественникам для вхождения в ирреальность рекомендуется ступенчатый процесс.
Первый этап: изменение электромагнитного типа взаимодействия.
Второй этап: изменение слабого типа взаимодействия. Произвести слабое нарушение СР-четности! Не забудьте сохранить основные инварианты метрики вашего пространства-времени в отдельном защищенном файле! (Конечно, если хотите вернуться в свое измерение).
Третий этап: это изменение однородных гравитационных полей и временных характеристик континуума Минковского.
Четвертый этап: последняя трансформация трехмерной реальности в N-мерную ирреальность. Сильное нарушение СР-четности. Внимание! При этих условиях «СРТ-теорема» не работает!!!
Нажми любую клавишу, когда будешь готов или отмени ввод...».
***
Эдвард Пилланс и Георгий Фомин расположились недалеко от палаточного лагеря спасательной службы, поставив летний вариант палатки входом в сторону к Огненному Кольцу. Вечерело. Летний зной уступил место приятной прохладе ранних сумерек. Еще щелкали неугомонные цикады и пели, перекликались невидимые в кустах и листве деревьев соловьи. Зудела и роилась мошкара. Стрекотали кузнечики. Георгий одолел непослушный примус, и уже уверенное шипение пламени приглашало готовить ужин в полевых условиях.
Эдвард деловито резал хлеб и мазал маслом каждый кусочек, тщательно втирая его до прозрачно-обонятельного состояния, между делом поглядывая на ровное свечение Огненного Кольца.
— Эдик, передай, пожалуйста, сюда чайник, — попросил Георгий. — Я думаю, мы сначала по чайку, а потом и каша с тушенкой подоспеет. А?
— О’Кей! Хорошо! Я вот, что думаю, Георгий. Сможем ли мы со своей стороны как-нибудь попасть внутрь этой горячей «бестии»?
— Трудно сказать априори. Можно попробовать рискнуть. Только не на глазах наших союзников, — он указал большим пальцем в сторону палаточного городка.
— Разумеется, — ответил друг и заговорщически подмигнул.
Со стороны они были похожи на расшалившихся мальчишек, которые втихаря от взрослых затевают проделку.
Вскоре закипел чайник. Они разлили ароматный чай с душицей по алюминиевым кружкам и присели на полевую траву около помятой газетки, имитирующей обеденный стол.
— Нам понадобятся гермокостюмы, — пробормотал Фомин, прихлебывая горячий чай и кивая за спину. — Без них никак не обойтись, я полагаю.
— Да-да. Их можно попросить, купить, взять взаймы на время или...
В этот момент к ним подошел бородатый мужчина в спортивном костюме:
— Мужики, не хотите присоединиться к нашему шалашу? У нас и костер есть, погреетесь. Холодает к вечеру. Вы как?
— Хорошая мысль, — откликнулся Георгий Фомин и покивал Эдвард Пилланс.
— Сейчас выключим все и придем. Со своей кашей. Не пропадать же ей.
В кругу новых знакомых они быстро освоились. Разговор был вначале нейтральным: о том, о сем, о жизни. Темнело. Высыпали на ясном небе звезды. Полная луна украсила ночной пейзаж призрачным серебристым ненавязчивым сиянием. По кругу пошла шестиструнная гитара. Приятный мягкий баритон пел старинную песню о морских приключениях и путешествиях в далекие страны:
Друг, не спи. Наш путь не близок.
Крепок ли наш старый ром?
После чарки золотистой я поведаю о том,
Где в краю заморском рысью
Скачет призрак лорда Гром.
Он крадется по лесам,
Он несется по полям.
Охраняет вход в свой мир.
Тайна лишь — его кумир.
Имя тайны — мир желанья,
Не подвластный пониманью
Нереальный, разбитной
Или нет существованью?
Дорого лишь сердцу это —
Приключения поэта.
Наливай, друг в чарку ром —
Я поведаю о том,
Где в краю заморском рысью
Скачет призрак лорда Гром
— Бесконечная песня, — промолвил тихо Эдвард Пилланс.
— Похожа на нашу жизнь, — поддакнул Фомин, — ищем ТО, чего сами не представляем, и на что же ОНО похоже? Загадка природы! Мда-а.
Разговор близился к полуночи. Много было перепето песен. Круг разбился на маленькие сообщества единомышленников и их оппонентов. Споры перекинулись на предстоящие планы спасения внутриогненной территории. Это было как раз на руку Георгию и Эдварду. Большинство спасателей поддерживало версию о возможном проникновении в зону на бронетехнике.
— Если взять разбег на хорошей скорости, то по вот этой трассе, — молодой бравый спасатель тыкал в карту местности указательным пальцем, небрежно замотанным несвежим бинтом, — мы, наверняка, проскочим эти двести с небольшим метров. Ну, пусть триста метров. Тут всего-то рукой подать. Не уж то не справимся?
— Если считать это пожар обычным заштатным происшествием, то вы, молодой человек, безусловно, правы, — ответил ему широкоплечий пожилой усатый майор густым баритоном. — Однако рекомендую всем принять во внимание некоторые нестандартные обстоятельства, которые не позволяют нам подойти к этому пожару обычными способами. Вот, господа ученые, — он кивнул в сторону Фомина и Пилланса, — недаром здесь появились и чай пьют. А? Может, они что-нибудь нам расскажут?
При этих словах друзья — путешественники переглянулись. Георгий пожал плечами:
— Ну, поскольку нас вычислили, то кое-что, наверное, уже можно и разъяснить попытаться. Правда, хочу сразу предупредить, что имеющаяся у нас информация, это, так сказать, только лишь разбросанный набор фактов и наблюдений. Более того, надо отметить, они, то есть собранные факты, не поддаются однозначной проверке опытом. Никак. Вот. Поэтому гарантировать вам полную, если не достоверность, а мгм-мм... реальность или, точнее сказать, адекватность их интерпретации мы не можем. Слишком сырой материал данных исследований, что ли.
Народ зашевелился, загудел.
— Да ничего. Мы постараемся понять. Давай, не робей, друг! Разберемся. Не такое видали, небось. Давай, давай! Ну, смелее, поехали!
Георгий с Эдвардом переглянулись, покивали головами, и Георгий начал рассказывать:
— Сначала перечислю все имеющиеся у меня собранные данные, не обсуждая и не комментируя их. А выводы мы сделаем с вами вместе. Так? Идет?
Тишина замерла над ночной лужайкой, залитой бледным светом Луны. Еще тлели угли костра, выпуская вверх редкие всполохи красных искр. Суровые обветренные лица людей оживлялись неподдельным интересом. Миг ожидания замер в блестящих бархатных зрачках, напряженный ритм пульса стучал в унисон сердцам.
Фомин прошуршал смятыми записями, сделанными в полевых условиях. Пристально вгляделся в лица слушателей и продолжил:
— Первое, что мы заметили с моим коллегой Эдвардом Пиллансом — это замедление хода времени вблизи полосы отчуждения. Не исключено, что это Нечто влияет таким способом на наши механизмы. Сразу оговорюсь, что мы не располагаем в своем арсенале сверхточными атомными часами. Второе — такие события наблюдаются только периодически, несколько раз в сутки. Скажем так, точного отсчета времени не наблюдалось, однако близко ко времени принятия пищи. Например, после завтрака, обеда, полдника и ужина. Этот отсчет достаточно условен. Что тому причиной? Не знаю. Массовый прием ли нами пищи или выделение желудочного сока в эти периоды? Может, просто случайное совпадение.
Народ засмеялся, заерзал.
— Мне тоже сие показалось смешным, но результат налицо далеко не юмористического плана. Третье – тот факт, что Нечто неизвестной природы не позволяет нам проникнуть внутрь Огненного Кольца даже по воздуху. Попытки вертолетного десанта оказались неудачными, как вы знаете. Следующее — несколько пробных взрывов не только не улучшили ситуацию, но к тому же привели, как бы получше выразиться, к неудобоваримой конфигурации временного поля в приграничной зоне. То есть, мы получили необъяснимую искривленную замкнутую с обеих сторон полосу на поверхности земли, внутри которой часы не просто спешат, а бешено бегут вприпрыжку. Ускорение времени равно в разных местах, в общем, от десяти до двухсот крат. Есть немного островков с нормальным течением времени. Вблизи этой полосы наблюдается сильное замедление времени от десяти до пятидесяти крат. И это еще не все.
Оратор откашлялся и продолжил:
— Зона замедления времени начала неспешно распространяться вширь, как капля чернил на промокашке. Эдакая вот «клякса» времени подошла вплотную к нашему лагерю и дрожит от нас, примерно, в метре-двух от крайних палаток. Скорость распространения неравномерная, но удваивается после каждого приема пищи и несколько спадает в ночные и предутренние часы, хотя понятие часа скоро может стать неадекватным, вот-вот. Поэтому, прежде всего, предлагаю передвинуть наш лагерь метров на сто - сто пятьдесят подальше от Огненного Кольца.
Народ притих и вовсе, озираясь на призрачную невидимую преграду, которая должна была находиться где-то там за крайними палатками.
— Это ж моя, самая крайняя, хатка, — схватился молодой лейтенант, вскочив на ноги.
— Коль, бегом торопись теперь забрать свою кашу с ужина, небось, все еще кипит? — заржал седоусый майор. Люди засмеялись, глядя на растерянного лейтенанта Колю, который застыл в нерешительности в нелепой позе, помахивая правой рукой, как бы спрашивая, что делать-то? Солдаты подразделения от смеха схватились за животы. Некоторые откровенно ржали мелким вздрагиванием. Кое-кто гомерически хохотал, откинувшись на траву. Пилланс и Фомин утирали от смеха крупные слезы. Наконец, шумно высморкавшись в несвежий носовой платок, более похожий на портянку, Фомин продолжил:
— Чтобы продолжать наблюдения в дальнейшем, нам нужны дополнительные приборы, вот список даже приготовлен. — Он полез в нагрудный карман куртки. — А еще, — при этом он покосился на друга, — два гермокостюма. Ну, пожалуй, и все.
— Какова скорость распространения этого явления? — спросил майор.
— Когда мы это заметили, то она была два миллиметра в час. А когда удваивается, то, понятно, — четыре миллиметра в час. Если же замедляется, то три или два с половиной миллиметра в час. Сегодня после обеда мы последний раз замеряли, так она оставалась около шести миллиметров в час. Сейчас, думаю, несколько уменьшилась.
— А точнее вы сказать не можете?
— До утра вряд ли. Нет, сейчас не смогу.
— Та-ак, — кивнул майор. Он снял фуражку, потер макушку и снова надел ее.
— Как вы думаете, Георгий, до утра мы продержимся без приключений?
— Сейчас прикинем. Если скорость останется прежней, то получится менее пятнадцати сантиметров прироста продвижения этой зоны к нам, а если удвоится, то, примерно двадцать девять или тридцать сантиметров за ночь. Но гарантию дать не могу на все сто процентов. Все-таки это удивительное явление мало изучено, скорее совсем наоборот. Мы можем пока опираться лишь на тенденции этого процесса. Думаю, что ничего особенного до шести утра не произойдет. Но поручиться не могу.
— Ясно. Спасибо за информацию. Так. Командиры всех подразделений, пройдите ко мне на совещание, — приказал усатый майор. Остальные отбой до пяти тридцати утра. Всем спокойной ночи!
***
Зеркально-серебристый шар опрокинулся и занял почти весь обозримый горизонт событий. Его студенистая поверхность дрожала от каких-то внутренних взрывных процессов, которые отголосками изменения метрики пространства-времени вспучивали его зеркальную гладь и тягучими всплесками проявлялись на поверхности, искривляя идеальную сферическую форму ежемгновенно. Создавалось впечатление, что нечто неимоверно огромное давит на этот гладкий рельеф изнутри, пытаясь вырваться наружу, освободиться из прекрасного плена серебряной клетки, но безуспешно.
Ртутная чаша росла прямо на глазах. Ее края слегка изогнулись и задрожали, затрепетали на самой кромке, отделяющей линию горизонта этого неведомого объекта от звездного простора Вселенной. Понятие привычной перспективы перестало быть явью и медленно растворилось в глубине восприятия сознания. Перед рефлексирующим взором нового, вырастающего где-то внутри своего «Я», «Я-осознания» открылась странная призрачная картина окружающего мира – иного измерения. Казалось, что прежний мир остался где-то там, за стенами стеклянного ячеистого аквариума…
***
Люциану не спалось в эту чудную лунную ночь. Он весь парил в нелепых фантазиях мысленно или создавая, или разрушая усовершенствованные конструкции для своего аппарата — вимана. То он вскакивал с постели, включал настольную лампу, придвигал кресло к столу и высчитывал что-то. То он все перечеркивал и начинал заново вывод длинных цепочек уравнений. Снова вычислял. Рвал свои расчеты, кидал их угол и ложился под пестрое лоскутное одеяло, надеясь заснуть. На грани засыпания ему казалось, что решение схвачено ясно и прозрачно. Он подпрыгивал к столу и записывал, записывал. Бормотал что-то про себя:
— Нет, мы поймаем тебя за хвост. За твой уходящий хвост, неуловимый параметр, Время. Хвост-прохвост времени. Закинем ножки и оседлаем тебя, голубчик. Мы все вместе побываем там, где кончается горизонт желаний, свиданий, сведений о чем-то. Го-ри-зонт. Гори зонт. Гори зонт Шварцшильда синим пламенем! Хм, зонт, зонтик Шварцшильда. Ну-ну! Ха-ха-ха!
Он сделал решительную последнюю запись. Удовлетворенно бросил авторучку на стол. И со знанием исполненного долга лег в кровать, блаженно потягиваясь и зевая. Через пять минут воображаемый зонтик Шварцшильда уже мерно покачивал его в сладком сне.
***
Линия условного горизонта за окнами вимана распалась на шесть самостоятельных сегментов. Каждый из них на иномерные объекты по шесть граней. Сотканные из звездных скоплений рыхлые грани дробились на более мелкие образования, похожие на клетки лука под микроскопом. В ядрах клеток пульсировал сгустки межзвездного вещества: льда, газа, железа и прочего. Они вовлекались в общий круговорот из всевозможных природных полей, сливались в единый супчик и затем готовы были родить новые звезды из этого крепкого бульона праматерии. Звезды появлялись — новые и сверхновые, — по одной и парами, по четверкам и целой чередой. Огненные создания Вселенной разлетались в разные стороны, минуя все законы кинематики и динамики.
Топология и размерность пространства изменилась. На стенках шестигранных сот неподвижно застыл световой конус, превратившись в яркую пульсирующую точку на кончике его острия. Импульсы пылали алым пламенем, языки которого прожигали грани ячеек насквозь. Вспыхнули мириады маленьких солнц. Из новых источников света начал выкристаллизовываться зеркальный конус интенсивно фиолетовой окраски, образующий с тем зазеркальным конусом фигуру феерической клепсидры. Геометрический танец цвета и света порождал нечто, не имеющее названия. Светомузыкальная дискотека пространственных измерений набирала обороты. Изо всех мыслимых измерений перед виртуальным взором «Я-осознания» рождались, мерцали и гасли фиолетовые искры квантов света. Они выкристаллизовывались в целое множество математически гладких клепсидр. Бесконечно прозрачные к внешнему зааквариумному световому потоку, фигуры песочных часов росли, наполняясь песчинками — квантами пространства-времени, их основания смыкались по соприкасающимся граням и образовывали плоскую, как бы стеклянную поверхность. Иномерный кристаллический мир новой реальности встал во всей своей красе…
***
— Витька-а! Витька-а! Эй, на втором этаже! Черт лохматый, проснись! Витька, вставай! — вопил на всю улицу в прохладный ранний час вихрастый паренек в белой тенниске с косой полосой и номером семь на груди. — Витька!
— Я не Витька, я Люциан, — гордо и насмешливо пропел Люциан, поеживаясь в предутреннем сыром воздухе.
— Ну, че комедию ломаешь, пошли на рыбалку. Я червей накопал. А?
— Сажи, кто я? Тогда пойду. Ладно, будь себе Люцианом, мне-то что. Хоть горшком. Ты хоть помнишь, кто тебе такой псевдоним придумал?
— Жди. Гордый покоритель просторов и лоцман звездных парусников надевает звездный скафандр для контакта с жителями подводного мира, именуемыми в просторечии рыбами.
Через несколько минут они шли в сторону тихой заводи.
— Вот-вот, «лоцман». Помнишь? Тебе было пять лет, когда наша воспитательница в детском саду спросила твою фамилию. Ты вместо того, чтобы сказать «Я, Виктор Лоцманов», сказал, надувая пузо вместо груди: «Я, Люциан». Мы потом тебя только так и звали, пока ты не стал свои заметки в школьной газете подписывать этим псевдонимом. После чего так и пошло. Ты, Вить, того. Не слишком увлекайся подобными космическими идеями, да вычислениями, а то девчат разгонишь. Вон, Наташку уж две недели и близко не видать.
— Да, ладно, Борь. К ней родственники из Питера приехали. Ей не до нас.
— Ну, смотри. Я думал, что ты совсем старые увлечения забросил. Твоя удочка вся в паутине.
— Уф! Пришли. Наше место пока никто не занял. Хорошо! Садись! Вот тебе твоя половина червяков. Чур, уговор. Раз я накопал червей, то ты потом все зажаришь.
— Че жарить-то червей? Или улов? Я полагаю, конечно же, червяков?
— Нет, конечно же, улов! Клоун!
— Хорошо, допустим, я старый башмак выловлю? Борь, его ты, с чем предпочитаешь откушать, с кетчупом или с гуталином?
— А ну тебя, балагур! Тс-с. Тихо, рыбу распугаешь!
Они посмеялись и расселись по закадычным местам. Клев был отменный.
***
Солнце поднялось. Начало припекать. Запели приставучие и кусачие слепни. Парни лениво шлепали себя по рукам и ногам. Рыба шумно плескалась в ведре. Блестела зеркальная чешуя на солнце.
— Борик, пошли жарить улов, кажется, я созрел для принятия пышного обеда.
— Или ленча, мистер Люциан?
— Они подхватили ведро с добрым уловом и отправились домой.
В этот день Витька Лоцманов решил устроить себе выходной от дел праведных и посвятить его родным и друзьям. Борьку он все же «припахал» чистить рыбу, а сам колдовал над большой сковородкой, брызгающей подсолнечным маслом. Он ловко переворачивал крупные куски рыбы в муке и плотно раскладывал их на сковородке. Затем обильно смазал майонезом с чесноком и накрыл крышкой.
— Витюша, сделай с поджарочкой, — заглянула на кухню мама, — ладно, сынок? У тебя это вкусно получается.
— Угу, сделаю, мамуля.
— Волшебный запах плыл по квартире и веселил пустые желудки, вселяя надежду на скорый обед.
Раздался телефонный звонок. Мама заглянула на кухню:
— Мальчики, к вам гости идут. Наташа с сестрой из Питера. Так что поторапливайтесь.
Вскоре пришли две гостьи с арбузом и корзинкой всяких вкусностей:
— Здравствуйте, всем. Теть, Марина, вам привет от моей мамы, — крикнула одна из них с порога. — У моей сестры, познакомьтесь, это Диана, сегодня, день рождения. Поэтому мы к вам с гостинцами и пирогами.
Витька бросил лопаточку на стол, протер замасленную ручищу и протянул даме:
— Я Люциан, точнее это мой псевдоним. Для друзей можно просто Виктор Лоцманов. А это мой друг и заядлый рыболов, Борис Агутин.
Борька смутился несколько, пожал нежную ладонь девушки и, ухватив из ее рук увесистую корзинку, начал разгружать.
Из скромного перекуса застолье превратилось в пышный праздничный обед. После шумного и веселого застолья, невероятных историй и шуток молодежь включила «видик», а мама дипломатично ушла к подруге. Внезапно Люциану пришла в голову интересная мысль, а не сводить ли друзей посмотреть его детище ВИМАН?
— Друзья, — обратился он высокопарно и в то же время, посмеиваясь, — вы, любите приключения и хотите повидать Большой Мир? В природе есть нечто, которое существует вместе с нами, но только в нашем воображении. Если хотите — это мир грез и ирреальностей. Однако я могу вам предложить путешествие, которое можно поэтично назвать, пожалуй, м-мм так: «Путешествие за горизонт Шварцшильда». Звучит?
— Путешествие за горизонт событий?! — воскликнула Диана, — Было бы любопытно взглянуть на то, чего нет, конечно, при одном условии.
— При каком же условии?
— Мы обязательно должны вернуться в исходную точку, то есть на линию старта, так сказать.
— Хорошо! Кто «за», пошли со мной! Я вас приглашаю посетить мою маленькую и очень скромную исследовательскую лабораторию, именуемую «виртуальным манипулятором реальности», сокращенно просто ВИМАН. Хотите?
— Ура!!! – подхватили ребята. Мгновениями позже они отважно направлялись в сторону загородной свалки всякого ржавого и ненужного металлолома и заброшенных старых автомобилей.
Небо погоже синело над головами. Ни облачка на горизонте. Солнце в зените. Слабый ветерок доносил запахи с полосы огненной преграды, продолжая ровно и настойчиво напоминать о своем неизменном существовании.
— Да-а, — задумчиво произнесла Диана, — когда закончится этот пожар? Неужели ничего нельзя сделать путного?
— Конечно, можно, — ответил Борик авторитетно, — недаром вон столько народу этим занимается. Специалистов полно! Сделают, потушат вот-вот, несомненно.
Борис был уверен, если за дело берутся крутые знатоки, то что-нибудь хорошее обязательно должно получиться.
— Вы слышали, — вставила Наташка, — говорят, что внутри Огненной Полосы есть ледяное поле, и оно нарастает.
— Брехня, — махнул рукой Борис. — Нарушение трех законов термодинамики. Не может быть!
— Термодинамики, говоришь? — включился Люциан. Он на какое-то время задумался. — Нарушение законов термодинамики? Пожалуй. Очч-чень, может быть.
— Да брось, ты Люцик, в таком масштабе? Исключено! Для этого должно быть сразу наличие в одном и том же месте и в одно и то же время стольких условий, что практически не встречаются ни в одном мыслимом физическом процессе.
— Не встречалось до сих пор — это еще не значит, что совсем не бывает. Просто опыт всего человечества слишком мал, чтобы объять все достоверные случаи и события. Ведь, пойми, чудак, речь идет о наиболее вероятных из них.
— Мальчики, мальчики, — вы слишком спекулируете знаниями и незнаниями, заранее предполагая, что в мире все должно быть так, как нам всем хочется. Такого не бывает на все сто процентов. Ни у кого. Отклонения от плана всегда есть. Почему бы им ни быть и в природе?! — с жаром воскликнула Диана. — Я вот тоже собиралась улететь пораньше, чтобы навестить мою двоюродную бабушку, сестру моей родной бабушки по папе. Однако из-за этого пожара не получилось. Я делаю вывод, что такой поворот событий нужен мне, раз мы собрались все вместе, значит это запланировано Природой.
— О чем ты говоришь? — возмутилась Наталья, — Как можно запланировать случайный пожар? Чушь!
Девчата и парни горячились, размахивали руками и спорили. Доказывали и снова отчаянно спорили. Дискутируя, они не заметили, как тропинка свернула за свалкой в пролесок к березняку и вывела их на симпатичную в белых ромашках и синих цветах цикория полянку, обложенную округлыми булыжниками, омытыми дождями и ветрами. На полянке также полно было всякого хлама и заржавевшего железа. Сквозь окошки в металле проросли острые метелочки розового кипрея. На небольшом возвышении стояла ржавая, слегка покосившаяся, кабина от какого-то заброшенного грузовика с фургоном. Все выглядело так, словно здесь давно не ступала нога человека.
— Ну и где же твоя чудная лаборатория? — спросила недоуменно Диана. — Не в кабине ли этого дряхлого «лимузина»?
— Именно там, мои дорогие, — кивнул Люциан. — Прошу вас, господа сталкеры, — и он широким жестом пригласил ребят пройти за ним к кабине старой рухляди.
Девчата боязливо поморщились, оглядывая свою праздничную одежду.
— Я твердо гарантирую вам чистоту и порядок внутри моей лаборатории, — сказал Витька Лоцманов уверенно и гордо. Хозяин лаборатории открыл дверцу кабины, — Проходите, смелее!
Друзья немного потоптались и неуверенно протиснулись через заржавевшую дверь внутрь. Как только они оказались там, Люциан захлопнул дверцу, и она тут же автоматически задраилась накрепко.
— Впечатляет, однако, — уважительно покачал головой Борик.
— Да уж, выглядит солидно, — милостиво согласились девчата.
Компания дружно спустилась по ступенькам вниз и направо, очутившись в слабо освещенном коридоре. Тускло светившая вверху лампочка разгорелась ярче, и они смогли осмотреться кругом. Это был тоннель с гладкими стенами, обитыми неизвестным материалом, мягким на ощупь и звуконепроницаемым. Стояла звенящая тишина. Звуки шагов гасились мгновенно. Они плыли в этой мягкой тягучей тишине, которая обволакивала их слух пушистым ватным одеялом, успокаивая и усыпляя сознание. Окружающее казалось нереальным как во сне. Хотелось ущипнуть себя за руку, чтобы проснуться, но было лень это сделать. Они неслышно плыли по этому тоннелю, пока не добрались до кабины лифта, в котором вся компания поднялась в рубку управления этого удивительного фантастического сооружения.
В зале также разлилась тишина. Лишь, иногда попискивая, мерцали контрольные светодиоды на панели, напичканной рычагами, тумблерами, кнопками и сенсорными поверхностями, а также различными цифровыми и стрелочными индикаторами. Плоский жидкокристаллический экран размещался на стене выше панели управления. В боковых секциях полукругом размещалось как бы его продолжение. Перед панелью стояли несколько кресел-вертушек с ремнями и проводами, перчатками, шлемами, ножными манжетами и тремя педалями под ними.
— Это главное помещение моей скромной лаборатории, — сказал Люциан, — для полного ознакомления прошу разместиться в этих удобных креслах.
Он сделал широкий приглашающий жест.
— Надеюсь, это не электрические стулья, — съехидничала Наташка.
— Обижаешь, сударыня, — фыркнул Люциан, — это место предназначено для виртуальных путешествий. Не более того. Моя аппаратура моделирует полное ощущение изменения реальности. Кто хочет попробовать попасть, м-мм, скажем, за горизонт событий Шварцшильда? Если есть такие храбрецы, то прошу следовать за мной.
И он ловко устроился в центральном кресле, показывая присутствующим, как им пользоваться.
— А что, — пожала плечами Диана, — мне любопытно. Если Витька командир, то я буду первым пилотом!
Она выбрала кресло справа.
— Пожалуй, я согласен уступить место даме и буду вторым пилотом, — кивнул Борис и сел в кресло слева от Люциана.
Наталья медлила:
— Я пока остаюсь сторонним наблюдателем и посижу вот здесь. Позже могу стать дублером навигатора. — Она прошла к стене ближе к выходу и выбрала кресло для отдыха со стеклянной кабинкой и зеркальным отражателем над головой, похожим на заслонку в кабине водителя автомобиля.
— Как хочешь, я не настаиваю. Колхоз — дело добровольное, — пожал плечами Люциан.
Он встал со командирского места, обошел друзей, проверил крепления, затем сел в кресло у пульта управления:
— Ну, что поехали? — и нажал кнопку запуска программы.
***
Осознание своего «Я» взорвалось и выплеснулось наружу. Оно окутало тело и превратило его в нечто, не имеющее формы. Этакий гигантский слизняк светло салатного цвета купался в ватных облаках. Ощущение «Я» выплеснулось изнутри во внешний мир, опираясь на матрицу глубинного сознания, как на точку опоры. «Я» стало вездесущим. Что такое «Я»? Где «Я»? Везде и нигде, то есть, ни в одном конкретном месте его нет. Некая липкая субстанция выползла не только из тела, но и за пределы корабля и с любопытством оглянулась на мир. Как интересно! «Я» слилось с Абсолютом целиком и полностью.
***
Наступил момент, когда обычный мир в «Я-сознании» стерся, исчез. Мироздание стало бумажно-плоским в трехмерной памяти прежних ощущений. Для иномерного «Я» это казалось нормальным, и не удивляло вовсе. Каждый фотон был теперь не только спектрально зримым, но и тактильно осязаемым. Фотоны походили на розовые, желтые, зеленые и фиолетовые гофрированные конусы, короткие и длинные. Они падали на хрустальный купол небес здешнего мира, прилипали к его небесной тверди, превращаясь в капельки красной росы на стекле, а затем, меняя цвет, протыкали эту твердь с хрустальным звоном, вытягивались вновь и неожиданно застывали ярким оперением еловых лап.
Видение прямой перспективы исчезло. Те, звездные скопления и галактики, что были обычно далеки, малы и едва различимы, приблизились. Родной дом, галактика Млечный Путь трепетала где-то на грани соприкосновения с новым «Я». Спиральные рукава Млечного Пути сверкали близкими звездами и, окутанные шлейфами газовых туманностей, окрылено неслись в хрустальном безмолвии над зимним ельником. Ближний обзор прежнего «Я» микроскопически уменьшился.
Кристаллический ельник незримо шелестел хрустальными лапами и переливчато звенел бубенчиками матушки-зимы. В другом измерении наступила ядерная зима. Бушевали потоки адронно-кварковой бури. Извергались вулканы, сложенные из псевдовещества, неся раскаленную лаву ядерной жидкости к своему подножию. Кучерявилась на склонах нейтринная пена. Мела поземка и наметала большие пушистые белые сугробы. Это смерзались в снежинки свободные глюоны. Штормило гравитационное море, неспешно накатывая ртутными волнами гравитонов на песчаный берег Бесконечного Времени.
Алое закатное небо на горизонте вспарывалось мерцанием северного сияния, порожденного реакциями аннигиляции вещества с ядрами антивещества. Вздыбилась блестящая серо-зеленая поверхность кваркового моря, озаряемая желтой термодинамической дымкой испускания тахионов и поглощения света. Всплески сверхсветовых тахионов тонкими лучами поднимались к алым спиралевидным облакам, конденсирующимся из паров «мю», «пи» и «К» мезонов, и исчезали из видимости. Ртутная волна сверхплотного поля тяготения, сверкая всеми цветами радуги под небом удивительного вневременного мира, поднялась и закрыла собой вогнутый край чаши — горизонт событий Шварцшильда. Гравитационные силы волны облизали ртуть гигантской капли и вновь растянули ее центробежными силами к краям алого горизонта. Следующая набежавшая волна плотно свернулась в тор, и получившийся бублик с шумом устремился к стенкам аквариума. Настал решающий миг для «Я-сознания», когда подступивший гребень гравитационной волны, выстрелил зеркальным протуберанцем в кораблик и захватил свою добычу…
Люциан и ребята, придавленные многократной тяжестью тела к креслам ВИМАНА, реально почувствовали и увидели на экранах виртуальных шлемов Ирреальный Мир. Сквозь иллюминаторную пленку аквариума-корабля ощущалась серебристая поверхность зеркального шара — гравитационной линзы. Гравитационная линза оказалась гравитационной ловушкой для корабля и его экипажа. Это и был загадочный горизонт событий Шварцшильда. Сверхсильные гравитационные поля искривили пространство-время вблизи зоны Шварцшильда. Метрика пространства-времени Минковского исчезла. Новая метрика корабля получила еще один импульс возмущенных полей тяготения, и корабль податливо и пластично принял форму капли, обращенной острой стороной к границе Шварцшильда.
За окнами иллюминаторов поднялась ртутная волна и побежала к этой капле. На границе горизонта событий ртутная волна свернулась в бублик. Получившийся тороид поплыл к стенкам корабля-аквариума и, приблизившись, неожиданно выстрелил зеркальным протуберанцем, захватив добычу в гравитационную ловушку. У экипажа перехватило дыхание и наступило кислородное голодание. В состоянии эйфории вспомнились эпизоды на верхней точке качелей, когда начинается невесомость. И затем сладостная дрожь нирваны свободного падения пронизала все ощущение «Я». Часы на панели управления мигнули и замерли. Время остановилось. Горизонт событий сомкнулся далеко за кормой корабля…
***
Эдвард Пилланс проснулся рано. Первые предрассветные часы обычно прохладные в здешних местах, располагали к неспешности движений и к неторопливости мыслей. Утренние мысли, однако роились как пчелы в улье в майский день. Он с наслаждением потянулся и решил сделать небольшую пробежку вокруг палаточного городка. Мужчина достал из рюкзака фотоаппарат, закрепил его на поясе и резво побежал по намеченному маршруту. Прохладный ветерок еще только начал просыпаться, и прозрачный воздух дрожал перед взором бегуна…
***
Узкий желоб из тугих струн желеобразного псевдовещества, в который попал корабль путешественников, расширяющейся спиралью спускался вниз к подножию вулкана. На поверхности этого небесного тела Люциан заметил другой корабль, подобный его виману. Люциан уверенно сманеврировал над поляной и почувствовал, что аэродинамика здешнего мира позволяет управлять машиной также как и в земной атмосфере. Виман прицельно завис над поляной и впился механическими лапами в грунт. Замигало дежурное табло на экране и над выходной дверью из рубки управления, предупреждая экипаж о необходимости соблюдать центровку корабля при выходе из вимана. Люки открылись автоматически, трап выдвинулся из пазов и сполз вниз. Люциан поднялся с кресла и скомандовал экипажу:
— С прибытием в Ирреальность, друзья! Можно отстегнуть ремни безопасности. Воздух здесь пригоден для дыхания без скафандра. Однако будьте осторожны, могут быть парадоксы из-за нарушения причинно-следственных связей!
После этих слов Люциан взглянул на опустившуюся тень и обмер, увидев самого себя перед собой. Люциан-первый взглянул на Люциана-второго и с замиранием сердца протянул руку своему двойнику для пожатия:
— Вот кого уж не ожидал здесь встретить, так это тебя! — он усмехнулся. — Вы, сударь, хотите осмотреть наш корабль? Ну-ну!
В это время Борис-первый и Борис-второй также здоровались за руки, дружелюбно обмениваясь шутками. Экипаж смотрел на них с выражением легкого шока. Они никого не видели.
Экипаж, осторожно спустившись вниз по трапу, ступил на поверхность неизвестной тверди. Люциан и Борис повернулись и посмотрели в сторону того, другого корабля, который они заметили во время посадки. Они посовещались и решили его обследовать немедленно. Космонавты отправились туда пешком. Сила тяжести никак не ощущалась в этом мире. Возможно, это были очередные парадоксы, не учтенные специалистами в теории относительности. Точнее, она, конечно присутствовала, но не мешала путешественниками и не вызывала чувства дискомфорта.
Они подошли к кораблю. Внешний вид его показался им подозрительным. Такой же серебристый виман, как и у них. Ножки ажурной опоры пятипалыми лапами надежно впились в грунт. Трап спущен на землю. Входные люки открыты. Люциан и Борис молча поднялись по трапу. Мигало дежурное табло над дверью в рубку управления, предупреждая экипаж о необходимости соблюдать центровку корабля при выходе из вимана. Они повернули рукоятку. Дверь подалась легко, и они вошли внутрь. Огляделись. То, что они увидели, поразило космонавтов до глубины души. В креслах пилотов сидел весь их собственный экипаж в полном составе, включая самого Люциана и Бориса. Люциан-второй поднялся с кресла и скомандовал экипажу: «С прибытием в Ирреальность, друзья! Можно отстегнуть ремни безопасности. Воздух здесь пригоден для дыхания без скафандра. Однако будьте осторожны, могут быть парадоксы из-за нарушения причинно-следственных связей!».
Люциан-второй взглянул на Люциана-первого и обмер. Он протянул руку своему двойнику для пожатия:
— Вот кого уж не ожидал здесь встретить, так это тебя! — он усмехнулся. Вы хотите осмотреть наш корабль? Ну-ну!
В это время Борис-первый и Борис-второй также здоровались за руки, дружелюбно обмениваясь шутками. Экипаж смотрел на них с выражением легкого шока…
Люциан-первый и Борис-первый уселись в кресла пилотов и развернулись лицом в салон:
— Я полагаю, это и есть первые признаки нарушения основной цепочки причин и следствий, — сказал Борис.
— Пожалуй, — кивнул Люциан. — Весь вопрос в том, что первично в этой ситуации? Наш прилет или их. Какой же из наших двух экипажей главнее и более настоящий? Ты как думаешь, Борь?
— Я думаю, мы самые настоящие и самые первые. Хотя, не исключено, они точно так же думают про себя.
— То-то и оно, дружище! Лучше, посмотри в иллюминатор! — На полянке между двумя виманами толпились два состава экипажа. Они обнимались и оживленно о чем-то беседовали.
— Предлагаю присоединиться к ним, — предложил Люциан.
И друзья направились к экипажу.
***
— Вижу цель. Это спиральная галактика. Разрешите поиск? — абсолютно бесцветным голосом спросила командира Люциана штурман Наталья.
— Валяй! — кивнул командир корабля и равнодушно откинулся в противоперегрузочном кресле.
Узкий луч сигнала, посланный с корабля, коснулся границ одного из четырех спиральных рукавов и прошел по самому краю диска далекой галактики. Привычные расчеты компьютер выдал на экран в виде координат в эклиптической системе отсчета. Штурман Наташа долго сверяла полученные данные с координатами справочной таблицы, звездными картами в разных эпохах и, наконец, сообщила:
— Командир, если таблицы совпадают, то — это галактика «Млечный Путь». Командир, это же наша Галактика! Разрешите провести полный спектральный анализ подходящих звезд?
— Наиподробнейший анализ! Срочно! — приказал командир, встрепенувшись...
Картина обратной перспективы заняла всю панораму обзора. Зрительный луч «Я-Абсолюта» широким конусом прожектора осветил рубежи до боли знакомой планетной системы, занимавшей место на самом краю в одном из спиральных рукавов Млечного Пути. Казалось, до нее рукой подать, если вспомнить что это такое «рука». Желто-оранжевая звезда класса «Ж», наконец обласкала апельсиновыми фотонами хрустальный купол аквариума, где заключалась ловушка «Я», и согрела душу.
«Я-осознание» экипажа вимана ощутило, как серебристая поверхность зеркального шара внешнего мира растекается по поверхности гравитационного аквариума. Следом люди увидели возникновение спонтанных неоднородностей и дыр в паутине полей тяготения. Время остановилось и замерло, превратившись в липкую тягучую массу. Что это? Не существует понятия «потом» или «прежде». Настоящее растягивается до бесконечности, структуры пространства-времени перезамыкаются и образуют петли из Прошлого, Настоящего и Будущего. Пучности волн перемежаются разрежениями, в которых старое привычное пространство-время освобождается из плена и разворачивается в трехмерный мир. «Я-осознание» Люциана, командира корабля, сообразило, что именно в это мгновение нужно успеть поднырнуть под набегающий гребень волны, тогда приливная гравитация выбросит затерявшийся кораблик к заветному берегу родного трехмерного мира.
Чувство дежавю охватило людей. Звезда класса «Ж» радостно всплеснула апельсиновыми фотонами в ответ и согрела душу экипажу. На экране локатора вимана появился пульсирующий светлячок цели. Компьютер недолго обрабатывал полученные данные и, наконец, на мониторе появилась информация о найденной планетной системе около этой звезды. «Ура!!! Солнце! Ура!!! Земля!» — закричали люди на борту корабля-аквариума. «Ура!!! Мы спасены!». Еще минуту назад, казалось, что прошлое кануло далеко в Лету, ушло безвозвратно. Люди кинулись обнимать и целовать друг друга; всхлипывали и утирали слезы радости. Земля!
***
— И что это было? — спросил Георгий Фомин у коллеги, когда они пришли ужинать в летний ресторан на окраине городка.
— Как это сказать по-русски? — не торопясь, ответил доктор Эдвард Пилланс и потер сильно затекшую шею. — Петля времени. Я ничего не утверждаю. Оно, возможно, конечно. По крайней мере, теория черных дыр такое явление не запрещает. Или же, как мне думается: мы ощутили иную реальность или завихрение времени.
— Ну и ну! Однако, коллега, у вас, теоретиков от астрофизики, весьма богатая фантазия. Я бы предположил, что мы совершили путешествие за горизонт Шварцшильда, но… с одним хитрым и очень неформальным условием.
— С каким же, Георгий? — удивленно спросил доктор Эдвард Пилланс и с интересом посмотрел на русского ученого.
— То, что мы видели и ощущали с тобой, Эдвард, все это, нам моделировал шлем или купол виртуальной реальности, опущенный на этот городок. Хочешь верь, хочешь нет, но им управлял Искусственный Интеллект.
— Не может быть?! Я ведь поверил всем органам чувств. Мои глаза и уши, тактильные сенсоры кожи и тепловые работали исправно. А вестибулярный аппарат чувствовал невесомость и силу тяжести.
— Да-да, сейчас молодые «ай-тишники» довели цифровую технику до еще вчера немыслимого совершенства.
— Но так не бывает в жизни! — вздохнул Эдвард Пилланс, ковыряя вилкой в салате с мидиями.
— Увы, сейчас ты не прав, мистер астрофизик. Сегодня путешествовать за горизонт событий можно, не сходя с дивана, — усмехнулся доктор Георгий Фомин и, отрезав кусочек омара, отправил его в рот. — В этом ресторанчике хорошее меню и очень вкусно готовят молодые повара.
— Будем надеяться, что эта еда не виртуальная, а живая, натуральная, — заметил доктор Эдвард, обнюхивая каждый кусочек. — Настоящие повара, это всегда хорошо!
— Конечно-конечно, мой друг. Еда здесь на вкус, запах и цвет вполне реальная, — сказал Георгий Фомин и чуть заметно улыбнулся. — Ну, если повара не «ай-тишники».
— Что ты сказал? — Эдвард Пилланс вдруг перестал жевать и подозрительно осмотрел еду на тарелке.
— Я сказал: «Приятного аппетита»! — сказал Георгий Фомин, поднимая бокал с шампанским. — Хороший ужин.
— А мне послышалось что-то другое.