Если поначалу стихийные митинги разворачивались на площади напротив здания Совета Министров, а выступающие пользовались обычным мегафоном, то позднее громкоговоритель был заменён на микрофон, звук которого регулировался мощными динамиками, а сами митингующие перебрались на площадь Ленина ( позднее переименованную в площадь Шейха Мансура), где была сооружена сцена. По краям же от центра были расставлены многочисленные скамьи. Это стало излюбленным местом отдыха горожан.
Со временем митинги стали настолько многолюдными, что сидящим было уже не разглядеть очередного оратора, и тогда многие, в основном молодёжь, взбирались на спинки скамеек, чтобы увидеть говорящих. А говорилось о многом...
Вот изящная дама в строгом костюме и с характерной для молодых вайнахских женщин косынкой-«полоской» на волосах сначала сбивчиво, а затем спокойнее рассказывает о том, как она, вернувшись вместе со своей семьёй на родину из Алма-Аты, оказалась в безвыходном положении. Имея высшее экономическое образование и 8-летний стаж работы, из низ 4 – в качестве главного бухгалтера, не может устроиться на работу из-за того, что она - чеченка. Описывает свои хождения по предприятиям и учреждениям. Когда она, прочитав очередное объявление, звонила по телефону, дабы не быть «разоблачённой», ей начинали задавали «наводящие» вопросы, с целью вычислить её национальность: «А как Ваша фамилия?» и т.д. Дошло до того, что главный бухгалтер одного из учреждений культуры, куда она обратилась с заявлением о принятии на вакантную должность бухгалтера, русская, отказала ей в ккрайне откровенной и циничной форме : «Вы знаете, я хочу русскую женщину».
Следующий выступающий - благообразный белобородый старик в папахе. Его речь возвращает собравшихся в далёкие казахстанские степи, воспроизводя ужасающие сцены насильственного выселения чеченского народа.
- Это была дорога смерти...Умерших в вагонах солдаты вышвыривали в сугробы, не давая возможности захоронить их
даже в снегу. На станциях в вагоны врывались какие-то люди, спрашивая, есть ли больные. Тех, кто лежал на виду, забирали, и их ни живыми, ни мёртвыми уже никто никогда не видел. Поэтому депортируемые перед остановками стали прятать больных, заваливая их узлами, одеялами и подушками, одеждой – чем придётся, в страхе потерять близких навсегда.
Настоящей трагедией оборачивалось порой отправление естественных нужд. Во время остановок люди старались отойти подальше от поезда. Вслед удаляющимся раздавался окрик, приказывающий остановиться, и немедленно следом – автоматная очередь. Они умирали в заснеженных степях, зачастую даже не успев расслышать команду. Да и многие ли знали русский?
А сколько юных девушек покончили самоубийством из-за отсутствия туалета в холодных товарных вагонах, повесившись на собственных косах, между смертью и стыдом выбирая смерть. Не в силах их палачей оказалось отнять у этих гордых людей их человеческое достоинство и превратить их в животных.
На одной из станций вынесли из вагона тело молодой женщины. Она умерла через несколько часов после рождения сына. Забились в угол двое её малолетних детей, не понимавшие происходящего. Через два дня умер и новорожденный. Трупик его зарыли в снегу на одной из станций. Старик из соседнего вагона прочёл над ними молитву.Встал вопрос о том, куда девать оставшихся в живых сирот. Отец – на фронте, если ещё жив.
Подобная участь постигла и многие другие семьи чеченцев, сражавшихся в это время на фронтах Второй мировой войны (в ней участвовало более 40 тыс. чеченцев и ингушей; из них добровольцами ушли 12 тысяч человек. Многие не вернулись. Героями Советского Союза стали Хаважи Магомед-Мирзоев, Ханпаша Нурадилов, Ирбайхан Бейбулатов и др.)
Старик вспоминал своё прибытие в пункт назначения. Это была голая заснеженная степь, поблизости - ни одного человеческого жилища. Люди понимали, что их обрекли на смерть. Но они должны были выжить, выжить во что бы то ни стало. Расчищали от снега землю и нарезали пласты мёрзлой почвы в форме плит, складывали их одну на другую, сооружая подобие жилища. О каких-то печках не могло быть и речи. Разумеется, в таких условиях могли выжить лишь сильнейшие. Люди вымирали от холода и голода целыми семьями. Счастливцами считались те из переселенцев, кого расселили вблизи населённых пунктов.
- В целом, события тех дней можно охарактеризовать одним словом – «кошмар», который может привидеться только в тяжёлом горячечном бреду, - завершает старик свой скорбный рассказ.
За годы выселения чеченский народ потерял приблизительно 45% всего населения. Более 12 тысяч человек было убито только за один день из-за сложностей, с которыми был бы сопряжен их вывоз из горных районов. Более 700 из них были заживо сожжены в селении Хайбах, 27 февраля 1944 г. Многих, особенно пожилых людей, топили в высокогорных реках, в озере Казеной-Ам, сбрасывали в пропасть.Трагической оказалась и судьба больных в стационарах. Почти все они, за редким исключением, были заживо погребены на территории больниц, в которых находились на излечении. По свидетельствам медперсонала Урус-Мартановской больницы, странные звуки, напоминавшие не то стоны, не то хрипы, продолжали исходить из под земли ещё долго. Известно, что в одной из больниц скончался и отец Руслана Хасбулатова, бывшего спикера Государственной Думы России, Имран Хасбулатов. Говорили также, что его старшие сыновья – Ямлихан и Асланбек – установили место захоронения своего отца во дворе больницы после возвращения на родину благодаря пожилой медработнице. Покойный был идентифицирован по характерным особенностям, о которых было известно их матери. Его перезахоронили на родовом кладбище.
Однако имел место и исключительный случай, когда русские врачи, супруги, из Гудермесской городской больницы встали на защиту своих больных. Они вызвались сопроводить их до места назначения. Гудермесцы не забыли своих ангелов-хранителей. Однако воздать дань памяти этих благородных и мужественных людей им удалось только после провозглашения независимости Чеченской Республики - в их честь был возведен памятник.
Выступление другого оратора перекликается с предыдущим. Он поднимает высоко над головой потрёпанную и пожелтевшую от времени бумагу с печатями.
- Это купчая, - объясняет пожилой человек.
- Я обошёл десятки инстанций, чтобы получить обратно свой дом, купленный моим отцом в 1940-м году. Я готов его выкупить, как и другие, кому это удалось. Но это - редкие счастливчики. Люди, живущие теперь в наших домах, получили их даром после нашего выселения. Их заселили туда в плановом порядке, свозя из неурожайных регионов России. Они получили в подарок наш скот, наше имущество, нажитое годами. Я ничего не прошу обратно, кроме дома, да и за него готов заплатить, купите себе новый. Мой отец прикован к постели. Он всю жизнь лелеял надежду на возвращение к родному очагу. Но новые хозяева не позволили нам даже взглянуть на него, когда мы вернулись из ссылки. Пригрозили вызвать милицию, если будем настаивать. Должна же когда-нибудь восторжествовать справедливость!
Среди собравшихся нашлись и те, кто помнил бомбардировки горных районов Чечено-Ингушетии, совершённые советской авиацией весной 1942 г., в результате которых погибла большая часть населения Шатоя, Галанчожа и Итум-Кале. Большинство же оставшихся в живых были тяжело ранены.
Эти ежедневные митинги перелились в один постоянный, 7x24, который стал для всех обязательным местом посещения. Заглянувшие на полчаса-час, захваченные услышанным, как правило, теряли счёт времени. Люди приезжали из самых отдалённых селений республики – кто на собственных автомобилях, кто на попутной, иногда целыми автобусами, объединившись в группу. Разумеется, ходили на митинги и сотрудники телевидения. Если же кто-то не успевал побывать на площади, то непременно осведомлялся у коллег о последних событиях. Таким образом, каждый из журналистов, знал почти обо всём, что там говорилось и происходило.