Земляки

Владимир Игнатьевич Черданцев
                Поздняя осень 1968 года. Медленно ползут воинские эшелоны по Сибири. Друг за другом ползут, с долгими остановками на станциях, а то и просто на безлюдных полустанках и разъездах. Пропуская встречные товарняки и пассажирские, давая обогнать себя и тем и другим. А некуда спешить пассажирам этих поездов. Отметки в военных билетах сделаны, срок службы пошел. Потому как в поездах этих, тысячи сибирских ребят, едут служить на Краснознаменный Тихоокеанский флот. Менять ребят, отслуживших свой положенный срок. И служить едут уже не на четыре, а всего лишь на три года.

        И в поездах этих, совершенно разных, едут два, ничем не приметных в общей массе, паренька алтайских. Одного кличут Серёгой Черепановым, второго Никитой Ляминым. Пока они еще даже не подозревают о существовании друг друга, но пути их неумолимо начинают сближаться.

       Владивосток, конечная станция. Здесь, в самом городе, ждут, не дождутся, в учебном отряде будущих подводников, в школе младших авиационных специалистов тоже ждут своих ребят. Но основная масса призывников прямиком туда, на остров Русский. Там, в нескольких школах морского учебного отряда, готовят спецов почти всех специальностей, позарез нужных флоту, от радистов до поваров, которых на флоте кличут коками.

        Попали Сергей и Никита в разные школы на Русском острове. Если первого начали учить на радиста, то второй начал осваивать специальность радиометриста. Специальности в рассказе не суть важны, главное, живя в разных районах Алтайского края, здесь они уже оказались на одном, сравнительно небольшом, острове.
       
     Но судьбе, по-видимому, этого показалось недостаточно. И вскоре, после острова Русского, в небольшой морской части на берегу Татарского пролива, в окрестностях городка, с красивым названием Советская Гавань, наконец-то и произошла их первая встреча.

       Скажете, ну и что тут такого, ну встретились два земляка алтайских, да их  полгода назад вон, сколько привезли на Русский. У каждого в смене была четверть, а то треть ребят с Алтая. Так в том то и дело, что это было в учебке, да еще в первые месяцы службы. Тогда было не до землячества, после той муштры и изнуряющих занятий, и о матери родной порой некогда было вспомнить.

      Земляки, радиотелеграфист, Сергей Черепанов и радиометрист Никита Лямин оказались в части единственными уроженцами Алтая. Раскидали по частям, кораблям и лодкам остальных земляков-алтайцев, что были с ними в учебке.

       Часть, куда пришли, точнее, привезли земляков, небольшая, всего несколько десятков человек.  До появления Сергея и Никиты в этой части, мало кто из ребят имел хоть какое-либо представление об Алтае. Ну, есть такой Алтайский край, слыхали краем уха, там еще область есть, Горно-Алтайская. В общем, так себе. Ничего особенного.

      Бедные ребятки, уроженцы Москвы, Ленинграда и прочих городов и весей необъятного Союза, вскоре вы узнаете, что такое Алтай и больше никогда не спутаете его ни с кем другим.

      Начиналось с малого. При обращении друг к другу Серёга и Никита всегда употребляли слово “земляк”.

     -Привет, земляк. Скажи, земляк. Пойдем, покурим, землячок.

     Насторожились ребята. Это, какие такие земляки? До их появления и слова то такого, хоть и слышали, но не употребляли. Будто бы каждый обитатель этой части был единственным представителем другой республики, края или области и некого разом и земляком то обозвать.

       Дальше – больше. Купили как-то земляки себе по простенькому, спортивному костюму, опять же, на скромное довольствие свое, матросское. Ну, вот негоже как-то землякам ходить в коричневых футболках, на коих ничего не нарисовано. Не с руки, можно сказать. Серега, обладающий минимальными навыками рисовальщика, вырезал соответствующие трафареты, и вскоре на груди каждого земляка красовался гордый, алтайский козел с величественной надписью АЛТАЙ. Означало сие только одно – знай наших!

     Если до призыва на флот Сергей и Никита абсолютно не задумывались, хорош, или не очень хорош, а может и совсем плохой, их Алтай родной. Жили, да и жили. Радовались малому, печалились, когда горько было. Довольствовались тем, что есть.

    Да что там говорить, бедновато жили, что тот, что другой. Летними месяцами помогали взрослым в заготовке кормов в родных совхозах. Не от скуки ради, не по принуждению, а правилом считалось, что каждый пацан, должен за лето заработать себе на одежонку кой-какую, на ту же форму школьную или учебники. Вот и шоркались все летние месяцы на лошаденках. Сперва копны возили, потом на грабли конные пересаживались, затем на косилки. Повзрослели, и вилы в руки взять пришлось.

     Гордились ли ребята своей родиной, своим Алтаем, что удостоились чести родиться там и прожить годы первые жизни своей? Вот задай им этот вопрос тогда, ведь не поймут, да еще и на смех поднимут. Что значит гордиться, спросят они? Мы даже и не знаем, как нужно им гордиться, что делать надо, чтобы эта гордость видна была.

      Может на свете еще мало прожили, чтобы эту гордость накопить. Или нужно со стороны на него посмотреть, может даже сравнить с другими местами. А как это сделать? Пока никак.  Пока учимся, понемногу вот работать начинаем. А тут еще время подоспело священный долг Родине своей отдать. Служить будем сейчас, на флоте. На Тихоокеанском. Да вдобавок еще и на Краснознаменном!
 
        И вот тут то и проснулась она, эта гордость за край, за место, где ты родился и вырос. За вечно грязные деревенские улицы, за покосившиеся от времени домишки, за вечную нехватку, то денег, то товара, в сельповском магазине. За труд на ферме, тяжелый и малооплачиваемый. Вот ведь как!

         А делов то, всего ничего. Совсем пустяк. Просто отвезли от дома за пять тыщ верст, подержали несколько месяцев вдали от родных гор, полей и избушек и вот, нате вам, пожалуйста, ночами только они и снятся.

       Вот так и образовалась тоска по родине, вперемежку с гордостью за нее. Откуда гордость то взялась? За что такая честь? А черт ее знает! Вот неожиданно так накатила, да еще какая!

     Вот тут, на берегу пролива Татарского – ша, всё ребята! Не сметь даже и словом худым задеть мою малую родину! А начиналось действо, как обычно, в курилке, если в теплое время года. Да, в принципе, без разницы, где вы можете услышать громкий голос Никиты, с его коронным “ёптамать накуй”, которое, он вставляет в речь свою чаще, чем другие, печатные слова. Вы просто должны знать, что кто-то опять имел неосторожность нехорошо отозваться об Алтае. С умыслом, или без оного.

       А это значит, что Серёге Черепанову нужно быстрее спешить на помощь земляку, а не то дров наломать может парень. А там как раз самый разгар!

        -Да ты знаешь, “ёптамать накуй”, что у нас на Алтае, чуть ли не в каждой деревне, “ёптамать накуй”, по Герою Советского Союза, “ептамать накуй”! А если где такого Героя нет, “ёптамать накуй”, то обязательно, “ёптамать накуй”, Герой Социалистического труда имеется. А про прочих орденоносцев я, “ёптамать накуй” и говорить не хочу даже. Они, точно есть, в каждом дворе.

       Значит и Сергею самая, что ни на есть, пора в разговор вступать. Помощь земляку требуется, а то вон, уже ухмылки и у ребят на лицах появились. Вот, мол, заливает, так заливает! Серега был парнем  более начитанным, как говорят, эрудированным, хотя и он в порыве гордости, за свой край алтайский, мог такое отчебучить, что даже земляк Никита варежку свою иногда забывал закрывать.

      - А вот лыбиться то не надо, коли не знаете. Да будет   всем известно, что на Алтае в Великую Отечественную войну звание Героя Советского Союза получили почти 300 человек, что в три раза больше, чем по стране в целом. Считайте сами, если грамота позволяет. И, к вашему сведению, всего в Сибири это высокое звание получили чуть больше 1200 человек.

     Сергей мог аргументированно говорить, он до службы, в своей восьмилетней школе, пару лет успел поработать. Его слова еще больше распалили Никиту.

     -Вот! А я вам что говорил! Я уже не говорю о том, кто в сорок первом Москву спас. Забыли про сибирские дивизии? Сибирские, считай алтайские!

      Это Никита уже к Мишке Захарьеву обращается, который имел неосторожность в Подмосковье родиться. Его уже было не остановить, ну недолюбливал он москвичей, хоть ты тресни. Хоть тот пока еще и словом не успел обмолвиться о столице.

    -Москвичи! Да все, более, менее, известные люди, к вам со всего Союза приехали, всех к себе повытаскивали, и не вздумай хвалиться даже.
 
   При упоминании Ленинграда, тон Никиткин становился лояльнее, видимо, ничего не имел он против культурной столицы. Хотя не упустил случая спросить у коренного ленинградца, Борьки Молодцова, не видел ли он огромную вазу из зелено-волнистой яшмы у входа в Эрмитаж, считающейся самой большой вазой в мире.

    - Конечно, видел, разве мимо такой красоты пятиметровой, можно пройти и не заметить ее.

    - Промежду прочим, у нас в Колывани, что на Алтае, чудо это сотворили, - скромности Никиты, в этот раз, можно было даже позавидовать. И для связки слов даже своё коронное “ёптамать накуй” не стал употреблять. Все же, как ни крути, культурная ведь столица.

    С теми же ребятами, кто пытался уж слишком рьяно и настойчиво защитить свой край или область, земляки ставили вопрос по-алтайски,  прямо таки, ребром.

    - Слышь, ты, герой земли обетованной! А космонавты с твоей родины есть, или мы что-то не слыхали? Нету. Да ты что! Вот ведь незадача! А чего ж ты тогда хвостик то свой поднимаешь. У нас, вот он, пожалуйста – космонавт номер два, Титов Герман Степанович!

    - Ну, второй же, а не первый,- пытается хоть как-то уязвить земляков, житель “безкосмонавтного” края.

   - А ты хоть знаешь, дурья башка, из-за кого он первым не полетел? Не знаешь, тогда и не вякай! Из-за Никитушки Хрущева! Это ведь он тогда ляпнул, не подумавши, у нас, мол, что, и имен нет русских у космонавтов, только немецкие? Не могли толком “кукурузнику” объяснить, что его отец  этим именем нарек в честь Германа, из пушкинской “Пиковой дамы”.

      Не столь важно, так ли было на самом деле, главное, чтобы и этот оппонент замолк.

      Тут Женька Дедов из Ярославля голос подаёт, встрять хочет.

      - Зато  первая женщина-космонавт, Валя Терешкова, с нашей, Ярославской области.

      - Не спорим, - парируют земляки, только вот закавыка то в чём,  приземлилась она опять же на земле алтайской.

    Вот так и жили. И службу справно несли и край свой в обиду не давали. Да и как его можно дать, в обиду то. Не хочешь, да нос утрёшь кому-нибудь невзначай. Вот только давеча один матросик горло своё драл, скорей всего и еще чегой-то, а уже несколько минут спустя сидит и  заливается соловьем, как же он здорово на Русском приемами с автоматом овладел. Приходится и тут, мимоходом, ему настроение подпортить. Так, самую малость.

       - Слышь, ты, автоматчик, а Калашников то, Михаил Тимофеевич, ведь тоже с нашего Алтайского края.В Курье родился.

      Со временем все оппоненты наших алтайских земляков присмирели, кажется, смирились с тем, что о чем бы разговор не начинался, обязательно на превосходстве их чудесного алтайского края он и закончится.

      Зато, за бесплатно, ребята узнавали много чего интересного от земляков. И о красивейших реках Алтая, Бии и Катуни, при слиянии которых, образуется полноводная Обь, о здравницах Белокурихи, о красотах Горного Алтая и ее высочайшей вершине, горе Белухе. О том, что собранный урожай зерновых, на алтайских нивах, сможет кормить Москву целый день. А может и больше, но уж больно народу там много.

      Благо, наверное, то, что их доблестный командир, наслушавшийся рассказов о красотах Алтая, всё же не рискнул поехать туда в отпуск, а выбрал озеро Иссык-Куль, что в Киргизии. Ох и досталось же бедному Славке Горюхину, по приезду командира из этой солнечной республики. Ведь именно этот старший матрос так расхваливал ему красоты и прелести своей родины, что подозрительный и осторожный “Канарис” повёлся на его россказни и не устоял в тот раз. По его словам, там все было плохо и отвратительно. И цены на продукты и фрукты и на жильё и даже на само озеро. И сам Славка в его глазах, видимо, тоже стал отвратительным с той поры.

      Хорошо, что вскоре комиссовали Славку домой с его язвой желудка. А Серега с Никитой благодарили бога, что командир устоял перед их рассказами о родном крае алтайском и не рискнул туда ехать.

     А если бы ему там не понравилось? А он бы, точно, нашел тысячу причин, чтобы так и было. А язвы то ни у Сереги и Никиты в помине не было. И как бы дослуживать дальше им? Так что всё правильно сложилось.

    Но всему когда-то приходит свой конец. И службе и рассказу вот этому.  Дождались своего ДМБ земляки-алтайцы. Замену себе подготовили достойную. А вот земляков-алтайцев в части после их ухода, увы, больше не осталось. Ну что ж, может это и к лучшему.
 
         Значит, настало время и другим ребятам  поднимать на щит свою малую родину.  А про Серегу и Никиту еще долго будут в части вспоминать. Про них и их любовь к краю родному. Покидали часть свою Сергей и Никита даже в звании одном. Старшинами второстатейными. Шел 1971 год.