Закончив шведскую войну и получив титулы императора и отца Отечества от услужливой дворни, Петр и в самом деле начал считать себя Великим, но Европа продолжала считать Петра диким властелином Руси, к чему сам император давал веские поводы своим поведением, воспитанием и распутным образом жизни.
Европейские властители не признали за Петром право на императорский титул, и Петр лихорадочно искал оснований для своих претензий на императорство. Необходимо было присоединить к России еще какие-нибудь земли, чтобы Европа начала считать Россию империей, а ее владыку императором.
Благоприятная обстановка сложилась на Кавказе и в Прикаспии, поскольку Персия, владевшая этими землями вела войну с Турцией и не могла оказать сопротивления притязаниям Петра.
Собрав войско в полтораста тысяч человек Петр двинулся от Астрахани на Дербент, который сдался. Это произошло в 1722 году, но далее Петр, по своей привычке, побоялся продолжать поход и возвратился в Петербург, а оставленные им войска на следующий год завладели Прикаспием и осенью 1723 года по договору с Персией к России перешли в вечное владение Баку, Дербент и провинции Гилань, Мазандаран и Астрабад.
В этом же году Швеция признала за Петром императорский титул, чему способствовала продажность шведского ригстага, членов которого петровские посланники откровенно подкупили не жалея денег.
После персидского похода Петр продолжил суетливую жизнь то в Петербурге, то в Москве, или выезжая в Европу для прохождения курса лечения, ибо здоровье его от непотребной жизни и постыдных заболеваний из общения с распутными девками весьма пошатнулось.
Федор неотступно следовал в свите императора, продолжая обихаживать по срамному делу, хотя Петр и обещался больше не привлекать его к золотарскому услужению.
У Петра обнаружилось воспаление мочевого пузыря и возвращаясь с пьяной ассамблеи, как Петр продолжал именовать разгульные застолья с употреблением вина и женщин, он ночами испытывал позывы по малой нужде и, не вставая с ложа, мочился под себя, вынуждая Федора утрами обихаживать его протиранием влажными простынями, чтобы удалить запахи мочи от императорского величества, поскольку Петр так и не признал бани и никогда не мылся, подобно королю Франции Людовику XIV, сказавшему однажды, что ему достаточно будет двух омовений: одного при рождении и второго после смерти.
Зловоние от нечистого тела Петра заглушалось пахучими настоями, что также было заимствовано от французского короля.
Утрами, после пробуждения Петра, золотарь Федор снимал одежды пропитанные мочой, протирал императора, спрыскивал его благовониями, подавал чистую одежду, облачившись в которую Петр приступал к своим императорским делам, первым из которых была стопка водки, выпиваемая им натощак для возбуждения тела и приведение себя в чувство.
Далее Федор уже не следовал за Петром, ибо его обязанности начинались и заканчивались в спальне императора.
Целый день проходил в безделии, если не считать посещения трапезной для слуг, где Федор вместе с другими слугами принимал пищу.
Потрапезничав, Федор обычно брал какую-нибудь церковную книгу, что ему давал дьяк из ближней церкви, и читал и перечитывал святые книги, что по распоряжению Петра были переведены на русскую письменность. Прочитав небольшой отрывок из писаний, Федор обычно предавался размышлениям: - в Писаниях все изложено правильно:
- всякая власть есть от Бога;
- все люди рождаются равными;
- и по делам судите их,
и прочие слова Божьи и их толкование в Евангелии - так почему же в жизни ничего этого не исполняется?
Получается, что власть Петра, живущего в непотребстве тоже есть от Бога? А если люди рождены равными, то почему безумный Петр губит множество людей и является господином всей Руси, а он, Федор, будучи рожден в крестьянской избе в одно время с Петром, обязан прислуживать Петру всю свою жизнь, и не просто прислуживать, а обихаживать Петра по срамному делу? Где же истина: в словах божьих или в делах императорских?
Ответа на эти вопросы и множество других Федор не находил, а побеседовать за жизнь было не с кем – единственный его доверенный собеседник Аким, что служил истопником в Преображенском дворце был далеко, а в редкие посещения Москвы Петром, не всегда Федору удавалось встретиться с Акимом и поговорить по душам. В размышлениях об устройстве жизни, Федору случалось задремать, так и не найдя ответа на эти вопросы о несправедливом устройстве жизни, где одни являются господами от рождения, а другие – слугами и тоже от рождения.
Впрочем, Петр своими указами от 1711 года и 1714 года закрепил всех людей холопского звания в крепостные, запретив им менять хозяев по своему усмотрению, а господам было разрешено использовать холопов как им хочется, в том числе и продавать, будто скотину, другому господину или монастырю. Церковь, провозглашая всех людей равными, сама являлась господином над холопами и имела их в своей собственности.
Так, в одиночестве размышлений обычно и проходил день, если Петр не затевал какой-нибудь дальней поездки, куда его должны были сопровождать ближние слуги и Федор в том числе.
Мысли свои о бытие мирском Федору приходилось держать взаперти в своей голове, поскольку одно неосторожное слово среди слуг, тотчас становилось известно царедворцам, ибо по указу Петра, тот, кто слышал крамольное слово и не донес, подлежал жестокому наказанию вплоть до смертной казни, чему Федор был свидетелем много раз.
Указы свои Петр писал по всякому поводу и по первой пришедшей в голову мысли. За годы царствования Петр издал более 20 тысяч всяких указов и распоряжений, диктуя их секретарю или записывая саморучно, даже в тряской карете.
При плохом почерке и малограмотности Петра многие его указы не удавалось даже прочитать, и они оставались втуне, если самодержец не интересовался их исполнением. Особенно любил Петр издавать указы пребывая за границей своего государства, где-нибудь в Европе, где он мог находиться год и больше, управляя страной издалека. По каждому такому Указу посылался фельдъегерь в Москву или Петербург с важным Указом о том, например, чтобы ткацкие станки, на которых крестьянки ткали холсты для домашнего потребления, были не уже, чем в Европе, а узкие станки предписывалось сломать и сжечь. Но где в избе разместить широкий станок Петра уже не интересовало, ибо он сочинял уже следующий указ, такой же нелепый, что и приведенный для примера.
Фельдъегеря гнали лошадей, чтобы донести волю царя до чиновников, которые исполняли указы и отсылали гонцов с известиями царю об исполнении его воли, а поскольку указы Петр сочинял почти ежедневно, то и гонцы сновали между Европой и обеими столицами государства Российского, как Петр приказал именовать Московию, тоже ежедневно, образуя целую армию гонцов, поскольку пути от царя в Европе до столиц было не менее двух недель, а по распутице и целый месяц.
Такой жизни Федора при императоре Петре, после заключения мира со Швецией, прошло три года, когда здоровье императора резко пошатнулось.
«Царь Петр болел триппером последние четыре года своей жизни». «Недуг император получил от генеральши Евдокии Чернышевой, отличавшейся фривольным поведением, как и сам Петр»,
Свою постыдную болезнь Петр подхватывал неоднократно, а впервые прознал ее в первом путешествии по Европе, будучи неразборчив в женщинах, которых ему подсовывали доброжелатели, зная неистовое женолюбие московского царя.
На Руси постыдные болезни, связанные с прелюбодеянием были почти неизвестны, а в Европе получили распространение, в основном, от наемных солдат, которые пользовались услугами падших женщин и прибегали к насилию на чужих территориях, способствуя передаче заразы. Эта болезнь так и называлась «солдатский насморк».
Царь Петр излечивался, но ничему не научившись, при очередных поездках за границу вновь и вновь пользовал женщин сомнительного поведения, приобретая позорную болезнь снова, чтобы, излечившись, продолжать распутство.
«При соблюдении диеты, половом воздержании и отказе от спиртного, болезнь отступала, хотя покалывание в нижней части живота и мочевом пузыре сопровождали Петра неотступно. Но, по свидетельству современников, он не обращал на это внимания. Несколько раз в году у царя случались обострения, сопровождаемые болями и задержкой мочи, однако уже через неделю он приходил в норму».
«В сентябре 1724 года у Петра был очередной приступ, но он прошел и больше болезнь его особо не беспокоила».
«В сентябре 1724 года диагноз болезни выяснился окончательно: это был песок в моче осложненный возвратом плохо вылеченного венерического заболевания».
Петр предпринял поездку в Шлиссельбург и Лахту на корабле и, как всегда, основательно выпил. Спускаясь по трапу с корабля, Петр оступился и упал в воду, прихватив с собой матроса, что впоследствии было объявлено как самоотверженный поступок императора, кинувшегося на спасение матроса в холодную воду. Этому Федор никак не мог поверить, зная, что Петр не умел плавать и боялся воды, чему слуга-золотарь был неоднократным свидетелем.
Многие матросы кинулись в воду и спасли императора, державшегося за матроса. Петр сильно простудился, однако болезнь прошла и Петр продолжал вести прежний образ жизни, а именно: в пьянстве и разврате.
В январе 1725 года Петр присутствовал на церемонии Крещения, сильно простудился и через десять дней наступило резкое ухудшение его здоровья и он слег, чтобы больше не встать.
Через неделю лихорадка отступила, и Петр почувствовал облегчение, но больного беспокоила общая телесная слабость и головная боль.
23 января врачи сделали «операцию», в результате которой было извлечено из мочевого пузыря около литра гнойной мочи и Петр почувствовал себя лучше настолько, что даже занялся государственными делами, а увидав Федора, который выносил из опочивальни вазу с императорской мочой, громко приказал:
- Федьку, если помру, отпустить на волю.
Петр пригласил к себе кабинет-секретаря и хотел добавить, в полголоса: « Отпустить Федьку и убить по дороге к дому, лишь выйдет из Петербурга» - но резкий приступ боли не позволил Петру произнести эти слова, что и спасло Федора от участи, уготованной ему императором, который, борясь за свою жизнь, продолжал уничтожать жизни других, как он поступал все годы своего владычества.
Через день освобождение мочевого пузыря повторили и снова извлекли около литра зловонной, гнойной мочи. Измученный император заснул, а проснувшись, попросил есть и грифельную доску, чтобы написать завещание.
На доске, в присутствии придворных Петр начертал слова: «Оставляю все» и задумался: «Кому же он оставляет государство Российское?». - Ладно, поем и решу, кто будет моим наследником на Российский престол, а вернее всего никого назначать не буду: коль помру, то пусть они все передерутся из-за престола, а останусь жив, то и вовсе назначать не надо – мстительно решил Петр и приступил к еде.
«Во время приема пищи у него неожиданно возник судорожный приступ, он потерял сознание на два с лишним часа, после чего император утратил способность говорить и владеть правыми конечностями».
Такое развитие болезни Петра было на руку Екатерине и Меншикову: Екатерине Петр не мог простить связь с Виллимом Монсом, которая продолжалась уже после провозглашения бывшей прачки Марты Скавронской императрицей, и сулила ей монастырь – как того хотел Петр, а Меншиков находился под домашним арестом в связи с переводом своих капиталов в голландский банк, против чего проводилось расследование.
«Пока Петр страдал во дворце, Меншиков покинул место домашнего заключения и начал действовать. Он перевез государственную казну в Петропавловскую крепость, комендант которой был ему предан, отдал приказ о закрытии выездов и въездов в город, выставил гвардейские караулы у императорского дворца и убедил гвардейских офицеров в случае чего встать на сторону Екатерины».
«В пять часов утра 28 января 1725 года Петр умер. В соседней зале уже собрались сенаторы и высшие чиновники для обсуждения дальнейшего образа действий. Когда к собравшимся вышел кабинет-секретарь Алексей Макаров и объявил, что завещание царем так и не было составлено, многие пришли в замешательство, послышались даже предложения спросить воли народа. Но Меньшиков не растерялся и вытолкнул на середину комнаты псковского архиепископа Феофана Прокоповича. Тот знал, что сказать. С присущим ему красноречием он спросил собравшихся, помнят ли они слова Петра во время коронации Екатерины, что он возводит ее на престол, дабы та царствовала после его смерти? Забывчивых не оказалось».
«Господа, - вскричал тогда Меньшиков, - теперь мне не нужно никакого духовного завещания! Свидетельство ваше слишком достаточно. Да здравствует наша государыня императрица Екатерина! Эти слова были встречены всеобщим одобрением (правда в доме было много гвардейских офицеров, которые обещались размозжить голову всякому, кому Екатерина покажется неугодной)».
Завершив славословия в адрес императрицы, Меньшиков, со слов Вейдемейера, «пошел к вдове Петра и сказал ей: «Мы признаем тебя нашею всемилостивейшей государыней и посвящаем тебе и имущество и жизнь нашу!»
Петр умер также как и жил: в непотребстве, истекая протухшей мочой, оставив после себя Русь крепостную, что и является главным из его «творений».
«Так кто же изобрел эти байки, с детских лет столь упорно внушаемые нам о некоем великом кормчем, якобы самом народном из всех царей: дивном бомбардире Петре Алексеевиче. Кто перекроил и перештопал этого лютого душегубца и палача в идеального защитника Отечества от орд иноплеменных? Кто вручил ему титул основателя величайшей из империй и устроителя в ней справедливейшего на весь свет правопорядка? Кто объявил его величайшим за всю историю России воителем и первым флотоводцем? Кто навесил на этого Петрушку, ерника-кентавра, шутовски исполнявшего роль протодиакона во всешутейном и всепьянейшем синоде, лавры устроителя в нашей стране художеств и ремесел, заводов и фабрик, солеварен и мануфактур, корабельных верфей и пресловутого «окна в Европу»?
.Эти сказки о царе Петре пошли от немецких историков, из российской академии наук, учрежденной после Петра и заполненной лишь немцами и прочими европейцами.
«При Екатерине II родилась петровская легенда – легенда о мудром царе-преобразователе, прорубившем окно в Европу и открывшем Россию влиянию единственно ценной западной культуры и цивилизации… Пропагандистский вымысел русской царицы немецкого происхождения, узурпировавшей трон, подавляющее большинство людей и по сию пору принимают за историческую действительность».
«учреждения Петра были фатальны для России и были бы еще вреднее, если бы оказались технически хороши. К счастью, они в том виде, как создал Петр, были еще неспособны к сильному действию».
Известные люди так характеризуют личность Петра: «пьяница и развратник…, палач и сыноубийца этот сифилитик и педераст..»
«Человек ненормальный, всегда пьяный, сифилитик, неврастеник, страдавший психостеническими припадками тоски и буйства, своими руками задушивший сына. Маньяк. Трус.»
«… больше всего любивший дебош, женившейся на проститутке, наложнице Меншикова… Тело было огромным, нечистым, очень потливым, нескладным, косолапым, тонконогим, проеденным алкоголем, табаком и сифилисом…»
«С годами, на круглом, красном, бабьем лице обвисли щеки, одрябли красные губы, свисли красные – в сифилисе – веки, не закрывались плотно и из-за них глядели безумные, пьяные, дикие глаза…- Петр не понимал, когда душил своего сына. Тридцать лет воевал – играл – в безумную войну – только потому, что подросли потешные».
«Пьяный сифилитик Петр со своими шутами»
«Действительно ли Петр I прорубил «окно в Европу» и тем самым установил торговые и культурные связи с Европой?»
Оказалось, что нет, достаточно было ознакомиться с таможенными тарифами, действовавшими при царе Алексее Михайловиче.
«Действительно ли Петр I дал толчок развитию промышленности и русской торговле?»
Оказалось, что тоже нет. Петр I организовал потешное войско. Точно также он создал потешную промышленность.
«Действительно ли Петр I дал простор науке и образованию?»
Нет, конечно. Разумеется, крестьян, которых начали продавать на рынках, как скот или как негров в Америке, никто учить не собирался. Отсюда-то и ведет свою историю безграмотная русская деревня.
«И стоит лишь подивиться тому, весьма странному обстоятельству, что всего вышеперечисленного для верной оценки деятельности Петра… оказалось все еще недостаточно. А потому, бум в деле прославления некоего такого царя-реформатора воспетого в балладах чудесного гения-бомбардира Петра Алексеевича, представляющего собой, якобы величайшую, чуть ли не из всех, сколько-нибудь известных в нашей истории фигур…, достиг поистине астрономических размеров, таких, что правда о нем, гласящая о просто редкостном душегубе и клятвопреступнике, святотатце и злодее, как-то затерлась и затерялась среди множества памфлетов хвалебных од».
«Личность и деятельность Петра не только не заключала в себе ничего великого, а напротив, все качества его были дурные».
«Великий мерзавец, благочестивый разбойник, убийца, который кощунствовал над Евангелием».
Л. Толстой
«Повеление Петра I: перестань быть русским, и это зачтется тебе в заслугу перед отечеством».
А.Герцен
«Это не бесстрашный воин, не боящийся никаких опасностей, но робкий, даже трусливый государь, которого мужество оставляет во время опасности. Жестокий во время мира, слабый во время войны».
Фридрих Барбаросса
«Петр слушал лекции профессора анатомии Рюйша, присутствовал при операциях и, увидев в его анатомическом кабинете превосходно препарированный труп ребенка, который улыбался, как живой, не утерпел и поцеловал его».
«В Лейдене, в анатомическом театре знаменитого Боегова, заметив отвращение русских спутников к трупам, (Петр) заставил их зубами разрывать мускулы трупа».
С. Соловьев
«Но как это ни печально: именно Петру I мы и обязаны тем страшным уродливым устроением нынешней нашей государственности, которая любые годы правления «реформаторов» ежегодно так все и выкашивает миллионы русских людей, производя из некогда многолюдной хлебосольной страны безжизненную пустыню»