Это был мой первый отпуск.
Прошел год, как я приехала в Томск по распределению ВУЗа.
Целый месяц отпуска.
В июне, скучая по отцу с матерью, поехала я на малую родину, в Марийский край.
Поезд Томск-Москва тогда ходил регулярно через г.Казань.
А от Казани до своей узловой станции я добиралась полтора часа пригородным поездом, который тоже ходил исправно два раза в день.
При подходе поезда к станции меня охватило невообразимое волнение, словно не было меня здесь целую вечность.
За год в поселке ничего не изменилось.
После города, с его многоэтажными домами и широкими проспектами и площадями, поселок показался мне маленьким, каким - то приплюснутым.
Тот же приземистый зеленый вокзал и старый перрон, с встречающими и провожающими пассажирами, мимо которых и днем и ночью шли пассажирские и товарные составы.
От них в доме дребезжали стекла и этот характерный звук колес на стыках рельс: "Тук-тук-тук, тук-тук-тук,"- знакомый с мне с рождения, поскольку дома на нашей улице были в тридцати шагах от железнодорожной линии.
И этот запах шпал, постоянно витающий над поселком.
Все это было так мило и дорого моему сердцу.
Наутро, проснувшись, попив парного молока, я обошла нехитрое хозяйство; кур, поросенка, оглядела в огороде насаждения с овощами, похрустев свежим огурцом с грядки, громко сказала матери в окно: "Схожу -ка я за земляникой".
Был конец июня и она была в самой спелости, и росла на насыпи, в высокой траве у железнодорожной линии, уходящей вдаль леса.
Между лесом и линией с обеих сторон были широкие полосы, сплошь заросшие высокой травой, люпином, ромашками с колокольчиком, да иван-чаем.
Когда глядишь на них вдаль, они представляются взору, как цветочные сине-белые реки.
Я шла по высокой траве, наслаждаясь сладковатым запахом незабудок , нежно-терпким ароматом иван-чая и, кое-где уже скошенной травой, думая о том, как же здорово, что я родилась и росла среди этих красот.
Моя литровая баночка быстро наполнялась земляникой, от которой шел, несравнимый ни с какой другой ягодой, ароматный дух.
Пребывая в мыслях о прекрасном, я почувствовала, как, вдруг, что-то смачно ударило меня по тыльной стороне голени, под коленкой.
Я напряглась, замерла на секунду, соображая, чтобы это могло быть, и , не оборачиваясь, как молодой кенгуру, выпрыгнула из этой высокой травы на насыпь, потеряв при этом новые красные тапочки матери и побежала в сторону дома по линии, по горячим от палящего солнца шпалам, и совершенно не ощущая боли от острых горячих камней.
Я бежала так быстро, как ни бегала ни на одном школьном кроссе, рассыпав по дороге собранную в банке землянику.
На одном дыхании влетев на крыльцо дома, чуть не столкнувшись с матерью, которая испугавшись моего вида, выронила из рук ведро с водой:"Что случилось-то?"-тревожно воскликнула она.
"Змея, змея там, стукнула там, меня!" -бессвязно лепетала я от испуга.
Еще в детстве, когда мне было лет десять, мать рассказала историю, как она с подружкой, молодыми ходили за ягодами.
Шли они, увлеченно болтали о своем, о девичьем, как вдруг, мать почувствовала, что одна левая нога тяжелеет, глянула вниз, а ногу вокруг обвила змея, и голова ее была уже у коленки.
От неожиданности и страха, мать вскрикнула и потеряла сознание.
А змея успела ее укусить под колено и уползла.
Подружка ее, придя в себя, с большим трудом, довезла ее до больницы. Нога сильно распухла, интоксикация пошла сильная.
Ногу матери тогда еле спасли, срочно перевезя ее в городскую больницу Благовещенска из села Богородское, где проживала мать.
С возрастом, эта нога у матери стала чаще побаливать, потом, правда, добавился к ней еще и варикоз вен.
Эта история, рассказанная матерью давно, так застряла в моем подсознании, что время от времени, всплывала в моей памяти в самое неподходящее время.
И теперь, сбивчиво рассказывая матери, что со мной произошло, я была уверенна, что меня стукнула хвостом змея в траве.
Мать у меня была с юмором, веселая, но тут, даже она задумалась.
Посидев еще часок, успокоившись, мать и говорит:
"Пойдем вместе, посмотрим, если это змея, то она уползла давно уже".
И, видя мою нерешительность, продолжила:
"Жалко, тапки, новые были совсем."
Я, чувствуя вину перед матерью за потерянные тапки, согласилась.
Шли мы по траве очень осторожно, выставив впереди длинную палку с рогатиной, совсем, как заправские "змееловы".
Через некоторое время нашли в траве один тапок, красный, он хорошо проглядывался, из высокой травы.
А рядом, рядом лежала "моя змея"- влажная палка, на конец который, я, видимо, наступила, а второй конец, палки шлепнул меня сзади по голени.
Второй тапок, мы нашли в трех метрах от первого.
"Ничего себе, я прыгнула"- удивилась я своим скрытым способностям - "Просто чемпионский прыжок"- проговорила я вслух.
"Есть поговорка такая; У страха глаза велики"- произнесла мать.
Когда мы выбрались из высокой травы, и шли уже по шпалам домой, вспоминая вновь эту историю, на нас напал безудержный смех, мы хохотали так, что временами не могли идти, приседая до земли от смеха, со слезами на глазах.
Вечером, после ужина, пересказывая отцу этот случай, мы с матерью снова закатились со смеху, вспоминая палку-змею.
"Видно, ведро сметаны, съели уже"- сказал отец, глядя на нас.
Мы, внезапно оборвав смех, удивленно переглянулись с матерью с недоумением уставились на отца: "Причем тут ведро сметаны?"
"Общеизвестное же утверждение"- начал отец -"Пять минут смеха заменяют стакан сметаны и продлевают жизнь на 15 минут."
Он произнес это, таким неестественным серьезно-назидательным тоном, только, что указательным пальцем не потряс в воздухе, что нас еще больше развеселило и мы не могли больше сдерживать вырывающийся из нас смех.
"О-о-о-о, лучше бы он ни- ни-чего не го- го-ворил" - еле выдохнула я, задыхаясь от нового приступа смеха, и мы с матерью уже легли на скамейку, держась за животы.
Отец, махнув рукой на нас, хохочущих, сказал снисходительно все тем же серьезным тоном: " Бабы, и есть бабы, что с вас взять?"