.
Здесь, в ресторане, под ненавязчивую джазовую музыку я, заучившийся студент, сказал так сильно понравившейся мне девушке совсем не те слова, которые она надеялась услышать. Как полнейший «ботан», я взялся разводить ей про топонимику, которая меня в последнее время захватила, про мои собственные оригинальные идеи в этой сфере, про исторически достоверную связь названий и реалий…
- Вот знаешь, Вита, есть в нашем районе село Макушино. Такое простое название. Казалось бы. Ты как думаешь, от какого слова оно происходит?
- Макушка, - ответила волоокая Вита, девушка «в цвету», да и в соку…
- А вот и нет, – как можно мягче сказал я, опасаясь, как бы не пришло девушке в голову, будто я улавливаю ее в глупости. – Все, кто не знаком с историей, отвечают так же, как ты.
- Где уж нам…
- Хочешь знать мой ответ?
- Не то чтобы очень.
- Макушино происходит от имени славянской богини Мокошь. В наших краях ее звали Мокушь. Между прочим, женское божество…
- Между чем? – пошутила моя знакомая.
- Мокошь у нас была, как Афродита у греков...
- Да ну! – с грубо напускным удивлением воскликнула она.
- А на дальнем краю района раскинулась по холмам деревня Власово…
- Неужели?! – лицо девушки изобразило почти что экстаз.
- Все уверены, что это название является производным от имени Влас…
- Вот недоумки! – дурача меня, вскричала Виолетта.
- А моя версия такова: на тех крутых холмах славяне поклонялись некогда богу своему Волосу, которого называли также Велесом, Власием и Власом.
- Клево! А чем ведает этот божок? Не амурами?
- Велес это бог скотоводов…
- Со скотом водится? Какая скука!
- А еще он бог торговли и богатства.
- Как интересно, как занятно! – жеманилась Вита, изображая в шутливо-гротескной форме засохшую на почве грызения наук даму а ля «синий чулок».
- А в соседнем районе есть деревенька с названием… Чертовидено!
- Да ты что?! – шутливое изумление очень шло ей.
- Хорошее название, да?
- Так себе, - сказала девушка, откровенно скучая со мной.
- Нет, ты послушай: Черто – видено! Каково, а?
- Там видели чертей.
- Нет!
- Опять «нет». Я, по твоему, дура.
- Энлонавтов! Пришельцев в прежние века принимали за чертей!
- А нас каким боком это касается? – начала уже терять терпение красавица, до нее дошло, с кем связалась.
- Если пришельцев видели на той горе когда-то давно…
- При царе горохе.
- То есть вероятность, что и ныне такое может повториться.
- Так и что? – девушка озиралась по сторонам, но знакомых в зале у нее, похоже, не было.
- Если туда поехать, побродить там, есть вероятность…
- Ты — неисправимый романтик, идеалист-мечтатель, у тебя нет будущего. Ты ископаемый реликт! - бросила мне со злостью она.
И зазвенела каблучками. Пошла, не оглядываясь по залу, сбежала по ступенькам широкой освещенной фонарями в канделябрах лестницы. Фигурка у нее, однако же, отменная... Да и вообще она — «высший сорт».
С дребезгом затворилась за выбежавшей девушкой массивная застекленная снаружи и изнутри дверь, за которой стояли разноцветные ночные огни, проезжали, светя фарами, автомобили…
Я вернулся в зал и заказал официанту бренди. Уход девушки был для меня крахом. Потому что это был не просто уход девушки, а показатель того, что окружающий мир меня отвергает... В тот вечер я изменил моему золотому правилу всегда быть кристально трезвым...
В воскресенье был странный день: ярко светило солнце, и неподвижно стояли темные тучи. Я вышел из дому, вывел из гаража моего «железного мустанга» и помчал пустынной дорогой в сторону северной столицы — влекла меня романтическая струя. Пролетев со свистом не один десяток кэмэ, свернул с автотрассы, пересек по высокому бетонному мосту обмелевшую до самых камней дна, заросшую тростой и ситой реку Великую и долго гнал вдоль реки по заброшенной дороге, петляя среди ям и подскакивая на ухабах. Телескопические амортизаторы «Явы» выдерживали со скрипом.
Маршрут я загодя наметил по карте. Целью поездки предполагал я посещение высокого холма (как у нас выражаются, «горы») вблизи вымершей деревни Чертовидено.
«Дорожина» с каждым километром становилась все меньше похожей на дорогу. По краям то и дело мелькали крыши вросших в дебри покинутых домов. Когда я подъехал к высокой мрачной горе на краю заполоненного молодой порослью березок и осин поля, «дорожца» стала и вовсе непроезжая. Последний километр я катил «Яву» по грязи непролазной, заглушив перегретый мотор.
Чем ближе я подходил к темной горе (она уже занимала в поле зрения больше, чем пол неба), тем все более тягостным становилось мое продвижение. Поднятая по тревоге из густых высоких трав мелкая мошка вонзалась в глаза, забивалась в нос. Рта нельзя было открыть.
Дорога под горой была разрезана буксовавшими здесь тракторами. Кразовское колесо осталось на обочине памятником бездорожью. Пройдя еще, я обнаружил тракторную гусеницу, распластанную на развороченной, как после сраженья, земле.
Необхватно толстые осины, которые не удалось увезти заготовителям, свалены были поперек пути и уже почернели от времени. Да, деревья здесь явно страдали гигантизмом, как, впрочем, и травы…
С замиранием сердца увидел я за шевелящейся зеленой занавесью кустов красную от ржавчины груду железа, бывшую некогда трактором на гусеничном ходу. Воображение подсказало мне, что стоит подойти к машине, повернуть ручку двери, и из кабинки вывалится скелет сгинувшего здесь машиниста… Но тогда путь мой будет окончен. Я решил: сначала поднимусь на гору. А на обратном пути осмотрю трактор…
На подходе к горе, пролив семь потов, искусанный слепнями, продрался я сквозь высокие заросли лабазника… Но тут встретили меня полки крапивы вышиной в человеческий рост и гренадерский строй колючих дедов…
Когда все же удалось мне пробиться к подножию горы, ни малейшей радости я уже не испытывал. Я оставил «Яву» под приметной ольшиной и стал взбираться по склону. Свет летнего дня надо мной померк — солнце едва просвечивало сквозь соединившиеся кроны огромных сосен и елей. Я заметил, что здесь не поют птицы. Только ворона хрипло прокаркала мне вслед.
Подъем оказался крутым. Предвидя опасность заблудиться в этом нехоженом лесу, я стал делать топором на стволах деревьев зарубки.
Я пробирался среди замшелых пней с огромными норами, спотыкался о прозеленевшие, будто торчащие с того света, суки и стволы рухнувших и разложившихся в красную труху деревьев, обходил вывороченные корневища, которые напоминали несусветных чудовищ вроде «вия»… Траурным минором позванивала одна-единственная птаха.
На верховине, как я и ожидал, простиралось плато. Но было так темно, словно спустились сумерки. Да и перспектива просматривалась не больше, чем на двадцать метров ввиду плотно вставших деревьев. «Искать здесь что-либо – дело безнадежное, - подумалось мне, - если что-то и сохранилось в земле, то вмято на глубину стопами этих древесных гигантов». Я готов был уже пойти на попятную, но вдруг впереди открылся широкий просвет, куда лилось солнце и где ярко зеленела трава. Сердце мое учащенно забилось. Похоже, здесь что-то есть… Я подошел ближе и увидел обширную поляну. Посередине ее, окруженная замшелыми развалинами каменных стен, виднелась большая воронка. «Ну вот, это уже кое-что, - сказал я себе, - здесь, похоже, стояла церковь». Обойдя вокруг ямы, я стал спускаться внутрь. Ноги сами собой съезжали вниз по песку и щебенке. «Если здесь был храм, то какой же большой, - думал я, опускаясь на самое дно. - А яма, скорее, походит на огромный котел, черт возьми!...»
Мне вдруг сделалось дурно, в ушах будто музыка тяжелого сатанинского рока загрохотала, будто хор ведьм разом взвыл; все закружилось, замелькало. «Что за чертовщина? Чертов котел!» Невидимые силы грубо тащили вниз. Или это казалось? Я ощутил резкую слабость и упал.
Очнувшись, я долго лежал, глядя на проплывающее облако. Странно: над ямой-воронкой не росло ни одного дерева. А те, что стояли поодаль были на редкость корявые, с какими-то кручеными, уклоняющимися в стороны от ямы стволами. Наконец я нашел в себе силы, чтобы выкарабкаться наверх.
А здесь меня ждал пренеприятный сюрприз – стена вокруг ямы стояла, как новая! Благо, высотою была всего метра с два, так что я, подтянувшись на руках, перелез ее без особых затруднений. В голове плыло, в глазах туманилось. Помню ведь ясно: когда входил сюда, не было этой стены… Ну да, были развалины каменные… «Скорее прочь, подальше от этого странного места!» - сказал я себе.
Но куда идти? Как вернуться назад? Я припомнил, что делал на стволах деревьев зарубки. Найти бы первую... Но моих отметок нигде не было. Да и деревья будто переменились. Точно помню, что я заходил в хвойный лес. А тут — вековые дубы, липы, клены... Как задумчиво они шелестят, будто рассказывают древнее предание... Я решил идти в сторону солнца — так куда-нибудь да выйду.
Испытав гамму чувств заблудившегося, я вышел к болоту. Пахнуло багульником. Мне показалось, что берегом болота петляет тропинка. И не ошибся — вот она спасительная ниточка, которая выведет меня в человеческий мир. Я бежал сквозь узорочье леса, мечтая об одном — чтобы не оборвалась эта тоненькая нить, не остановилась у какого-нибудь озерка, как это часто бывает в лесу...
На мое счастье впереди забрезжил свет, лес уступил широкому — до самого горизонта — полю. Тропинка выскочила на песчаный большак. Я снял кроссовки и пошел по песку босиком. В душе ликовала победа.
Примечание.
Сие есть начало повести А. Нивина "Во граде Опочка"