Шестое чувство, вещий сон, внутреннее зрение, интуиция. Называйте, как хотите. Есть страждущие передать, есть те, кто передаёт. А ещё есть тот, кто карает нарушивших молчание, ибо молчание не грех, а необходимость, сохраняющая равновесие.
Проход не открылся. Юрка шарил глазами по сырым обшарпанным стенам, опускался на четвереньки, ощупывая в полутьме скользкие холодные ступеньки. Опять вставал, шёл вперёд, выставив руки перед собой, но всякий раз пальцы натыкались на твердынь в виде всё той же шершавой стены. Сердце набирало обороты, казалось, только рёбра мешали ему выскочить из груди. К горлу подкатилась волна пожирающего страха. Такого раньше не было!
Парень сполз по ступенькам вниз и оглянулся. Всё тот же мрачный серый пейзаж: коробки кирпичных зданий, узкие улочки, разбегающиеся в разные стороны мимо странных коробок и лёгкие светлые тени, несколько минут назад обступавшие его со всех сторон. Не люди, а тени, или полупрозрачные оболочки, сохранившие очертания человеческих тел. Совсем недавно они тянулись к нему, протягивая клочки бумаги, на которых были выведены имена, адреса и… предупреждения.
Один, только один клочок он мог вынести и доставить по назначению, а потом оставить адресата наедине со своей судьбой. Сегодня он даже не рассмотрел, чьё послание легло ему в ладонь. Юрка давно старался не смотреть в безжизненные лица и не слушать шёпот, сливавшийся в единый умоляющий ропот. Они всегда провожали его почти до ступенек, ведущих к выходу, и останавливались только у незримой черты, переступить которую имел право только он, Юрка. Сейчас тени испуганно сбились в одну бледную массу и медленно отплывали назад, уступая дорогу тем, кого парень никогда здесь не видел. Из каждого тёмного угла, из каждой трещины на кирпичной кладке стен слышался шорох, нарастающая возня, скрежет и тяжёлые сиплые стоны, леденящие кровь.
Из-за угла появилась шестилапая тварь. Длинные человеческие руки, согнутые в локтях, росли прямо из плоского тела, которое они ловко несли, семеня наподобие гигантского паука. Две сросшиеся головы с десятком маленьких глаз поминутно щёлкали опять же, человеческими зубами, насаженными на вытянутые челюсти. Юрка задохнулся от ужаса, попятился и застыл, поняв, что со всех сторон его окружают десятки тварей, созданных самой преисподней. Первая пара рук паукообразного существа оттолкнулась от земли, поднимая бугристое тело и выставляя брюхо. Его середина разошлась, и несколько рядов загнутых когтей выросло из мясистой щели. Когти втягивались и вытягивались, словно готовились втянуть свою добычу в паучье чрево.
Совсем рядом что-то дробно застучало, и Юрка увидел, как по ступенькам вниз скатываются несколько круглых предметов, похожих на мячи. Вырезанные, как на Хэллоуин, тыквенные головы остановились около парня, парализованного ужасом. Внутри загорелся огонь, вырываясь из пустых глазниц и ощерившихся в ухмылке ртов. Раздирая жёлтую корку, наружу полезли длинные тонкие языки, покрытые ядовито зелёными присосками. Они вытягивались, извивались и сплетались вместе, истекая чёрной жидкостью, выплёвываемой присосками.
Парень закрыл глаза, моля о том, чтобы душа покинула тело раньше, чем твари разорвут его и попробуют на вкус. Но ни языки, ни когти, ни другие, таящиеся в темноте, не подступали ближе и не трогали парня, будто чего-то ожидая. Всё насторожилось, смолки все звуки, даже Юркино сердце, казалось, остановилось, забыв вытолкнуть кровь в напряжённое тело. Среди наступившей тишины раздались шаги, твёрдые, неспешные, человеческие шаги.
***
Юрка проснулся от боли, разливавшейся над бровью под пластырем. Маленький несчастный случай на работе. Обработка, пара швов, плюс ко всему обещание, что шрам будет еле заметен. Да и не болело сразу так, а сейчас, будто раскалённую спицу над бровью загнали. Поморщившись, Юрка приподнялся на локте, на подушке увидел маленькие тёмные пятнышки. «Во сне задел, наверное», - подумал, осторожно выбираясь из-под одеяла, чтобы не разбудить жену. Прошлёпал в ванную, уставился на себя в зеркало. Да, видок неважный: веко припухло, бинт под пластырем разбух, налился сукровицей, под глазами набрякли мешки, а в голове работало сверло пожирающей боли. Обезболивающее прокатилось по пищеводу, оставляя горький противный привкус. Перед глазами пронеслись события вчерашнего дня.
***
- А мне что делать прикажешь? В доме уже два часа воды нет, а у меня, кроме тебя один сантехник, и тот на вызове. Устранишь протечку в квартире и всё.
Юрка, второй месяц работающий сантехником в местном ТСЖ, пожал плечами, соображая, что раз течет, то значит на полу, возле локации протечки, имеется лужа. А по ней уже можно определить, где именно течет. Дальше уже дело техники: хомут на место протечки и все в порядке.
- Ну, надо, так надо, – утвердительно кивнул он головой.
Дверь квартиры открыла немолодая взъерошенная женщина.
- Ну, наконец-то! Вот, соседи на работу позвонили.
На Юрку пахнуло сыростью и старостью. Такой запашок обычно стоял в квартирах одиноких пенсионеров, но женщина, явно не относилась к этой категории.
- Квартира бабушкина. Месяц, как схоронили. Хотела сдать, а вот теперь ещё и ремонт. Так вы посмотрите? – женщина раздражённо показала в сторону ванной комнаты.
Тусклый свет лампочки выхватил потрескавшуюся плитку, ванну, покрытую грязным налётом, мятый алюминиевый таз с протухшим тряпьём, мутное заляпанное зеркало и лужу воды на полу. Лужа натекла из-под ванны, значит, течь именно здесь. Юрка присел и сунул руку в темноту, морщась от едкой вони. Всё в липкой грязи и ржавчине. Пальцы нащупали влажный участок трубы. По идее, менять здесь надо всё, а хомут – это так, временная залипуха. Где-то у пола должен быть вентиль, перекрывающий подачу холодной воды. Перекрыть, и поставить хозяйку в известность, что мелким ремонтом здесь не обойдёшься. Вентиль почти поддался, когда в трубах что-то застонало, забулькало, зашипело, и в лицо Юрке ударил плевок бурой жижи. От неожиданности он дёрнулся, отпрянул назад, взмахнул руками, поскользнувшись на полу. Пальцы попытались за что-нибудь ухватиться. Это что-нибудь оказалось грязным полотенцем, болтавшимся на крючке около зеркала. Раздался треск рвущейся ткани, на Юрку посыпалось содержимое стаканчика, стоявшего на полочке. В довершение всего, зеркало не выдержало внезапного натиска и грохнулось на распластавшегося парня, чиркнув острым краем над бровью. Грохот и звон осколков заставил хозяйку влететь в ванную. Юрка сидел, привалившись к стене, и прикрывал ладонью глаз, сквозь пальцы текли кровавые струйки, заливая спецовку и капая в ржавую лужу на полу.
Порез, в общем-то, оказался небольшим, хотя и глубоким. В поликлинике, куда его довезла сама хозяйка квартиры, дело сделали быстро, не забыв отметить, что могло быть и хуже. Юрка позвонил на работу, вкратце сообщил о случившемся, сказав, что работа так и не была доведена до конца. Представил вытянувшееся лицо начальника и дяди Бори, второго сантехника, которому придётся всё доделывать самому. Домой решил сразу не ехать, не хотелось слышать дотошные вопросы жены. Поехал к родителям, которые жили в частном секторе на окраине города, поехал, потому что на душе скребли кошки от какого-то мрачного предчувствия. Вроде, ничего особенного не произошло, на работе всякое бывает, а вот плохо как-то на душе и всё.
Мать по своему обыкновению всплеснула руками, заохала со словами: «Как же тебя так угораздило!» Кинулась в кухню, загремела посудой, а вот отец сразу осунулся и странно побледнел. На скулах заиграли желваки, кончики пальцев нервно задрожали.
- Ну, чего вы так расстроились? Живой, здоровый, а это всё заживёт, - отшучивался Юрка, сидя уже за столом.
- Как заживёт, так и посмотрим, - мрачно ответил отец, катая шарики из хлебного мякиша.
- Болит? – сочувственно спросила мама.
- Не особо, - ответил Юрка, уминая домашние оладьи с мёдом.
Тогда не болело, сейчас всю голову разрывало и крутило до тошноты, под пластырем пульсировало и жгло, а в ушах стоял шум, похожий на невнятный приглушённый лепет. «Ничего, сейчас таблетка подействует и отпустит», - утешил Юрка сам себя, опускаясь на краешек ванны.
***
Звонок в квартире среди ночи удивил и напугал Юрку. Прошло больше недели, о досадном случае он уже не вспоминал. Дом, семья, работа, закрутило по самую макушку, а тут.
- Юра? Извини. Знаю, что разбудил. Ты приезжай сейчас, поговорить надо, понимаешь?
Отец пил редко. Даже под действием алкоголя всегда был сдержан и несловоохотлив, всегда будто прятался за ширмой, не распахивая душу, не пуская в свой мирок ни родных, ни чужих. Сейчас он плаксиво тянул слова и шумно дышал в трубку.
- Что-то случилось? Мама? У вас всё в порядке?
- У нас всё в порядке. Приезжай, поговорить нужно, сынок, очень нужно.
Во-первых, отец никогда не называл его «сынок», во-вторых, не говорил «по душам» под хмельком, в-третьих… Да что там в-третьих, отец вообще никогда так не говорил, это больше всего настораживало и пугало Юрку.
***
На столе стояла полупустая бутылка водки и нехитрая закуска, пальцы отца перебирали ворох старых, пожелтевших от времени фотографий.
- Приехал?
- Приехал. Мама где?
- Где, где, на смене, где ей ещё быть.
- А это по какому поводу? – Юрка показал на заваленный стол.
- А это, Юра, по поводу нашего с тобой разговора. Думал, тебя стороной обойдёт, а не хрена не обошло.
Отец в сердцах хлопнул по столу кулаком и ткнул Юрке под нос одну из фотографий.
- Вот это дед твой, царство небесное. Внимательно посмотри.
Деда Юрка не помнил. Сейчас с фотокарточки на него смотрело суровое лицо старика, морщинистый лоб которого пересекал шрам, напоминавший перевёрнутую единицу.
- Посмотрел? А это прадед. Карточка послевоенная, плохонькая, а всё равно видно.
Мужчина в стареньком пиджачке, увешанном орденами и медалями, щурил добродушные глаза и улыбался с фотографии странной улыбкой. Один краешек губы поднялся вверх, а другой неподвижно застыл, от его края до самой щеки тянулся шрам, похожий на ту самую перевёрнутую единицу.
- Всю войну прошёл, и ранения были, и контузии, а эта отметина – памятная. В аккурат, перед войной получил, что-то на заводе у них там случилось, вроде, стружка металлическая отлетела. Думаешь, случайность?
Мельком посмотрев на фотографию, Юрка пожал плечами, не понимая, куда клонит отец.
- А вот это я, родитель твой собственной персоной.
Курносая улыбающаяся рожица десятилетнего мальчишки, обритого наголо, весело пялилась на Юрку. На правой стороне этой лысины красовался внушительный шрам, напоминавший злосчастную цифру.
- Не замечал никогда? Ну да, под сединой не видно. А на себя давно в зеркало глядел? Так глянь, может, заметишь закономерность.
Глядеть на своё отражение Юрка не собирался. Розоватый, легко зудящий шрам над бровью он видел по несколько раз на день. Но только сейчас до него дошло, что же напоминает этот заживший порез.
- Готов правду выслушать, сынок?
- А надо?
Парень не понимал, какую правду может рассказать отец посреди глубокой ночи, да ещё и после изрядной порции водки.
- Правда в том, что ты письмоносец в седьмом поколении, - шумно выдохнул отец. – Молчи, не перебивай, а слушай. Разговор на эту тему у нас первый и последний. Объясню, как смогу. Ты в шестое чувство веришь? А в вещие сны? Нет, конечно, такая дребедень тебе в голову, скорее всего не приходила. Я тоже не верил до поры до времени, а письмоносцем стал в десять лет с хвостиком. Каково сопливому мальчишке узнать, что ему неизвестно сколько, с той стороны письма живым носить!
- Письма с той стороны живым носить? – пришла очередь шумно выдохнуть Юрке.
- Послания, вести, записки, письма, называй как хочешь. Смысл один – мёртвые просят передать живым, чаще всего родственникам, предупреждение. Мол, так и так, в такое-то время туда не ходи, в этом месте дорогу не перебегай, в эту машину не садись, с этим человеком не общайся, на эту работу не устраивайся, в общем, много всего. Точнее сказать не могу, я этих посланий не читал. Тебе бумажку сунут с именем и адресом, твоё дело – передать по назначению. Указанное лицо прочитать с той бумажки ничего не сможет, да и про тебя сразу забудет. Знать, что там написано – твоя привилегия, это, в случае, если сам прочитаешь.
Человек, конечно, что-то почувствует, сон увидит, остерегающий голос услышит, может, видением накроет. Там, сынок, совсем другие силы в игру вступают. Верить или не верить, и вообще право выбора только за этим человеком. В том случае, если письмецо ты прочтёшь, то знать будешь наверняка, о чём предупреждение. Только, вмешиваться нельзя! Слышишь, нельзя! Ты – письмоносец, не ангел-хранитель, не медиум в трансе и не спасатель! На тебе теперь печать, позволяющая входить на другую сторону и выходить оттуда живым. Она как охранный документ и спасает, и обязывает.
- От кого спасает? – машинально спросил Юрка.
- Совсем дурак? Думаешь, на той стороне одни мёртвые? От того, что там обитает, у меня волосы дыбом вставали. Там свои стражи и свои законы. Берёшь, передаёшь, и уходишь. А теперь, сынок, мой совет послушай. Ты эти письма не читай, нечего тебе в чужую судьбу заглядывать. Изменить ты её при всём своём желании не сможешь, а в дерьмо вляпаться - это вот запросто. Впрочем, весь наш род по мужской линии в этом дерьме давно крепко сидит. Запомни, тебе придётся научиться не только письма носить, но и молчать. В нашем деле молчание - это главное. Я тебе уже сказал, что на той стороне свои законы, нарушишь, жестоко поплатишься. Мой отец, твой дед мне о черном человеке с той стороны рассказывал. Сам я его никогда не видел, но знаю, что среди нас, его называют палачом молчания. Вроде, как языка у него нет.
От слова «палач» Юрку всего передернуло.
- Казнит он что ли?
- Не знаю, встречаться не приходилось и тебе, сынок, не советую. Вот ещё что. Отец с сыном на эту тему один раз говорит, и только после того, как метка появится. Значит, время твоё пришло, а моё закончилось.
- А что, сила предупреждения всегда срабатывает?
Отец задумчиво покачал головой.
- Думаю, два-три раза из десяти, сам знаешь, людям некогда верить и прислушиваться. А если бы не срабатывала, за каким хреном мы бы тогда с той стороны послания носили?
- Ну и как на ту сторону попасть?
- Да просто, она сама запускает и выпускает по своим правилам. Главное, эти правила не нарушать.
- Мама знает, кем ты на той стороне подрабатываешь?
- Об этом должны знать только мужчины рода. Ещё вопросы есть?
Вопросов не было, так же, как и веры во всё услышанное. Червяк сомнения возился внутри и рвался наружу. Приехать на другой конец города среди ночи, чтобы выслушать бред о случайном шраме и тайном жизненном предназначении – это уже слишком.
***
После того разговора прошло около месяца. Отца Юрка видел за это время пару раз. Тот по своему обыкновению был молчалив, странной темы больше не касался. А вот у парня язык чесался. Пропустив через себя несколько раз тот ночной разговор, Юрка понял, что вопросы есть. Хотел вывести отца на продолжение, но вспомнил резкие, как отрезанные слова: «Разговор на эту тему у нас первый и последний». В жизни ничего особенного не происходило, но как оказалось, не всё так просто.
***
Он захлёбывался в собственном крике. Его, минуту назад устанавливавшего никелированный смеситель воды в маленькой кухне стандартной однушки, подбросило вверх, как пробку от шампанского. Мелкая сетка трещин на стене налилась багровым свечением и разошлась, затягивая Юрку в образовавшийся провал. Лицо обдало сырым сквозняком, а через минуту он уже стоял на ступеньках, выходящих из мрачного здания в полутьму узких пустынных улочек. Нет, пустынными они не были. То тут, то там, замелькали белые тени. На Юрку смотрели, его ощупывали, белые полупрозрачные руки протягивали сложенные, смятые, скомканные бумажки. «Сынок, дочке передай», - проник в сознание еле слышный шёпот. – Друг у меня там… Мужу! Сыну! Брату! Жене!» Шёпот буравил мозг, голова закружилась, листочки замелькали перед глазами белыми мотыльками. Повинуясь какому-то непонятному порыву, Юрка схватил первый попавшийся бумажный листок и бросился назад к ступенькам, над которыми уже расходились багровые трещины. Опять хлопок, дуновение сквозняка и та же кухня в однушке, в которой ждала его незаконченная работа. Хозяин квартиры его отсутствия даже не заметил, зашёл в кухню, что-то пробубнил и вышел, прикрыв за собой дверь. Дрожащими руками сантехник развернул послание.
«Улица Заводская, дом номер 6, квартира 11. Зимакову Илье». На обратной стороне листка стали проступать крупные буквы. Читать их он уже не стал. Сейчас всё это для него было новым, непонятным и пугающим.
Молодой человек ещё долго топтался у подъезда указанного дома, размышляя, положить ли в почтовый ящик, оставить у двери или позвонить и отдать лично в руки.
Дверь открыл полноватый лысеющий мужчина.
- Зимаков Илья?
-Гм. Точнее, Илья Петрович, - мужчина насмешливо оглядел рабочую спецовку и сумку с инструментами. - А вот службу спасения от потопа сверху мы не вызывали.
Юрка растерянно замялся, протянув обитателю квартиры сложенный бумажный листок.
- Это вам, - сказал он, не глядя незнакомцу в глаза.
Он не знал, что будет дальше, просто повернулся и пошел прочь. За спиной раздался звук закрывающейся двери и щелчок замка.
***
Его всегда затягивало на другую сторону, когда он был чужой квартире. Обычно, это случалось один раз в неделю. Хлопок, сквозняк и мрачные улицы, где не было ни солнца, ни луны, ни фонарей, ни света в окнах кирпичных коробок. Вечные сумерки и сотни страждущих передать послания. Были здесь и другие. Юрка их никогда не видел, но каждой клеточкой тела ощущал чужое присутствие. Иногда ему казалось, что прямо со стен на него пялятся холодные фосфоресцирующие глаза, а бетон под ногами колышется бурой живой массой, превращаясь в водянистую хлябь. Под ногами начинало чавкать, а в навязчивый шёпот врезались мучительные стоны и вопли потусторонних тварей. Только спасительная твердынь знакомых ступенек отгоняла страх и вселяла уверенность, что сегодня его отпустят, и он доставит послание по указанному адресу. Посланий этих Юрка никогда не читал. То же шестое чувство подсказывало, что знать их содержание ему не нужно, его работа только доставить и уйти, не думая, не вспоминая не вмешиваясь. Неизвестно сколько бы продолжалась эта молчаливая доставка, если бы…
«Улица Западная, дом номер 4 квартира 8. Сусловой Ане».
В этот раз на обратной стороне листка стали проступать не буквы, а очертания незатейливого детского рисунка. Смешные машинки, разбросанные по полоске дороги, и светофор с аккуратно выведенным зелёным глазом. Глядя на этот рисунок, Юрка вспомнил своего трёхлетнего сынишку, ловко орудующего цветными карандашами.
Звонок в квартире прозвучал долгой заливистый трелью. Дверь открылась, и на Юрку посмотрели большие голубые глаза девчушки лет десяти.
- Здравствуйте.
- Привет, егоза. Мне нужна Суслова Аня. Это, наверное, твоя мама. Она дома? Ты можешь её позвать?
Девочка смутилась и после минутной паузы серьёзно сказала:
- Мама умерла два года назад. Папа сейчас на работе, а бабушка отдыхает. А Суслова Аня - это я.
От подступившего волнения спина Юрки покрылась липким потом: «Чёрт! Это предупреждение для неё. Что она может увидеть, вещий сон, услышать голос матери? Она же совсем ребёнок, как она может понять его смысл!» Дрожащими пальцами он протянул листок девочке:
- Ну, кроха, значит это тебе.
Ватные ноги еле вынесли Юрку из подъезда. В груди бушевал огонь чувств: «Какой выбор может сделать десятилетний ребёнок, что она может услышать? Почему предупреждение пришло именно ей, а не отцу, не бабушке? И почему он, Юрка должен молчать, когда может дать хоть какой-то намёк родственникам девочки! Так, на листке нарисована дорога, машины, и светофор. Значит, возможно, ребёнок попадет в аварию. Именно об этом её хотят предупредить. Чёрт, знать бы когда это должно произойти. Но ведь он только доставлял, с получателем потом никогда не виделся, дальнейшей судьбой не интересовался, вообще ни во что не вмешивался. Вернуться? Поговорить с бабушкой, или лучше встретиться с отцом. Всё-таки лучше с бабушкой она всегда рядом с внучкой, тем более, пожилой человек. Должна же она, в конце концов, понять!»
Со смутным чувством надежды Юрка повернул назад, потоптался немного у двери и решительно нажал на кнопку звонка. Пожилым человеком, который должен всё понять, оказалась худая женщина в ярком старомодном платье и копной густо окрашенных волос, аккуратно уложенных в прическу. Тонкие губы, подведенные помадой морковного цвета, и надменный властный вид не предвещали ничего хорошего.
- Ну, - выжидающе спросила она, оглядывая Юрку.
- Понимаете…
- Не понимаю! Что вам нужно? Я не вызывала мастера. Соседей снизу мы не заливали, у нас нигде не капает и не течёт.
- Да нет, дело не в этом. Понимаете Анечке, вашей внучке, грозит опасность. Думаю, всё связано с дорогой, с машинами. Не спрашивайте, откуда я это знаю, просто…
Брови женщины удивлённо полезли вверх.
- Теперь понимаю, выпить не на что! Решил на чувствах сыграть!
- Да нет же, - попытался оправдаться Юрка
- А ну пошёл вон отсюда, пока я полицию не вызвала! В душу мне решил залезть, думал, если я дочку потеряла, так теперь мне можно внучкой по сердцу резать! Нажрутся всякой дряни, а потом людям жить мешают.
Голос женщины стал пронзительным и визгливым.
- Пошёл вон, я тебе сказала!
Вслед Юрке ещё долго неслась ругань разбушевавшейся грынзы. Из подъезда выполз озлобленный и опустошенный. «Оплевали – обтекай», - ругал он себя за импульсивный порыв к необдуманному разговору.
***
«Слышал, сегодня девочку на улице сбили, на пересечении Горького и Западной. Она дорогу со своей бабушкой переходила, на зелёный свет, между прочим. У нас на работе целый день только об этом и говорили. Бабушка у неё ещё такая модная. Говорили, какой-то придурок на зелёный свет выскочил. Ребёнка ударом далеко на обочину отбросило, а бабке этой хоть бы хны», - жена нервно помешивала зажарку на сковородке.
Мужчина тяжело опустился на стул. Нет, на работе он об этом не слышал. «Зря, всё зря», - проскрипел Юрка зубами, вспоминая ясное лучистые глаза десятилетней девочки.
Устранять очередную протечку в одной из квартир, молодого сантехника сегодня направили ближе к вечеру. В последнее время чувствовал себя он неважно, надеялся, что сегодня придёт домой пораньше и отдохнёт. А нет, унитазы и краны требуют внимания к их персонам.
На удивление, лифт в этом подъезде работал. Нажав на кнопку с цифрой пять, Юрка устало привалился к стене и закрыл глаза. Из оцепенения его и вывел громкий хлопок и знакомый сырой сквозняк. Пол кабинки покрылся трещинами, и парня, будто насильно впихнули в вязкий промозглый туман.
***
Высокая фигура в чёрном средневековом балахоне проследовала мимо шестилапого существа и, пнув языкастую голову, оказавшуюся на её пути, остановилась около Юрки. Складки капюшона скрывали лицо, но в том, что это человек, не было никакого сомнения. Обыкновенные руки, покрытые морщинами, держали ручку нелепого потёртого жёлтого чемодана.
Клочок бумаги, который парень до сих пор сжимал в кулаке, внезапно вспыхнул, опалив ладонь, и заставил Юрку вскрикнуть от боли. Тлеющие искры бумажного клочка поднялись вверх и впились раскалёнными иглами в шрам над бровью, похожий на перевёрнутую единицу. Кожа сморщилась, лопнула и расплылась по лбу лоскутом глубокого ожога, освобождая владельца от проклятой метки. Боль вперемешку с ужасом захлестнула, но эта боль была ничем, по сравнению с той, что обрушилась на Юрку второй волной. Незнакомец что-то извлёк из распахнутого зева чемодана. По виду это что-то напоминало предмет средневековых пыток – зубчатые щипцы, предназначение которых, оставлять человека без органа речи.
«Я просто помочь хотел! – закричал Юрка, пятясь назад. - Они же не понимают суть этих посланий!»
Человек откинул капюшон, и на парня посмотрели бездушные глаза, в которых ничего не отражалось. На подбородке красовался рубец стянутой кожи, отчего уголки губ опустились вниз, превратив лицо в маску вечной печали. Незнакомец покачал головой и медленно раскрыл рот, являя на обозрение жалкий обрубок на месте языка. Потом поднял вверх палец, приложил его к губам, показывая жест молчания, и вплотную подошёл к своей жертве, держа наготове страшный предмет.
Глаза палача вперились в лицо Юрке, рука со щипцами поднялась и застыла, ожидая удобного момента. Трясясь от панического ужаса, плохо соображая, парень сделал попытку к бегству из зоны предстоящей пытки. Он резко отпрыгнул в сторону и бросился туда, где мутным светлым облаком сгрудились оболочки тех, кому он недавно пытался помочь. Тщетно. Шестилапая тварь опять поднялась, выставляя когтистое брюхо, и из раззявленного чрева вырвался плевок мутной слизи. Слизь окатила парня, мгновенно застывая, превращаясь в крепкие оковы и лишая возможности попытки к бегству или сопротивлению. Палач несколько раз прищёлкнул в воздухе ржавыми щипцами, потом резко выбросил вперёд руку и со всей силы сжал пальцами Юркины щёки. Щипцы бесцеремонно ухватили кончик вывалившегося языка, который мгновенно стал багровым. Мучитель аккуратно потянул эластичный орган речи на себя, не обращая внимания на яростные подёргивания и мычание несчастного. В воздухе что-то блеснуло и щёлкнуло. Кровавый кусок, не долетев до земли, исчез в пасти твари, жалобно поскуливавшей у ног своего хозяина. Парень больше не кричал, не бился. Безумными глазами он смотрел на растворяющиеся светлые тени, раскрыв рот, из которого пузырилась кровь вперемешку с густой слюной.
Палач уходил той же твёрдой неспешной походкой. За ним, как преданный пёс, семенила шестилапая тварь, оставляя следы человеческих ладоней с длинными растопыренными пальцами. Тыквенные головы ещё долго вертелись около распростёртого парня, слизывая с земли не успевшую впитаться бурую жидкость. Живым клубком, отталкивая друг друга, языки метались у лица человека, отыскивая очередное пятно. Они исчезли за углом серой коробки здания только тогда, когда трещины на стене разошлись, пропуская свет с другой стороны.
***
Полоумного немого Юрку можно часто встретить на улочках частного сектора, затерявшегося на окраине города. Местные давно привыкли к этому растрёпанному мужику с улыбкой идиота. Ползая на коленях в траве под заборами домов, он с увлечением ловит мелких пауков и сажает пленников в смятую замусоленную коробку из-под хозяйственных спичек. Набрав с десяток, он подбегает к прохожим и трясёт коробкой перед носом, несвязно мыча и пуская пузыри, как младенец. Иногда, на него находит: завидя почтальона, прикреплённого к данному району, он бросается к нему, машет руками и мотает головой, поминутно прикладывая палец к губам. Жилы на шее вздуваются, а застарелый шрам от ожога, сожравшего бровь и половину лба, наливается багрово-синюшным. В такие минуты всегда появляется отец Юрки – молчаливый сгорбленный старик, взваливший заботу о сыне после трагических событий.
Двенадцать лет назад Юрку нашли в подвале одной из пятиэтажек, густо разбросанных по микрорайону в северной части города. Оказалось, сюда он был направлен своим начальником, исполнительным директором ТСЖ для устранения очередной протечки в квартире. До квартиры сантехник так и не дошёл, как оказался в закрытом подвале, тоже никто объяснить не смог. У сотрудника полиции, прибывшего по вызову жильцов, в нервном тике задёргалось веко. Парень лежал на бетонном полу сырого подвала и издавал гортанные мычащие звуки широко открытым ртом. Всё тело опутывала грязная липкая паутина, от которой шёл отвратительный гнилостный запашок. Волосы, спадающие на лоб, твёрдой коркой слились с глубокой раной от ожога неизвестного происхождения. Лицо Юрки отекло, исказив черты до неузнаваемости. Самое страшное, у парня до корня был отрезан язык. Распухший обрубок слабо кровоточил, а вот крови на полу почти не было. Складывалось такое впечатление, что страшная пытка происходила в другом месте, но никак не здесь, не в подвале.
Расследование никаких результатов не дало. После длительного лечения из полной прострации парень так и не вышел. Тонкие струны его души где-то внутри лопнули, превратив человека в полупустую оболочку, живущую в своём мире. Жена ушла, забрав сына, так и не смирившись с горькой действительностью. Произошедшее сильно подкосило здоровье матери, и она тихо угасла, оставив сына и мужа одних. Теперь это была боль отца. Её истоки он знал, знал причины и знал, что это ещё не конец.
- Дедушка, как вы тут? – долговязый подросток с едва начавшим пробиваться пушком над верхней губой, залетел в комнату и плюхнулся на диван рядом с пожилым человеком. – Телевизор смотришь, и что говорят?
- Говорят, в Москве кур доят, а по телевизору показывают. Проведать нас зашёл?
- Ага. Отец всё так же? Видел, во дворе опять своих пауков ловит, – подросток кивнул в сторону окна.
- Так же. Плохого не делает, пускай ловит. Чай будешь? – старик с любовью посмотрел на внука и тут же осёкся. – Чего это? Это как так?
- Да ничего серьёзного, дед. Памятная отметина от встречи с дверью соседского гаража, по причине стоявшего на пути и не замеченного мной домкрата, – отчеканил подросток, потирая скулу. – Ерунда, чуть-чуть рассёк, уже зажило почти.
«Мммммм,» - на пороге комнаты показался Юрка. В его глазах промелькнуло удивление, настороженность и страх. Из упавшей на пол коробки, во все стороны бросились врассыпную мелкие пленники. Сам Юрка засеменил мелкими шажками к сыну, почёсывая изувеченный лоб и приложив палец к губам.
На левой скуле мальчишки в центре сходящего зеленоватого синяка, красовался небольшой шрам, напоминающий перевёрнутую единицу.