- Гринь, а Гринь, а ты Миньку то, моего, давно видел? Опять удрал. И куда, страмец, кажный день убегает то?
- Скорей всего, тетка Каплетинья, убёг твой Минька своё потомство проведывать.
- Ну, вот чо к чему, буровишь то. Какое потомство? Или выпил чего с утра? Да нет, вроде тверёзый.
- Ах, тетка, ты, тетка, всё тебе мерещатся только пьяницы кругом. Взяла, бы, да и прогулялась до складов. Там, возле крайнего и увидишь своего Миньку ненаглядного. Да еды какой-нибудь захватила бы, голодные, чай, сидят.
Любопытство всё-таки пересилило старушечью немощь, взяв свой посох в руки, женщина заковыляла к складам, что рядом с зернотоком.
Миньку своего она увидела еще издали, зрение у старушки на удивление было, дай бог, каждому молодому бы такое. Дожив до своих преклонных лет, она и знать не знала, что такое очки.
- Ну что случилось, голубчик? Отчего ты дом то свой в последнее время забывать стал. Что тебя сюда тянет, кажен день?
Черный пёс, по имени Минька, засмущался, увидев здесь свою хозяйку. Он вроде как бы засуетился даже, но навстречу не побежал, поскуливая и виляя хвостом, остался на своем месте, то и дело, оглядываясь назад.
- На, вот поешь, я тебе блинчиков вчерашних принесла.
И тут старушка заметила дыру под складом, собачий нос и писк щенячий.
-Батюшки, свет! Так вот о каком потомстве намедни Гринька то трындел. А я то, дура, старая, его пьяным посчитала. Так ты, значится, дорогой товарищ, отец этого семейства будешь. Поздравляю. Ну и как твою суженую то звать? Ну, знамо, не скажешь.
Тетка Каплетинья бросила один блин поближе к дыре. Сучка-мать от страха за себя и деток своих, залезла поглубже.
- Ну, ясное море, боишься меня. Не бойся, ты навроде нам с Минькой как родня теперича. Привыкай. Вишь, ты. Какой заботливый отец-то оказывается, даже кость свою с ограды припёр сюда. Ну-да, чем богаты, тем и рады угостить.
Назавтра, Минька, сидя на крыльце избенки, терпеливо ждал, когда хозяйка выйдет на улицу, а дождавшись, то радостно потрется об ее ноги, то к калитке подбежит, вроде, как приглашая побыстрее, отправиться к складам.
- Ну, конечно! Только мне еще и этого не хватало, кормить твоё семейство. Да и твоё ли оно еще? Может она их с другим кобелём нагуляла.
Тетка Каплетинья только с Минькой и разговаривала после смерти супруга своего, тот, вроде, как и понимал всё, что бы она ему не сказала. Так и сейчас, после последних ее слов, будто бы обиделся даже, насчет отцовства своего, сел у воротчиков и морду в сторону отвернул.
- Нет, ну посмотрите на него! Даже слова лишнего не подпускает к себе! Твои, твои они, нечего косоуриться то. Животина, а тоже свой карактер выказывает. Сейчас соберу что-нибудь поесть и покандыляем.
Выслушав хозяйкину речь Минька радостно хвостом своим вильнул, в знак одобрения собачьего. Как и все двортерьеры, Минька был, спасу нет, какой сообразительный и понятливый. Всё понимал, вот только сказать в ответ не мог.
На этот раз Минькина пассия осмелела или, голод, как говорится, не тетка, но кормящая мать вылезла из своей норы навстречу пришедшим.
- Ахти мнеченьки! Да это же чисто лиса, прости господи! И где ты ее Минька отыскал, у нас в деревне таких, кажись, отродясь, я не видывала. Как-же назвать нам её, лисоньку эту рыжую. Лиса, лисонька, Люся, Люсенька. Ну, конечно же, раз ты Минька, то она будет у нас Люськой.
Минька, в знак согласия, утвердительно хвостом вильнул. Следом за матерью, наружу выползли четыре лохматых комочка. Два черных и два рыженьких. Смешно жмурясь от яркого солнца.
- Транди её в шары! И ведь окрасом то не обшиблась и количеством. Два, на мать, два, на отца, вот вам и четыре молодца. Ну, давайте, ближе к столу, буду потчевать вас, чем бог послал.
Неожиданное пополнение семейства, тетку Каплетинью, можно сказать, сильно то и не напрягло. Даже наоборот, дополнительная забота о питомцах, ходьба туда-сюда, кажись, на пользу даже старушке пошла.
Но через несколько дней Люська, всегда с нетерпением, встречающая, Миньку с хозяйкой, у входа в логово своё, исчезла. Голодные щенки скулили. Не объявилась Люська и на второй и на третий день.
Минька, до этого всегда возвращался домой вместе с хозяйкой своей, теперь оставался со щенками, появляясь дома, когда голод заставлял на время покинуть их.
Тетка Каплетинья, подкараулив соседа Григория, когда тот приехал к дому на своём мотоцикле с коляской, неожиданно обратилась к нему с просьбой необычной.
- Слышь, Гриня, уважь старушку. Помнишь, ты мне говорил про место у складов, где Миньку моего, искать надобно. Так вот, надо бы четырех щенков на твоем мотоцикле ко мне домой привезти. Они уже большенькие, мне не донести их. Беда там случилась, мать ихняя пропала. Сдохнут ведь с голода скоро.
Подивился парень такой просьбе, покрутил пальцем у виска своего, но отказывать не решился. Зная наперед, что всё равно старушка не отстанет, добьется своего, во что бы то ни стало. Чтобы не терять время даром, он указал ей место в коляске. Всё это время, когда шел разговор, Минька, внимательно слушал, вертя головой с хозяйки на Гриньку и обратно. А потом и совсем страх потерял, прыгнул в коляску вперед хозяйки, пришлось той на заднее сиденье примащиваться.
С трудом удалось выловить перепуганных щенят и затолкать их в коляску. Минька великодушно позволил хозяйке сесть туда же, видимо решил, что она лучше сохранит им жизнь, не давая выпрыгнуть на ходу, а сам рванул следом, в клубах мотоциклетного дыма и пыли.
Вот так и стали жить. Старушка, по имени Каплетинья, черный, беспородный пёс, по имени Минька, и четыре щенка, пока еще не имеющих своих имен. Только не давала покоя старушке мысль, куда же могла исчезнуть Люська от своих деток? Ну, ведь не просто же так, взяла бы и убежала, бросив их. Нет, что-то другое случилось там. А вот что именно, и не давало покоя Каплетинье.
Не получилось закончить историю эту, как в той сказке, мол, так и стали жить-поживать и добра наживать. Ранним утром поднял старушку с постели истошный лай Миньки и тоненькое тявканье щенков, стоящих у калитки. Накинув на голову платок, набросив на себя фуфайку, Каплетинья выбежала на улицу. Сердце тревожно застучало, будто почуяло враз что-то неладное.
За калиткой стояла Люська, которую сразу и признать то трудно. На шее болтался обрывок веревки, изможденная, худая, вся в крови, глаз один затек и не смотрит, передняя лапа висит плетью.
- Матушка, ты моя, да кто же это сумился так сотворить то с тобой? – всплеснула руками старуха, открывая калитку.
Люська, сделав несколько шагов на трех своих лапах, без сил повалилась на землю. Щенки, не зная, по-видимому, что же им в этой ситуации делать, в рядок уселись перед ней, соображая, вроде и мать их, а вроде и не мать совсем. Только Минька точно знал, кто лежит перед ним. Обнюхав Люську со всех сторон, кажись, даже в нос лизнул, он прилег рядом с ней.
- Ох, беда-бедёшенька, горе то какое. Вот и встретилась семейка, в полном сборе. Нерадостная встреча только получилась. Что вы смотрите на нее, это же мать ваша. Видать, издалека ты шла, голубушка, много тягости натерпелась, кто же эти изверги, душегубы проклятые? Пришла, небось, к своей норе, а там нет твоих сыночков. Как же ты дорогу сюда-то нашла, коли ни разу не была здеся. Сердце материнское вело тебя, оказывается, и у собачьих матерей оно тоже есть. Сердце-вещун.
- Ну, что же я стою перед тобой, распричитавшись. Сейчас водички теплой принесу, обмоем раны твои, потом за лечение примемся.
Когда через несколько минут старушка вновь склонилась над Люськой, она сразу и не поняла, что та уже была мертва.
- Бедняжечка, - старуха уже не сдерживала слез, перед смертью своей, хоть одним глазком, да успела посмотреть на своих дитяток родненьких.
Похоронили Люську в конце огорода, под черемухой. На церемонию прощания пришло всё семейство. Черный пёс Минька и четыре щенка, два черных – в отца и два рыжих – в мать, Люську.