СЕРГЕЙ ХОРШЕВ-ОЛЬХОВСКИЙ
РАССКАЗЫ ПРО СОБАК
СЕРЁЖКА И АЛТАЙ
(Из цикла «Донские рассказы»)
Моему сыну
Сергею Сергеевичу Хоршеву
1
На побывку в родной казачий хутор я приехал накануне Петрова дня* вместе с пятилетним сынишкой Серёжкой и первым делом уселся за стол и стал угощаться, под одобрительные взгляды родителей, наваристым, райски пахнущим всевозможными овощами и приправами борщом, тарелку которого вы всегда найдёте в любой казачьей семье, в любое время года и в любое время суток. Затем обстоятельно ответил на множество вопросов, живо интересовавших папу и маму, и поспешил на улицу – хотелось поскорее увидеть друзей детства. Первым мне повстречался Николай Колузонов.
– Ну, что, городской, в кино вечером придёшь? – чуть ли не раздавил он в приветствии мою руку своей натруженной крестьянской ручищей.
– Старьё покажут. Да и киномеханик небось под хмельком будет, – пошутил я.
– Обижаешь, Сэр!.. – засмеялся Николай, припомнив мою школьную кличку. – Я что, на халтурщика похож?
– Разве ты теперь кино крутишь? – удивился я. – А как же трактор?
– Днём на тракторе – не бойся, его я не забыл. А по вечерам в клубе – больше ведь некому. Так что приходи прямо в кинобудку. Чаю попьём, вспомним детство. И его прихвати, пусть своими глазами увидит, как кино показывают, – кивнул он на моего сынишку, как раз выкатившегося из калитки на трёхколёсном велосипеде.
Серёжка с визгом пронёсся мимо нас по дорожке, обсаженной цветами, и резко затормозил под густым кустом чёрной смородины.
– Лаз... два... тли... цетыле... пять... шесть... семь... – стал он звонко отсчитывать.
– Чего это он так кричит? – в недоумении уставился Николай на юного велосипедиста.
– Автогонщика «Формулы-1» изображает. Резину в боксах менял, – пояснил я другу, ошарашенному Серёжкиной выходкой.
– А-а!.. Вот в чём дело! – подхватил Николай на руки «автогонщика» вместе с велосипедом и добродушно поинтересовался: – Ну а ты, казачок, придёшь в кино?
– Не знаю, как папа... – часто заморгал растерявшийся Серёжка.
– Да что папа! Как я скажу, так и будет! Всё! Точка! – весело гаркнул Николай и поставил велосипед обратно на землю, прямо перед невесть откуда взявшимся гончим псом, при виде которого Серёжка съёжился и закрыл глаза.
Собака оказалась на редкость умной, села рядом и замерла. Серёжка побоялся минутку и приоткрыл из любопытства один глаз. Обнаружив, что собака не предпринимает против него никаких действий, открыл второй и осторожно погладил её по рыжевато-пегой спине. Собака обрадовалась ласке и в ответ лизнула Серёжку длиннющим розовым языком – тоже ласково, через всё лицо.
– Хороший у тебя пёсик! – похвалил я собаку.
– Это беспризорный. Алтаем зовут.
– Такой красивый – и беспризорный?
– Ничего не поделаешь, – сконфузился Николай, – хозяин скончался скоропостижно.
– И что?.. Больше некому присмотреть?
– Некому. Хозяйка тоже начисто слегла после такой оказии, – с сожалением вздохнул Николай, помолчал минутку для приличия и снова возвратился к прежней теме:
– Так ты же гляди, приходи вечером. Прямо в кинобудку.
Серёжка тем временем достал из кармана пирожок с картошкой и яйцами, испечённый поутру бабушкой, угостил Алтая и предложил ему пуститься наперегонки.
Алтай, удовлетворённый вкусным пирожком, предложение принял с готовностью. Он высоко задрал длинный пегий хвост с острым белым кончиком и скромно затрусил следом за пылившим по дороге «автогонщиком», смешно болтая висячими ушами. И так продолжалось до самого вечера: пирожок на двоих из рук счастливой бабушки и весёлые шумные гонки по пыльной хуторской дороге на глазах у изумлённых прохожих.
2
– Что, горожане, шашлыки жарить будем? – спросил нас за ужином папа.
– Погоди-погоди!.. – тут же вмешалась в разговор мама. – Из чего ты собираешься жарить?
– Как из чего? С летошнего барана!
– А резать кто будет?
– Мы, Ивановна, мы... Кто же ещё?..
– Нет уж, Васильич, лучше я позову резника. С меня хватит рождественского приключения с кабаном!
Родители спорили, а я тихонько сидел в углу со смущённой улыбкой и в подробностях припоминал, как разбушевавшийся откормленный кабан опрокинул нас с отцом в сугроб и остался с глазу на глаз с мамой, сумевшей в одиночку, нам на позор, укротить перепуганное, почувствовавшее близкую смерть животное.
После ужина мы с Серёжкой отправились в клуб, прямо в кинобудку, как велел Николай. Но фильм из кинопроката в тот вечер не подвезли, что нередко случается в сельской местности. До покраснения лица смущённый Николай стал торопливо показывать устройство и работу всех механизмов киноаппарата, стараясь сгладить неловкость положения, возникшую по вине нерадивых кинопрокатчиков. Он готов был вовсе разобрать его по частям, только бы угодить нам. После длительного и детального изучения кинотехники мы сели, наконец, пить чай с печеньем «Привет».
За чаем Николай рассказал массу изумительно интересных, порой казавшихся просто-таки неправдоподобными, хуторских историй. Тем не менее большинство из них я постарался намотать себе на ус... И только когда Серёжка стал дремать у меня на коленях, убаюканный нашим монотонным говорком и приглушённым смехом, я поблагодарил друга за более чем приятный вечер и засобирался домой.
– Сэр, пока будешь в отпуске, присмотри за Алтаем, – попросил Николай на прощанье. – А потом и я посвободнее стану.
Я охотно согласился присмотреть за беспризорной собакой, так понравившейся моему сыну, крепко пожал другу руку и покинул залитое неоном помещение. Ночь встретила меня непроглядной темнотой и гаммой с детства знакомых хуторских звуков. Здесь было всё: и монотонный, ни на секунду не прекращавшийся концерт сверчков-скрипачей в степи, и натужный рокот тракторов на вспашке, и весёлый лягушачий хор на речке, и заунывный, страшноватый крик одинокой ночной птицы, доносившийся со стороны кладбища, и разноголосый мирный лай дворовых собак, эхом лившийся со всех концов хутора, и соблазнительный девичий хохоток, разбавленный ещё не окрепшим юношеским баском, и даже где-то грустновато играла гармошка, незаслуженно забытая современной молодёжью. И всю эту ночную идиллию вдруг разорвал до жути тоскливый собачий вой.
– Это Алтай плачет! – встрепенулся Серёжка.
– С чего ты взял? – возразил я. – Мало ли в хуторе собак.
– Это Алтай! Я знаю! – стоял на своём Серёжка. – Забери его!
– Хорошо. Утром заберу, – пообещал я и опрометью забежал в дом, прижимая к себе взбудораженного сынишку.
3
– Вставай, сынок. Вставай, – затормошил меня спозаранку отец. – Поможешь маме барана зарезать на шашлык.
– А ты? – полусонно пролепетал я.
– Так я же... – замялся он.
– Знаю, но я тоже боюсь!..
– Всё равно вставай, – продолжал он тормошить меня, – а то нам обоим попадёт.
– Собака всю ночь выла недалече, выспаться не дала, – поспешил я перевести разговор на другую тему. – Не Алтай ли это?
– Алтай. По хозяину тоскует.
– Оттосковался. В яр увели его на рассвете, – сказала мама, неожиданно появившаяся в комнате.
– Неужели убивать?! – подскочил я с постели, обескураженный своей догадкой.
– Ничего не поделаешь, сынок, – успокаивающе похлопал меня по спине отец. – Не под силу хозяйке возиться с ним.
– Папа! Я же говорил, забери Алтая!.. – заплакал Серёжка, разбуженный нашим громким разговором.
В тот долгий летний день я был сам не свой. Из головы ни на минуту не выходили осуждающие слова сына: «Я же говорил, забери Алтая!» Вконец измученный самобичеванием, спать я лёг как никогда рано, едва раскалённый солнечный диск, обычно лилово-красный на вечерней заре и огромный, коснулся расплывчатым краем линии горизонта. Уснул я, как ни странно, мгновенно. Во сне мне привиделась зима: Алтай, запряжённый в лёгкие сани, нёс меня по заснеженной степи, спасая от стаи волков. На вершине одного из величественных сугробов он оторвался от земли и стал парить в пространстве. А я, не удержав равновесия, рухнул в глубокий рыхлый снег. Вожак волчьей стаи тотчас схватил меня за шиворот и стал выкорчёвывать из сугроба. И тут подоспел Алтай и вступил в смертельную схватку...
– Папа! Папа! Алтай плачет! Слышишь?! – оборвал мои видения встревоженный крик сына.
Проснулся я в холодном поту и на самом деле услышал за окном протяжный и невыносимо жалобный вой собаки. При каждом надрывном вопле по телу непроизвольно пробегали мурашки. Хозяину ль, ушедшему в небытие, жаловалась она, или наводящей тоску на весь собачий мир луне – одному Богу известно.
Утром я узнал от родителей, что это действительно выл Алтай. Он после неумелого выстрела безжалостного человека зализал за день в овраге раны и, надеясь на помощь и защиту, приполз ночью домой, окропляя свой путь кровью.
– Всё! – воскликнул я, в страшном волнении. – Забираем его! Прямо сейчас!
– Зачем он нам? – засомневался папа. – У нас есть свой кобель.
– Вылечим и отдадим хорошим людям!
– Это правильно. Только поспеши. Я видел на дороге человека с ружьём...
В ту же секунду, оборвав речь папы, в соседнем дворе раздался выстрел. А вслед за ним послышался возмущённый предсмертный рык Алтая, осуждающий извечную человеческую жестокость.
------------------------
*Петров день – 12 июля.
БИБЛИОГРАФИЯ:
СЕРЁЖКА И АЛТАЙ
Июль 1994 г., х. Ольховый, Ростовская обл.
1. Газета «Слава Труду» № 130, 16 ноября 1995 г., Кашары, Ростовская обл.
2. Журнал «Дон» № 1, 2007 г., Ростов-на-Дону.
3. С. Хоршев-Ольховский. «Клетчатый Пиджак». Рассказы. 2010, Лондон.
ISBN 978-9984-30-177-8
4. С. Хоршев-Ольховский. «Запах родины». Повести, рассказы, очерки, главы из романа, интервью, стихи друзей. 2015, Лондон.
ISBN 978-9934-14-577-3
5. С. Хоршев-Ольховский. «Избранное». Повести и рассказы. 2019, Москва.
ISBN 978-5-00153-068-8
6. Альманах «Рукопись» № 40, 2022 г., Ростов-на-Дону