Серко. Путь от оболтуса до красавца

Владимир Игнатьевич Черданцев
      - Владимир, привет! Как хорошо, что я тебя встретил, всю деревню уж взял и всё без толку, - бригадир резко осадил коня.

       -Ты же, вроде в отпуске сейчас, в своей школе, так что выручай, дорогой.     Косарь временно нужон на конную косилку. Дмитрия Косова срочно на трактор садят, заместо заболевшего Савельича, а сегодня у нас первый выезд на покос наметился.

     - Как-то, неожиданно. Я ведь на конной косилке, Иваныч, и не работал вовсе. Если по-честному, то и коней в косилку даже запрягать не приходилось ни разу.

    - Да брось ты дурака валять – не умеет он! А то я не знаю, будто! Беги скорей к дому Дмитрия, пока он не уехал, он тебе всё покажет и подскажет, если что и взаправду, не знаешь. Лошади с косилкой уже давно дожидаются тебя. Да, чуть не забыл. Заверни на конюховку, там, у Ивана Яковлевича, пристяжного получишь.

          К восемнадцати годкам своим, Владимир Калинычев, по крайней мере, до сего дня, на все сто процентов был уверен, что с лошадьми у него всё давно покончено. Осенью, через, каких-то, пару, тройку месяцев, на защиту Отечества заберут. Итак, почти десять лет стажа, ерзанья и шорканья по алтайским горам и логам, на конях сугубо женского рода, то бишь, на кобылах.

      На молодых, но это редко, преимущественно, в годах уже. С обязательным довеском, в виде молодого оболтуса-жеребенка. Разных мастей, характеров и темпераментов насмотрелся за эти годы копновоз и гребельщик Вовка.

     Почему на кобылах? Так оно и понятно. Сил у кобыл гораздо меньше, чем у их собратьев мужского роду, то бишь, меринов. Опять, кормить же потомство молоком своим, периодически надобно. И даже страшно подумать, что бы было, если тех же кобыл-матерей в косилку запрячь, а их шпана, рядом бы крутились. Вмиг без ног остались бы. А вот копны возить, да грабли таскать, самое то.

      У дома Дмитрия стояла пара лошадей, запряженных в косилку. Вороной масти был коренным, в середке, переминался с ноги на ногу, гнедой красавец, а вот место пристяжного, что слева, было пусто.

      Владимир, вспомнив слова бригадира, что нужно за пристяжным заехать на конюховку, поинтересовался у Дмитрия, почему же он сразу его там не запряг, на что получил ответ, который его очень даже озадачил.

     - А как ты себе представляешь, умник, чтобы необученного, вчерашнего жеребенка в косилку сразу запрячь, на которого еще и узды ни разу не надевали, не говоря уже о хомуте на шею.

     - Так это что, выходит, совсем необъезженных коней всем в пристяжь дают, что ли?

    - Про всех не знаю. Но обычно так мужикам их и всучивают на обучение. Потом пять рублей за это к зарплате прибавляют.

    - Ни хрена, себе, - так, вероятно, сказал себе Владимир, вот влип так влип! И ведь как-то западло отказаться теперь. В трусости обвинят злые, деревенские языки. Но и перспектива быть переломанным, вдобавок с сотрясением мозгов своих, перед самой службой, совсем не радовала парня. За пять советских рублей, на которые он, в конце шестидесятых годов, мог купить только  бутылку водки с закуской. Да пару раз в кино сходить, по двадцать копеек за сеанс.

      Обговорив и разузнав все нюансы работы на косилке, Володька, сев на дырчатое, железное сиденье, которое на стальном листе крепления, приятно покачивало, понужнул коней и поехал в сторону конюховки.

     Конюх, Иван Яковлевич, давний друг отца Владимира,  поджидал его у ворот загона, где стояли десятка два лошадей. При приближении двух своих  собратьев, одни, прядя ушами и фыркая, с любопытством стали подтягиваться ближе к краю изгороди, излаженную из длинных жердей. Другие, ничуть не обращая внимания, занимались ежедневными, не совсем понятными, процедурами, массируя своими зубами, коротко остриженные загривки у подруг и друзей.

    - А ты чего это прикатил на Митькиных лошадях сюда? А где же сам он?

    Узнав в чем дело, почесал в задумчивости затылок свой.

     - Да, паря, дела… И кого же мне тебе в пристяжь дать то? Чтоб не сильно убийственно для тебя было. А вот, посмотри-ка, как тебе вон тот красавец, Серком его нарекли.

      Поодаль стоял белоснежный конек-горбунок, ну, чисто сказочный герой, из русских народных сказок. Миниатюрный, весь какой-то, точено-утонченный, ну совсем не похожий на своих взрослых собратьев.

    - Яковлевич, так это разве не жеребенок? Что-то уж больно маленький.

    - Был жеребенком, да кончился. Возраст подошел, пора взрослую жизнь начинать парню. А что маленький, так удаленький! Будет. Ну как? Бери, не пожалеешь.

    Серка и ловить вожжами в загоне не пришлось. Володя потихоньку подошел к нему, погладил по шее, по его оттопыренной, нижней губе. Такой, трепетной и мягкой, но с такими колючими и редкими волосками бороденки. Незабываемое, с прошлых лет, ощущение.

        -Извини друг, угостить тебя, разу нечем. Не знал, что у нас состоится встреча такая. Всё впереди. Угощу тебя, еще не раз, чем-нибудь вкусненьким.

    Подумалось парню, наверное, хороший и добрый парнишка-копновоз был у матери этого жеребенка, когда этот несмышленыш бегал за ней. Владимир, как бывший копновоз со стажем, знал, что за два месяца ежедневного летнего общения можно так приручить жеребенка, что тот будет полностью доверяться ему. Был у парня случай, когда вчерашний жеребенок узнал его зимой на конюховке, как будто и не было нескольких месяцев разлуки. Сколько радости было у обоих тогда от этой встречи.

    Время идет, к загону стали съезжаться остальные косари, у всех было запряжены, как и положено, по три лошади. Но на косилках сидели  штатные работники совхоза, и у них было время обучить своих пристяжных чуть раньше.

   Надеть узду на Серка у Володи не составило никаких проблем. А дальше? А мужики за забором уже советы стали давать один за другим.

   - Ты, давай, попробуй потихоньку сесть на него верхом. Если начнет трепать, то падать здесь одно удовольствие, не ушибешься.

     Действительно, многолетний навоз с остатками соломы, что перина пуховая, ну подумаешь, если только чуть-чуть изваляться придется.

     Чтобы не напугать Серка, Владимир подвел его вплотную к забору, взобрался по жердям повыше, перекинул ногу через конька и сел… И вот тут началось! Но совсем не то, что может втайне и хотели увидеть мужики за изгородью. Серко подломил свои передние и задние ноги и просто-напросто, самым бессовестным образом, улегся наземь.

    -Слезай, мол, мой юный повелитель!  Кина не будет! Приехали.

      Озадаченный Владимир слез, погладил Серка по морде, пробормотав ему попутно в ухо:

    - Что же, ты делаешь, приятель, люди же кругом. Сам позоришься и меня, следом.

   Вторая попытка, точь-в-точь, повторила предыдущую. И третья и четвертая. Он не возмущался, не пытался седака сбросить на землю, он просто аккуратно и грациозно ложился. Циркач, блин! Тебе бы в цирке выступать, а не косилку таскать по горам алтайским.

    - Брось ты эти эксперименты, на хрен! Выводи его из загона, привязывай за сиденье, пусть за косилкой телепается, а то мы так и к вечеру на Шубинку  не доберемся.

    Парень, с помощью конюха, вывел Серка к косилке, привязали уздой за сиденье. Вроде бы, тронулись. Но не все. Когда поводья натянулись и потянули Серка за косилкой, тот вдруг отчаянно воспротивился.

       Куда это меня, без моего, на то, согласия, хотят увести! Не пойду! Упёршись всеми четырьмя копытами в землю, да так, что на жопу свою даже сел, он этак думал справиться, несмышленыш, с двумя полнокровными лошадиными силами в лице Воронка и Гнедка.

    Да еще, ремешок уздечки под горлом, кислород перекрыл, да кто-то из косарей его бичиком, по сидящей жопе, погладил маненько.

      Пришлось вставать, и впервые, в своей молодой, конской жизни, подчиниться людям. Так и шел он за косилкой добрых пять километров до Шубинки и только богу известно, какие мысли роились тогда в его головушке.

     А дальше, еще тошней! Надели на его красивые плечи хомут, тяжи прицепили к косилке и стал стоять наш красавец от середняка Гнедка по левую руку, если с хвоста смотреть.

    А спереди, так вообще изумительная картина получается, почти как на картине Васнецова ТРИ БОГАТЫРЯ. Правда масти малость перепутаны и стоят не том порядке, но неизработанный, белоснежный красавец Серко, выглядел в этой тройке просто великолепно.

    Про саму косьбу рассказывать особо и нечего. Порядка шести-восьми троек лошадей тянут за собой косилки, которые растянулись друг за другом на большом круговике, пока еще не скошенной травы. И только  стрекот этих косилок, щелчки бичей, да периодические, непечатные окрики косарей, выражающих своё отношение к своим лошадям, и косьбе в целом, нарушают летнюю идиллию этого зеленого, горного рая.

     Володя внимательно следил за своими подопечными, особенно за молодым пристяжным своим. Может кто-то  и не знает, что такое пристяжной, так вот краткое пояснение. Изначально эти косилки рассчитывались, что их будут таскать два коня, поэтому они и назывались пароконными.

    Основная тягловая сила, это два крепких мерина, которое посредством деревянного дышла и сбруи, жестко привязываются к косилке. Пристяжной, он и есть пристяжной. Пристегивают его к этим двум работягам, посредством двух тяжей к вальку, что привязан к косилке, а узду привязывают поводьями к узде соседнего коня.

         Нет на нем органов управления в виде вожжей, да если, по честному, пользы от него в этой упряжке ни на грош, а вот мороки выше крыши. Но это для него, что курс молодого бойца на службе, азы его будущей лошадиной работы, да и жизни в целом.

 Надо вам повернуть налево, к примеру, а это значит, середняку надо своим телом сдвинуть этого пристяжного в сторону, да еще обтоптать ноги этому оболтусу. Слава богу, что при повороте направо, а они при  косьбе только  и присутствуют, этот пристяжной не путается под ногами.

     Зачем тогда он нужен? Только лишь для постепенного вовлечения вчерашнего подростка в нормальную рабочую жизнь. Вот и ходит остаток дня красавец Серко круг за кругом, понуро опустив голову и кляня про себя свою горькую долюшку.

    Но всё, когда-нибудь, да кончается! Кончился первый трудовой день и для Серка нашего. Правда, не совсем кончился. Надо еще до деревни доехать, косарей своих до дому доставить, а потом уж самим в ближайший лог. И поесть и отдохнуть.

     Приехавшему конюху сдали спутанных лошадей своих, хомуты прикрыли травой от дождя. Фуфайки на спины своих молодых, чтобы помягче было сидеть. Ну, всё? Тогда тронулись с божьей помощью.

     И тронулись. Правда, один пошел задним ходом. Все в Куячу, а он в сторону Куяченка. И хоть ты тресни, вперед ни шагу. Конечно, это был Серко.

     Уставшим, и поэтому злым мужикам, было не до выкрутасов этого придурка, они, по-быстрому, привязали поводья к хвосту наиболее смирной лошадки и процессия двинулась. Самым нелепым выглядел Володька, без поводьев в руках, да еще на прицепе, у впереди идущей,  лошади, с поднятым хвостом. Вот бы ученики его сейчас увидели, со смеху бы, поголовно, закатились. Ну что ж. Терпи, казак, атаманом будешь, так всегда говорил Володькин дед, алтайский партизан, Анисим Федорович.

    Дорога в пять километров показалась на этот раз в несколько раз длиннее. Всё успел передумать парень за это время, оглядывая знакомые с раннего детства лога и вершины. Конечно, в голове события почти десятилетней давности, почему-то, они наиболее ярко, запечатлелись в его памяти.

    Вот прошел как-то в сельском клубе фильм, где ловкие парни показывали своё умение ездить на лошадях. Да не просто ездить, а разные трюки вытворять. Ну, а мы на что? Джигиты, вот они, полон зал. Завтра лошадей, наших верных и смирных кобыл, будет не меньше.

     Назавтра, взрослые, целый день не могли угомонить своих копновозов, правда, на тот момент, они поголовно были лихими наездниками, скорей всего красными конниками, из армии Буденного.

    Рот до ушей растянулся у Володьки, от воспоминаний, когда пацаны пытались повторить сцену из фильма, где герой, сзади запрыгивает на лошадь и удирает прочь. Удирать нет смысла, все мы же участвовали в БЕГОВАХ. Так назывались тогда эти соревнования – чья кобыла быстрее всех. А вот сзади запрыгнуть на свою кобылу, это уже класс свой показать!

    Мелюзга, пузатая, ну как можно запрыгнуть на кобылу, если ты в школьном  спортзале не можешь даже через козла перемахнуть. Оказывается можно, если сильно захотеть. Или, хотя бы, попробовать.

    Не беда, что твоя головенка, вровень с тем местом, где у кобылы хвост начинается, было бы желание. Чтобы прыжок был удачным, надо кобылу развернуть по косогору так, чтобы ее голова внизу оказалась, а зад наверху. Может, по высоте то преимущества и нет никакого, зато разгон с горы для прыжка, ого-го, какой.

    - Ребята! Секи момент! – это так Володькин одноклассник, Мишка, объявил о своём сногсшибательном трюке.

     Пока он совершал свой разбег, кобыле надоело стоять в неудобной позе и в самый последний момент, когда Мишка уже был в воздухе, она сделала шаг вперед, чтобы ухватить пучок травы, который она уже давно перед собой узрела.

    Бедный Мишка головой, да прямо в то, прямо скажем, в непотребное место, и угодил. Правда, на мгновение, потом благополучно шмякнулся под задние кобыльи ноги. Оторопевшая кобыла не стала пинать неудавшегося конника, всё-таки, как-никак, из армии Буденного, и благоразумно отошла еще на несколько шагов вперед. От греха подальше.

     А у Мишки, вместо дня триумфа, состоялся день позора. Да еще его групповод соли добавил в  рану, произнеся:

    - Рановато тебе ишшо Мишаня  кобылу, без подставки то.

        Вот такие воспоминания и скрасили длинную Володькину дорогу. Перед селом он слез с Серка, размял свои затёкшие спину и ноги, и, ведя в поводу конька своего, пошли они в сторону конюховки.

      А на следующее утро, когда Серко, с большим удовольствием, съел из рук парня, большой ломоть хлеба, крупной солью обсыпанного, он без понуканий, как ни в чем не бывало, пошел вперед. Конёк-горбунок подчинился, и это была первая, но такая важная Володькина победа.
 
      А дальше пошли, как говорится, рабочие будни, незначительно отличавшиеся друг от друга. Владимир узнавал каждый день всё новые повадки у Серка, тот, вероятно, изучал также своего нового наставника. Подружились они крепко, хотя и не ссорились с самого первого дня. Скажем так, недопонимание, у некоторых личностей, было вначале.

      Хотя, что на самом деле у Серка в голове было, никому не известно. Вот хотя бы случай, когда Валерка Всмяткин, друг Володькин, упросил последнего, дать ему прокатиться на Серке его. Такое ощущение, что стоящий рядом, Серко слышал это, и был явно не в восторге, от такой просьбы. Может он недолюбливал Валерку, возможно и обиделся на самого Владимира, что отдал его в руки такому шалопаю.

      С первых метров, он вдруг сворачивает с дороги в кусты, и так по ним и носился, что когда он, вынес, вконец обезумевшего приятеля туда, откуда тот сел на него, на Валерку было страшно глядеть. Не только весь оцарапанный, но и рубаха в клочья разорвана.

    На вопрос, зачем же он решил по кустам кататься, тот только махнул рукой.

    - А он меня и не пытался  слушать. Он сам себе выбрал этот забег по кущам. Я же только молил, чтобы это все побыстрее закончилось, и глаза мои целыми остались, а не где-нибудь на сучьях висящие.

     И вот скажите на милость, что это было? Послушный, ласковый конь, вдруг показал себя совсем с другой стороны. Да, чужая голова, потёмки. Хоть и лошадиная.

    Так незаметно пролетел месяц работы, на которую бригадир  сосватал Владимира. Сегодня последний день работы, и к вечеру он должен пригнать косилку с лошадьми к дому Дмитрия, откуда и взял ее месяц назад.

    Но у парня созрела мысль самостоятельно выкосить два круговичка в одном из ложков. И самостоятельно  сметать в стог потом. Для коровы семейной. Тайком от отца с матерью. Пусть память останется о сыне, когда его на службу заберут. Сюрприз, так сказать.

     Сказано – сделано. По пути в деревню заехал в этот ложок. В свое время его уже выкосили, когда внизу силосную яму забивали, но вверху еще трава оставалась. Через пару часов, когда косьбу парень уже закончил, он заметил выше его покоса, в молодом, густом, березняке, лошадь.

    Странно, здесь ей, как-бы, совершенно делать нечего. Да и знакомой показалась она Владимиру. За месяц работы, он  заново стал узнавать  всех фермерских лошадей.

    Ба! Так это же молодой, пристяжной, с косилки Николая Фефенова, что потерялся несколько дней назад. Конюхи с ног сбились, его ища, а он, вона где, спрятался. И ведь никому и голову не придет, здесь его искать.

     Подойдя ближе, Володя понял весь трагизм положения бедной лошадки этой. Волосяное путо, коим обычно спутывают передние ноги лошадей, чтобы не смогли они в таком положении, далеко ускакать, сделало своё страшное дело.

      Для тех, кто не в курсе. Путо – кусок веревки, на одном конце которого петля, на другом просто узел. Охватываешь этим путом одну ногу лошади, несколько раз перекручиваешь, просишь, чтобы лошадка поближе поставила вторую ногу, похлопывая по ней, засовываешь узел в петлю, и таким образом передние ноги лошади всегда будут вместе.

      Придет время, распутываешь лошадь в обратном порядке, а путо пристегиваешь на шею, как ожерелье дешевое. Но из веревки путо, это вариант для копновозов, если потеряют, не сильно накладно будет.

     Другое дело, путо из конского волоса, то бишь из хвоста и гривы, коих периодически остригают. Плетут ту же веревку, но из этого волоса, традиционная петля на одном конце и деревянный барашек на другом.

      Мечта любого копновоза. Чтобы на шее его кобылки красовалось именно волосяное путо.

     А тут это волосяное путо сыграло роковую роль для бедолаги. Молодые, они ведь еще научиться должны, прыгать одновременно двумя ногами. А они, по привычке, стараются шаги делать. Вот и этот, до того дошагался, что этим путом содрал не только шкуру, но кажется и кое-что еще.

    Когда поближе наклонился парень над ним, он среди мухоты, облепивших, его раны, он увидел что-то белое. Может сухожилия, а может и кости даже.

    - Да, бедняга! И до речки не допрыгать, чтоб напиться, да и шагу то боишься, лишнего ступить. Давай, попробую, освободить тебя, только ты постой, пожалуйста, смирненько.

     Но когда Володя, еще даже толком и не успевший потянуть за барашек, чтобы в петлю его всунуть, получил такой сильнейший удар копытом, что отлетел на несколько метров, вниз по косогору.

    Злости на коня, как раз и не было. Он даже будто почувствовал боль его, когда сотни волосяных игл воткнулись в его раны тогда, когда он притронулся к путу.

     А вот боли у себя, он не почувствовал от этого мощного удара. Неужели это шок, про который он когда-то, что-то слышал. Зато он увидел возле себя кусок материи, похожий очень, на его прореху, от штанов. Да, это его ширинка, даже пуговицы те же.

     А что же тогда там, чего застегнутая ширинка всегда прикрывает? Неужели шок такой, что он до сих пор ничего не чувствует. Володька боялся опустить голову ниже, чтобы удостовериться. Он, как завороженный, всё смотрел и смотрел на свою прореху.

    Насмелившись, все же глянул, быстренько так глянул, чтоб в случае чего, сознание сразу не потерять. Ну и что увидел там? Трусы свои черные, сатиновые, увидел. А вот кровь и окровавленную часть тела, не заметил.

     Ну-ка, дай, рукой потрогаю. Ё-моё, радость, то какая! Всё на месте, всё цело и невредимо!

      Сидя на заднице, стал анализировать, что же произошло минутой ранее. Наклонился, значит, мотня штанов натянулась, и удар копытом пришелся в аккурат в эту натянутую мотню. Не ниже, и упаси бог, не выше.

      Чтобы окончательно удостовериться, Володька встал на ноги. Ну, так и есть! Брючной ремень держал теперь только остатки, что раньше брюками назывались. Обе штанины, по швам распоролись до самого низа, но всё остальное было в полном порядке.

        Засунув, лежащую на траве, прореху  в карман, парень, весело насвистывая, стал спускаться, к заждавшимся его, лошадям. Перед этим, клятвенно заверив бедолагу, что зла на него он, конечно же, не держит. И по приезду в село, сразу же оповестит, кого нужно, чтобы присылали сюда помощь.

      Вот так и закончился месяц из жизни Володи Калинычева, ничем, кажись, сильно и отличавшихся, от предыдущих. Разве что… ну да ладно.

          А вместо эпилога, автор сообщает своим читателям, что тому злополучному коню, в тот же вечер, была оказана вся необходимая ветеринарная помощь, и вскоре его вновь привлекли к работе.

         А вот своего, так полюбившегося ему, конька-горбунка, по имени Серко, Владимир встретил только через три года, когда вернулся в село после службы на флоте. Стоял его белоснежный красавец, привязанным у конторской коновязи, под красивым седлом, а на его голове красовалась узда, с великолепным, металлическим набором, ярко блестевшим на солнце.

         Ну, вот! Как тут не порадоваться за вчерашнего охламона, у которого, вначале только задняя скорость и включалась. В начальники выбился, вернее какого-нибудь шишку местного разливу возит на себе. Может главного агронома, а может и зоотехника. Пожалуй, не стоит, и подходить к нему, всё равно ведь не вспомнит и не узнает. Лучше уж со стороны полюбоваться. И вспомнить всё это.