- Здравствуй, кума Настасья! Смотрю, в огороде копошишься, дай, думаю, загляну. Давненько на глаза не попадалась, не случилось ли чего, ненароком.
- И тебе не хворать, кума. Проходи, садись вот сюда в тенёчек, день то какой сегодня, с утра парить начинает, скорей бы уж дождик, что ли. Глянь, ведь засохло всё, сушь то, сушь, то какая, стоит.
И действительно, пылью в деревне, кажись, всё покрылось. На деревьях, что тут и там вдоль улицы стоят, бедные листочки, так будто от этой пыли, склонились к земле и не топорщатся, и не шелестят, как раньше.
Воробьям лафа. Зарываются в дорожную пыль, только головёнки торчат. И взлетать то им лень, даже когда редкий прохожий, чуть ли не наступит, на головёнку эту.
Куры, те, где-нибудь под черемухой или в малиннике, тоже ванны для купания себе наделали. В мягкой земле, поглубже, ямку выроют, распушат свои крылья и лежат, с открытыми клювами, прохладу, хоть какую, от земли ловят.
Деревенская ребятня вся на полувысохшей речке, делают запруды из камней, чтоб, хотя бы, если лечь на дно, своими животами, так спины их в воде были бы. Трудная задача, когда речка превратилась в ручей, по сути. Вылезешь на берег, как тут же твой омуток займут гуси с гусятами. Вот и купаются по переменке в грязной, непроточной воде.
- А болеть нам, кума совсем нельзя. Кому мы счас с тобой нужны? Вон, вчерась, Матрена Никифоровна ко мне забегала. Рассказывала, как заходила намедни, старика Студеникина проведывать, как он там, в своей избушке, доживает. Здоровьем, то, ведь совсем плохой старик стал.
- Не успела, говорит, еще толком присесть к его кровати, как залетает в избушку его дочь, Анисья. С фермы, видать, бежала, зыркнула на меня своими глазищами, и с порога, мать-перемать, на отца.
- Лежишь? Господи, да когда ты уже сдохнешь, то, наконец! Сколько же времени ты будешь мучить меня, мочи нет уж никакой. Три года ведь колодой лежишь.
А у старика по худющим щекам слезы рекой. Съёжился весь, видать не раз руку прикладывала к отцу Анисья.
- Доченька, да рази я виноват, что не забирает меня бог к себе. Я кажен день, кажну ночь молю, чтоб смертушка пришла за мной. Не слышит, видно. Или не нужон я им там. Сам весь измаялся и тебя вконец измаял.
- Плохо, значит, зовёшь ее, смерть то свою. Другие вон, смотришь, не успеют заболеть, раз и скопытились. А тебе, видать, особое приглашение требуется.
- Потерпи, доченька, маненько ишшо, потерпи, как-нибудь, через силу. Чую, вот-вот испущу я дух, немножко осталось.
Кума Матрена говорит, что поверить своим ушам не могла, слушая, как дочь костерит почем свет старика. За то, что старик не может никак убраться на свет иной. А та, нисколько не стесняясь в выражениях, продолжала кричать на отца, попутно вытаскивая ухватом из печи, чугунок с похлёбкой.
Приподняла старика, а у того то, господи, кожа да кости, подсунула под спину еще подушку одну, начала кормить его, похлёбкой этой, с ложечки.
А Матрёна, выйдя из избушки, никак прийти в себя не могла, от только что, увиденного и услышанного. Не дай бог, вот так же помирать придется.
- Вот, кума Настасья, что мне и поведала Матрена Никифоровна вчерась, о чем я с тобой и поделилась.
Старушки посидели несколько минут молча. Обдумывая и скорей всего, примеряя к себе, а какой, им то, конец жизненный светит, и упаси бог, только бы не такой, как у деда Студеникина.
- А вспомни-ка, кума, как возрадовался Степан Студеникин, когда у него дочь то родилась, эта самая Анисья. Пал, на радостях, на коня, и пока всю деревню не обскакал галопом, не поделился своей радостью, не успокоился.
- Как же не помнить, кума, конечно, помню, Мы с тобой тогда еще девчонками были, на заборе висели, всё понять толком не могли, чего это дядька Степан так развеселился. Чуть коня не загнал, тот, помнится, весь в пене был.
- Да, вот такая она, жизнь то наша. Сперва радость, что дочку родили, потом горе, что жена рано померла, пришлось одному Степану, Аниську на ноги поднимать. И вот такой конец, не приведи господи, никому. И Анисью то понять можно. Закрутилась бабёнка между фермой и отцом, и помочь то бедняге, не больно кто, разбежался.
- Ну ладно, кума Настасья, пошлёпаю потихоньку до дома. Посудачили и будет. А, кажись, всё же сегодня что-то должно напарить, уж больно душно на улице. Вся живность дождя просит, да и косточки мои все заныли. Верный признак. Получше любого прогноза, что по радио нам говорят. Ну, всем покедова.
*** фото взято из интернета в свободном доступе ***