В её руке фотокарточка десять на пятнадцать сантиметров в серебристой рамке – анахронизм по двум параметрам. Фотокарточки устарели, а та, которой она любовалась, ещё даже не была сделана. Запечатленный на ней день не наступил. И не факт, что когда-либо наступит.
Каждый день она засыпала, держа фотографию перед собой. Карточка стала всем смыслом существования.
На фотографии молодожёны. О свадьбе говорили только сияющие лица, костюм жениха и строгое, не белое платье невесты и антураж дворца бракосочетания.
Если бы не холод багета, лучи счастья обжигали бы руки.
Она мечтала не о свадьбе. Она мечтала о фотографии. О средоточии всех их счастливых моментов в одном запечатлённом. Находясь по отношению к нему в прошлом, она надеялась, что где-то в будущем этот снимок будет сделан. Ещё не рождённая фотография хрупка, как жизнь. Пока всё хорошо, у неё есть все шансы стать реальной. Стоит чему-то пойти не так, и она разом исчезнет. Одна ошибка стоит всего счастья.
В мутной белой жидкости плавает красная ткань, как истончившийся розовый лепесток, танцуя под звуки виолончели.
Нет ничего такого, чтобы сказать: «Я люблю тебя», если это так. Нет ничего такого, чтобы целиком принять твоё прошлое. Нет ничего такого, чтобы обнять или поцеловать, когда захочется. Нет ничего такого, чтобы заботиться о тебе, забыв про себя. Нет ничего такого, чтобы ждать долго-долго, когда есть чего ждать.
Чем меньше она говорит, тем сильнее боль в ней.
Чем сильнее боль в ней, тем меньше хочется смотреть на свадебный портрет.
И пока она верит и надеется, пока она любит эту фотографию, пока она делает всё, чтобы та сбылась.
Но ради этого придётся пожертвовать прежней жизнью, и разрушительность последствий предугадать невозможно. Жертвовать — не ей.
И лавандовые лепестки плавают в холодной зеленоватой воде.