Город

Анастасия Подорожная
Я задыхаюсь
Во множестве
Дверей и стен
Стреляйте
Здесь есть мишень -
Вырез на платье
Моя непобедимость
Объясняется тем,
Что бог встроен в моей
Материнской плате


Город
[1]

А ты мне и говоришь:

Когда будешь выходить из самолёта, наступай осторожно, он живой, и дышит устьями. Смотри под ноги. Можно не только лодыжку вывихнуть или сломать не дай бог, но и в устье грязной подошвой неприятно же. Он этого не любит. Не любит этого. Рассердится если, не вырвешься.
Кто - он?
Город.
В смысле город?
Я не понял, тебя не предупреждали что ли?
Нет. О чём?
А ты вообще зачем к нам?
Так я это, выиграла щенка.
Щенка? Ты выиграла щенка?

Ты смотришь на меня, как будто первый раз видишь, а я стою на трапе, и во-первых мне зябко, потому что ветер, а во-вторых, у меня за пазухой щенок, и его надо выпустить, он писать хочет, он три часа летел.

Я перегибаюсь через перила трапа и смотрю вниз. В серой земле открываются и закрываются зелёные и красные устья. У меня кружится голова.

Это вот так он дышит? А где же мне ходить?
Между устьями и ходи, в Городе вон сколько людей живёт, все же ходят и ничего.
Так у меня щенок!
Ах, щенок! Ну со щенком я не знаю. Он если в это устье попадёт - это дыхательное. А вон то (и кивает на красное, с бугорочками) - то рот - и плакал твой щенок.
В смысле плакал?
Да ты откуда такая недалёкая? Город же! Сказал же! Спускайся давай!

И я спускаюсь. А за пазухой у меня щенок, и ему надо гулять, он же маленький и три часа летел. Он ужом выбирается из-за пазухи, а я держу его, держу, не отпускаю, а он всё извивается и скулит, скулит, а потом вздыхает во все свои маленькие лёгкие и писает прямо на меня.

Я чувствую, как тёплая струйка течёт по животу и ногам, и от этого тепла и воды просыпаюсь, вскидываюсь на кровати. А ты нависаешь надо мной и говоришь:

Я тебя будил, будил, не добудился! Дай, думаю, вылью чаю, а то всё равно подостыл, и некуда девать.

И я кричу на тебя, мокрая, разъярённая! Бегу за тобой по клети, хромая, швыряя на ходу подушки, а ты перехватываешь и отбрасываешь их обратно. Начинается бой, и в воздух взвиваются пух, перья, а в стену уже стучат соседи, но мне всё равно, я наваливаюсь на тебя всем телом, и луплю, луплю подушкой по башке.

А потом вдруг останавливаюсь, бросаю подушку и вспоминаю Город. Выглядываю в окошко и вижу, и слышу, как там, внизу, под сетками, медленно и размеренно открываются и закрываются устья. Вот эти - зелёные - дыхательные. А вон те - красные - рты.

Опускаюсь на пол, прижимаю колени к груди, дрожащими пальцами глажу лодыжки. Кожа на лодыжках изуродована лабиринтами шрамов.

Нам дали тридцать суток на подготовку к Net-гонке, и сутки уже прошли.
[2]

За час до рассвета ты будишь меня.

Давай, давай, детка, погнали!

Я, не открывая глаз, покачиваюсь, натягивая термобельё.

Что ты вошкаешься, погнали!

Шестьдесят секунд, чтобы запомнить маршрут. Три пролёта вперёд, вверх. Один направо, вниз. Два назад, вниз. Три влево, вверх. И снова, и снова, всего тридцать пролётов. Время! В конце маршрута - ячейка, на ней панель. Панель откроется после решения задачи, а там сейф с блоком для отпечатка пальца. В сейфе ключ и маршрут на тридцать пролётов от сейфа до двери. За дверью победителя ждёт щенок. Щенок - это пропуск в Город на постоянное место жительства.

На старт, внимание, марш!

Я срываюсь и бегу. Каждая смена этажа - зелёный сигнал успеха или красный сигнал неудачи. Можно ошибаться. Но если опоздать, то ключ или щенок достанутся тому, кто успел. Если вовремя никто не придёт, ждать год.

Три пролёта вперёд, вверх. Зелёный. Один направо, вниз. Зелёный. Два назад, вниз. Зелёный. Три влево, вниз. Красный. Чёрт!

В наушниках слышу твой джиббериш.

Ты любишь меня. Ты хочешь, чтобы я выиграла Собаку и поселилась в Городе навсегда. Поэтому ты превратил мою жизнь в ад.

[3]

Пару сотен лет назад по всей Земле великой депрессией наступила бессолнечная зима. Не экстремальная, так. Минус тридцать с запасом. Но жить без солнца в мороз тяжело.

Город осветили дневным светом с ультрафиолетом, перекопали и перезастроили. Сначала русскими клетями, избами, хоромами. Потом плюнули и перешли на небоскрёбы. Тридцать этажей, пятьдесят, сто. Но это ведь музей, на минуточку. Местный мэр обо всём позаботился, и внешнее убранство оставили. Балясины, наличники, ставни. Вертикальные вечнозелёные кустарники. Экскурсии на эйр-флайбордах, чтобы всё это добро как следует рассмотреть.

Город проснулся и задышал на исходе второго тысячелетия. Внезапно началось землетрясение, и люди проснулись в трясущихся, разрушающихся домах. Хватали что попало, выбегали на улицы. Попадали босыми ногами в открывшиеся уже устья, и если дыхательные, то ещё ничего, а вот рты... И раны, нанесённые ртами, затягивались только в пределах Города, а за его пределами открывались вновь.

Я в ту ночь, как и многие, выбежала на улицу и смотрела, как рушится мой дом. А потом земля ушла подо мной вниз, я провалилась, услышала хруст, почувствовала боль и осталась на месте, потому что обе ноги оказались под землёй.

Каждый из нас прожил сколько-то более-менее осознанных лет, но мало кто представляет, что такое в прямом смысле потерять почву под ногами.

Через несколько минут боль усилилась, голове стало холодно, ногам жарко. Устье заполнилось кровью, которая то уходила, то снова наполняла зев. А я стояла и смотрела вниз. Не знала, что делать, не могла кричать и почему-то не хотела сопротивляться.

А потом пришёл ты. Помог мне выбраться, остановил кровь, дал жаропонижающее, зверобой, арнику. Вытащил ноги. Мне некуда было идти, и я пошла к тебе. Думала, это временно. Скоро всё восстановят. Но мой дом не восстановили. А потом и твой рухнул.

Мы уехали во Владимир. Мои раны открылись. Мы вернулись в Суздаль. Раны закрылись. И тут оказалось, что испарения из устьев ядовиты. Город дышал ядом. И начался наш челночный бег.

Месяц во Владимире в бинтах и на сорбентах. Месяц в Суздале на сорбентах и без бинтов.

Многие укушенные, как и я, бежали. Но сбежавшие, как и я, возвращались не по доброй воле, а потому что там, за границами Города, умирали от потери крови. Просто царапины. Просто Город. Покусавший невнимательных, заразивший собой.

Город уничтожил небоскрёбы, растопил снег и вырастил деревья. Не бог весть какие ровные, но крепкие, ветвистые. В Городе зацвели цветы, завязались плоды и родились Собаки. Слюна городских Собак оказалась антидотом к яду единственного живого Города с летом на Земле. Собаки достались не всем. Их было мало, и они превратились в живые символы счастья. Хозяева Собак получили право остаться в лете. Они натянули сети и отстроили заново клети.

Ради лета люди были готовы вытерпеть всё. Привыкнуть к домам-клетям, крошечным биотуалетам, сепараторам мочи и солнечным батареям. Ночью Город освещал себя сам, устья-рты и кора деревьев светились красным. Время от времени светились и шрамы. Шрамы тех, кого ранил Город, но кто жил в Городе, потому что у него была Собака.

У жителей Города круглый год были свежие фрукты-овощи. Раздельный сбор мусора, постаматы, free-wi-fi и дроны. Не жизнь - малина.

А там, где стояла вечная сумеречная зима, можно было обменять крошечную клеть и Собаку на огромный дворец с пожизненным обслуживанием. Да только не было желающих менять. Лето же! Солнце же!

За Собаками началась охота. Чтобы предотвратить кровопролитие, Город закрыли, но учредили ежегодную Net-гонку по сетям. Победитель гонки получал Собаку и право на жизнь в Городе.

Гонка по вертикали, по горизонтали, вверх головой, вниз головой. Хотя можно и по земле. Довольно безопасно, если не наступать в устья. Правда, скорость ниже, и надо постоянно следить, куда идёшь.

Net, не годится.
[4]

Через год переездов туда-сюда мы приедем на Net-гонку за право владеть Собакой. Тебя вытолкнет за край сети твой злейший Враг. Ты вылетишь за пределы трассы. Город сожрёт твоё тело до середины бедра. Медицинские дроны успеют в золотой час, ты станешь наполовину роботом. Напичканный нейронными сетями и искусственными сосудами, ты получишь право жить в Городе с химическим антидотом в крови. А я - я продолжу челночный бег.

Ты должна выиграть Собаку, Мари, - говоришь ты, обнимая меня в постели в очередной приезд.
Холодно, чёрт, включи подогрев! Включи покрытие какое-нибудь, шерсть!

Ты смеёшься, и я с тобой. Ты первый мужчина, с которым я так много, так много смеюсь.

“Покрытие какое-нибудь, шерсть!” Я могу даже кофе в постель, у меня для этого бонус есть!
Бонус! - я поймала смешинку, хохот гомерический, пресс болит. - Бонус! Нет, спасибо! Кофе я в турке сварю!

От напряжения лопаются и начинают кровоточить шрамы. Я успеваю ахнуть и разрыдаться, прежде чем ты заботливо зальёшь кровотечение жидкой кожей.

Ты должна выиграть Собаку, - продолжаешь, уже посеръёзнев. - В следующем году, слышишь? Не позже!

Я смотрю на тебя, металл вгрызается в твои ноги, поднимается вверх по телу. Ты, словно лакмусовая бумажка, впитываешь металл. Больше нет дурацкой татуировки “Я люблю тебя, Мари”. Вместо неё - холод и серебро.

Но я знаю, знаю, что по-другому было нельзя. Ты бы умер от яда Города, если бы не металл. И я ещё больше, ещё сильнее привязываюсь к тебе.

Не позже, слышишь? Я не знаю, сколько у нас времени. Я хочу прожить это время с тобой.

И я снова рыдаю, теперь уже от отчаяния и жалости к себе.
[5]

Третьи сутки прошли.

Что ты вошкаешься? Давай, давай, погнали!
Да бегу!
Мой злейший Враг... Он будет мешать тебе, Мари, как и мне тогда. Он будет делать всё, чтобы сбросить тебя с сетей, не дать победить. Он настигнет тебя у самой двери, за которой ждёт щенок. Ты откроешь дверь и… можешь сорваться, оказаться за пределами сетей. Потому что он вытолкнет тебя! Он заберёт щенка. Он заберёт! Не ты! Поэтому я не просто тренирую тебя, Мари! Я учу тебя уходить от него.

Шестьдесят секунд - запомнить маршрут. Направо, вниз, два вперёд, вверх, три налево, направо, пять прямо, три вниз, направо, вверх...

Бегу!

На старт, внимание, марш!

Сеть натянута, как струна, чуть вибрирует, чуть пружинит! Я карабкаюсь по вертикалям, как обезьяна, как кошка! На рассвете кора деревьев всё ещё светится. Направо, вниз, зелёный, два вперёд, вверх, зелёный, три налево, направо, пять прямо, три вниз, зелёный, направо, вниз… красный! Чёрт!

В наушниках слышу твой джиббериш.
[6]

Net-гонка. Жеребьёвка. Форма. Маска. Наушники. Чтобы не узнать на маршруте, не отличить пол, не слышать подсказок. Ожидание тяжело полной темнотой и тишиной. Маска станет прозрачной за шестьдесят пять секунд до старта.

Я медитирую. Я дышу. Чтобы победить - умри, Мари.

От звука в наушниках я вздрагиваю и подскакиваю. Хреново медитирую, однако. Пять, четыре, три, два... Бояться некогда.

На боевом маршруте мозг отключён. Без слов “направо, налево, вверх, вниз” парю в темноте, двигаюсь без мыслей. Зелёный… зелёный… зелёный… код. Ключ. Зелёный… зелёный… зелёный… Дверь. Ключ. Щенок. Удар.

Я бы и не увернулась, маска как шоры, видно только впереди, и то немного. Подбросило, сорвало в полёт. Рухнула оземь, выключилась. Включилась. Гонка завершена.

Тебе датчик поставили под язык, крошка.

Голова гудит, и я никак не могу понять, кто со мной говорит.

Датчик сдетонировал на изображение щенка, снял с сетчатки. Дал команду клеткам на апоптоз, программируемую клеточную смерть, только ускоренную. Тебя словно поместили в микроволновку.

Голова гудит.

Датчик под язык, крошка, как это могло случиться?

Я моргаю и жмурюсь целую вечность. Зрение понемногу возвращается. Я вглядываюсь в голос и узнаю твоего злейшего Врага. Он сидит рядом, я вся в бинтах.

Зеркало… - хриплю я.
Зеркало не дам. Ты же уродина!

Без маски и соревновательной формы он худ, вихраст и весел. Смотрю на него с презрением, лицо кривится, очень больно.

Что, перекосило тебя, Мари? - он не выговаривает “р”. Я делаю усилие расслабиться. Не получается. Он наливает мне вина и даёт трубочку. Я втягиваю всё залпом.
Ты… - задыхаюсь от злости, горло сжато тисками, не могу выплюнуть ни одной буквы.
Думаешь, я его сбросил? Думаешь, я шёл за ним по пятам, выследил его и сбросил, чтобы ему не досталась Собака?

Я киваю. Он подливает ещё вина. Я втягиваю. Трубочка и вино вместе издают бульканье. Мышцы на лице плывут, он видит это и удовлетворённо кивает в ответ.

Так-то лучше, Мари. Не обижайся.

Меня трясёт. Я сжимаю и разжимаю кулаки. Я соплю. Твой Враг то задумчиво, то с интересом наблюдает за мной.

Сеть защищена от преследования, Мари. Город предотвращает убийства. Собак мало, людей много. Если бы можно было следовать по пятам, мы бы захлебнулись кровью тех, кто не смог отстоять своих Собак.
А как же?.. - до меня начинает что-то доходить, я до конца не понимаю, что именно.
Казино, - говорит Враг. - Не здесь, там. - Неопределённо машет рукой. - Здесь же нельзя. А там можно. Он проиграл себя в казино. А потом и тебя. Посмотри. - Враг включает видео. Я отворачиваюсь. Видео можно смонтировать одним кадром. Разыграть, как в театре. Найти похожих героев.
“Сеть защищена от преследования, Мари”, - передразниваю я Врага. Это же так очевидно, чёрт. Так очевидно! - Уйди, а? - Я просто не знаю, что ещё сказать.
Не спеши. Вот твоё направление на трансплантацию. 12 часов на операцию. Месяц на восстановление. Вот твой паспорт Городского жителя. Можешь жить.
А он?
А он отказался от операции. Согласился на биопротезы, чтобы закрыть долг. Он осуждён пожизненно.
А я?
“А я?” - Враг передразнивает меня. - А я закрыл твой долг. А ты - оставайся сама собой. Что бы ни случилось, оставайся собой.

Я закрываю лицо руками. Сжимаю череп сильно, до хруста. Убираю ладони - Враг ушёл. На бинтах - направление на операцию. Беру. Прикладываю большой палец к месту для отпечатка. Через 15 минут за мной прилетает медицинский дрон.

[7]

Через месяц я снова открою глаза. Медленно осмотрю себя, голую, непривычную, без шрамов. Откашляюсь. Сработает голосовое управление.

Город, привет, - скажу я.
Привет, Мари, - ответит Город голосом твоего Врага. - Добро пожаловать Домой.

Сяду на кровати, поставлю ноги на тёплый пол. В ноги бухнется, радуясь, Собака.
[8]

Мы сидим друг напротив друга, ты пьёшь свой коктейль-антидот и молчишь. Мне трудно тебя узнать, металл разросся, ты уже серебряный по грудь. Интересно, как металлизируется сердце? Оно ведь в движении постоянно.

По одной клетке, - говоришь ты, перехватывая мой взгляд в грудь. - Клетка меняется на металлическую, тестируется - и дальше.
Что?
Ты смотришь на сердце, а у меня сенсоры, я вижу.
А, сенсоры, - говорю я с облегчением.
Как дела? - буднично спрашиваешь ты.
Я видела твоего Врага.
Это не Враг, это… - в твоём голосе нет эмоций, голос мёртв.

Город.