Исповедь чернобыльца (Груздев Вячеслав) / Проза.ру

      Да, я был ликвидатором последствий аварии на Чернобыльской АЭС. О технологической аварии рассказано много, даже очень много, а причину её мы точно так и не знаем полностью, но я хочу рассказать не о железе, которое мы за два с небольшим года восстановили и пустили в работу, и делали это мы, люди из плоти и крови, а вот как мы там жили и работали, так об этом мне и хочется рассказать.
      Майские праздники 1986 года в Ленинграде выдались холодными и дождливыми. Но я с доченькой Иришкой, которой было шесть лет, отправился на демонстрацию работников Ленинградской атомной электростанции (ЛАЭС).
Иришенька всегда с удовольствием ходила со мною на все демонстрации, а майская особенно была желанна – весна, воздушные шарики, красные флаги, музыка, песни, дяди и тёти весёлые и навеселе.
Даже противный холодный и моросящий дождик нас не остановил, и многие работники ЛАЭС пришли демонстрировать своё единство. А третьего мая мы уже все были на работе, тогда отдыхать много не давали.
   На второй-третий день работы, вдруг в курилках зашушукались об аварии на Чернобыльской АЭС (ЧАЭС), что на Украине. Энергоблоки такие же, как у нас на ЛАЭС, также близко мегаполис с многомиллионным населением, славный град Ленинград, как и Киев под ЧАЭС.
Из нас никто толком не знал, что же случилось на этой электростанции, мол, авария штатная, на ЛАЭС тоже были серьёзные аварии, но электростанция успешно продолжает работать.
      Руководство ЛАЭС – директор Еперин Анатолий Павлович и главный инженер Уманец Михаил Пантелеевич, молчали, видимо, они сами толком-то ничего не знали, вернувшись из Москвы.
Но уже 30-го апреля на ЛАЭС вышел срочный приказ директора о моратории до особого распоряжения на все виды переключений на всем оборудовании энергоблоков, за исключением регламентных работ на системах безопасности, при тщательном контроле оперативного персонала энергоблоков.
Только выступление М.С. Горбачева после майских праздников 1986 года по советскому телевидению, как-то приоткрыло завесу над тайнами Чернобыльской аварии. Но никто из нас даже и предположить не мог, что активная зона сверхнадёжного и самого нового реактора, каким был четвёртый энергоблок ЧАЭС, разгерметизируется.
Но, однако, это произошло, и почти двести тонн ядерно-активного топлива в ночь на 26-е апреля 1986 года было выброшено в атмосферу (к сожалению, как теперь выяснилось, мы до сих пор не знаем судьбу этого топлива, где оно?).
Но то, что его часть в виде аэрозольных и дождевых осадков выпала на красавец Киев и Киевщину, на северо-западные земли России, Белоруссии и Европы, так это факт, подтверждённый многочисленными дозиметрическими измерениями. «Горячие» частицы чернобыльских изотопов были обнаружены даже в снегах далёкой Антарктиды.
   Если бы скандинавы не стали первыми говорить о повышенном радиоактивном фоне на своём полуострове и не заявили, как показали фотосъёмки американских космических спутников, что источник радиации находится в СССР, где-то в районе города Чернобыль на Украине, то мы бы так и не знали об этой аварии, и спокойно продолжали работать на своих подобных энергоблоках.
Умолчали же о крупной радиационно-техногенной аварии, которая произошла воскресением 29 сентября 1957 г. на химкомбинате «Маяк», расположенном в закрытом городе Челябинск-40, который сегодня называется Озёрск. Катастрофу назвали Кыштымской потому, что Озёрск был засекречен, и на картах тех лет его просто не было, а Кыштым - ближайший к нему город.
   Когда же мы узнали официальную версию о случившемся на ЧАЭС, то многие из нас, и я в том числе, понесли свои заявления в бухгалтерию ЛАЭС о перечислении на специально открытый Госбанком СССР счёт № 904 фонда помощи чернобыльцам своего недельного заработка, а также свои заявления в партийный комитет ЛАЭС, чтобы нас отправили добровольцами на Чернобыль.
   У нас даже минуты сомнений не было, чтобы не помочь нашим украинским друзьям-коллегам, попавшим в катастрофическое положение. В этом фонде денег было собрано более 520 миллионов рублей, а это почти 500 миллионов долларов по ценам 1980-х лет, когда буханка ржаного хлеба стоила 16 копеек, а бензин АИ-93- 9,5 копеек за один литр.
   В первые дни после аварии нас добровольцев набралось более сотни, в основном ведущие и опытные специалисты всех подразделений ЛАЭС.
Тогда директор электростанции Еперин Анатолий Павлович собрал всех нас в актовом зале и стал объяснять, что нельзя действующую атомную электростанцию оставлять на произвол судьбы, что чернобыльцам поможет вся страна, а мы обязаны поддерживать безопасность нашей электростанции, не допуская нарушений в её работе, ведь за нами Ленинград...
Однако партком придерживался другого мнения, но вслух об этом не говорил, и тайно гордился своими добровольцами.
   Заявление на увольнение переводом на ЧАЭС я подал ещё в мае 1986 года, но директор его мне не подписал, а тут ещё жена запричитала, мол, куда ты рвёшься, у нас же дети малые (сыну – 14, а дочери – 6 лет). Поостыл немного. Но многие друзья мои всё-таки поехали на Чернобыль. Только через год директор отпустил меня на ЧАЭС.
   Назначили меня на должность замначальника турбинного цеха-2 по эксплуатации, приказ подписал главный инженер Ярославцев Геннадий Фёдорович, Уманца в эти дни на электростанции не было, он бы ни взял меня на работу, у нас ещё с ЛАЭС были плохие отношения.
   Конечно, и я не подарок, но и он не лучше. Это вообще случайный человек в энергетике, тем более в атомной.
Начальником турбинного цеха-2 был припятский, – Нестеров Владимир Николаевич, который открыто ненавидел нас, ленинградцев, называя «ленинградской мафией».
   Это был неврастеник неприятного типа, с бегающими подслеповатыми в очках глазами, часто впадающий в истерику, ругался по любому и без любого повода. Ну, мы, конечно, вместе не сработались. Все мои технические решения и распоряжения он с видом победителя отменял, а когда во время пуска загорелась пятая турбина в декабре 1987 г., Уманец вызвал его к себе на ковёр, пропесочил, и ... оставил на должности.
   Видя поддержку директора, тем более ленинградца, припятские работники решили, что их поцеловала Фортуна.
   Но вскоре новые аварии в цехе, и Нестерова все-таки Уманец выгнал со станции и поставил тоже припятского – Фоменко Валерия Николаевича. Обо мне и речи не было, Уманец гнул свою политику – бей своих, чтобы чужие боялись! Тем более в эти дни меня не было на ЧАЭС, я отдыхал после 15-ти дневной вахты в Ленинграде, дома.
   Если честно говорить, то припятчане встретили нас весьма холодно: гадить старались при первой же возможности, говорили при нас специально на украинском языке, который мы не знали, старались не выполнять наши распоряжения, искали для этого разные причины. Если не додал ему три рубля в премии за плохую работу, то партком и завком об этом моментально узнавал, считали, что мы, покинув уже насиженные места, приехали на их хлеб в этот медвежий угол. А когда ввели пятикратную оплату труда, то многие из них примчались на электростанцию, требуя поставить их на брошенные ими рабочие и руководящие места.
   До октября 1988 года мы работали по вахтам: 15 дней по 12 часов – с 8-и утра до 20-ти часов вечера, затем нас везли на автобусах до вахтенного городка «Зелёный мыс», который стоял рядом с селом «Страхолесье» на правом берегу Днепра.
   Это экологически чистое место, сухое, солнечное, Полесье и Киев рядом, до которого через Иванков, Дымер, Ирпень и Бровары можно добраться на автобусе за один час, да и до ЧАЭС менее 60-ти км.
   Думали, что именно здесь будет заложен новый город чернобыльских энергетиков, об этом уже ходили разговоры по электростанции, но председатель Госкомиссии Щербина Борис Евдокимович решил по-своему, – загнал нас в Славутич, место самое худшее из предложенных большой комиссии. Ещё в 1930 году на новой линии Чернигов — Овруч был открыт небольшой разъезд Нерафа. Вот здесь-то и заложили город Славутич, площадью 253 га, плюс 500 гектаров промышленной зоны за чертой города, вместо города Припять, новый город для работников электростанции. Землю срезали с территории города и вывозили грузовиками на захоронение. Привозили чистую землю, сажали траву, цветы, кусты и деревья.
   Строительство города обошлось стране в 250 миллионов рублей или более 350 миллионов долларов (в 1988 году курс рубля к доллару был равен – 70 копеек за один доллар).
   Город находится в 10 км от реки Днепр, 40 км на восток до города Чернигов и в 50 км на запад до электростанции, а до Киева – 190 км по одностороннему Черниговскому шоссе.
   Когда ЧАЭС работала, то в городе проживало более 60 тысяч счастливых жителей, в возрасте около 30 лет, жильё давали из расчёта – одна комната каждому члену семьи. Я с семьёй в четыре человека выбрал коттедж в Таллиннском квартале из четырех комнат общей площадью 115 м 2, с подвалом на весь дом, 6 соток земли, в центре города, с кабельным телевидением, с телефоном. Вообще-то телефоны и кабельное телевидение (раньше, чем в Москве) были в каждой квартире и каждом коттедже.
   Город строили 8 из 15 союзных республик, каждая строила свой квартал – Армения (Ереванский квартал), Азербайджан (Бакинский квартал), Грузия (Тбилисский квартал), Латвия (Рижский квартал), Литва (Вильнюсский квартал), Россия Московский квартал), Украина (Киевский квартал) и Эстония (Таллиннский квартал). В каждом квартале под тем же названием были построены коттеджи. Чистые стройматериалы: гвозди, стекло, кирпич и др., везли прямо из своих республик, и город был построен всего за 14 месяцев. Улиц нет, дом имеет номер в таком-то квартале. Например, дом №15 кв. 2, Таллиннский квартал, город Славутич Киевской области, почтовый индекс - 07100.
   80% квартир города расположены в пяти- и девятиэтажных домах и 20% жилья находится в коттеджах, каждый третий житель – это ребёнок!
   Теперь о самой ЧАЭС. На электростанции очистку от радиоактивной грязи помещений третьего энергоблока, особенно центрального и машинного залов, выполняли военнослужащие – это, как мы их называли, - «партизаны», которых призвали из запаса военкоматы всей страны.
И таких прошло более 500 тысяч человек!
Люди, проработав один месяц, уезжали домой, а вместо них приезжали другие, и так вот почти полтора года. Стены они скоблили обычными металлическими щётками, грязь сливалась на минусовые отметки машинного зала, где были установлены штатные баки грязных вод, откуда эта радиоактивно-грязная вода откачивалась в химический цех на спецхимводоочистку.
На оперативках директор М.П.Уманец кричал на меня, что мы заливаем фильтры в химическом цехе и их фильтр-ресурс резко снижается.
Но мы, к сожалению, не могли уменьшить производительность «партизан», они спешили, так как допуск по времени был всего два-три часа, а они работали намного дольше.
Честно говоря, жалко было этих молодых и среднего возраста мужчин, которые, в респираторах «Лепесток-200», часто мокрых и поэтому потерявших свою защитную роль, выполняли эти радиационно-опасные и очень грязные работы.
А потом через два-три года к нам начали приходить письма от матерей, жён, невест, что их мужчины начали болеть: у кого отнялись ноги, кто ослеп, кто потерял мужскую силу.
Письма были и с проклятиями в наш адрес, мол, вы профессионалы, вы получаете хорошие деньги, в 50 лет уходите на пенсию, проработав 10 лет по Первому списку, вам положено иметь эти болячки, а чем провинились наши мужчины…
Да, нам платили пять окладов, я получал до пяти-шести тысяч рублей в месяц, когда средняя зарплата в стране составляла 120 рублей, а «Жигули» или однокомнатная кооперативная квартира стоили 5500 рублей. Но машину свободно было не купить – распределяли её завком и партком, а если где-то на производстве ошибся, показал зубы начальнику, то машины тебе не видать как собственных ушей.
   Ну, кто на работе не ссорится и не ошибается?..
   Как-то осенью 1988 года после работы, мы стояли и ждали около проходной ЧАЭС автобусы, чтобы ехать в «Зелёный мыс» отдыхать.Вдруг мощный взрыв потряс воздух, я повернулся на звук и увидел, как над открытым электротехническим распределительным устройством (ОРУ) поднимается столб чёрного дыма, словно атомный гриб. Затем по громкой связи услышали объявление начальника смены станции, чтобы начальники цехов турбинного, реакторного, электрического и цеха автоматики и измерений немедленно собрались в кабинете главного инженера. Ярославцев уже ждал нас. Мы вошли и сели за стол каждый на своё место. Геннадий Фёдорович нам объявляет, что на распредустройстве произошла авария, взорвался маслонаполненный электрический реактор.
Потом главный инженер, с хитрецой в глазах, поднял телефонную трубку с гербом СССР – правительственная связь (!), и начал докладывать в Москву: «У нас на Чернобыльской электростанции произошёл взрыв реактора».
На другом конце провода воцарилась мёртвая тишина, а затем гробовой голос: «Какой номер?». Ярославцев помедлил и произнёс станционный номер электрического реактора. В Москве опять тишина, и - «Откуда такой номер?».
Тогда повеселевший Геннадий Фёдорович говорит: «Так это электрический реактор». Из Москвы уже оживший диспетчер произносит: «Геннадий Фёдорович, так до инфаркта можно довести». Затем раздался громкий смех и связь отключилась.
   Но на ЧАЭС не прекращались неприятности. Ну, прямо какая-то заколдованная была эта электростанция...
   11 октября 1991 года второй энергоблок был просто-напросто уничтожен. Сгорели генератор и турбина № 3, но реактор не пострадал от этой аварии. В результате пожара также была сильно повреждена кровля машинного зала – более 30-ти метров обрушилось на отметку паровых турбин и генераторов второго энергоблока. Видит Бог, мы делали всё, чтобы этих аварий больше не было, но авария 11 октября 1991 года была вообще до сих пор непонятная...
   Я не могу сказать, что в аварии 1986 года на ЧАЭС виноват персонал электростанции. Персонал был грамотным и квалифицированным: они сами построили, наладили и пустили в работу все четыре энергоблока без нашей помощи. У нас на ЛАЭС они обучались эксплуатации, но мы не приезжали к ним на пуски энергоблоков.
   Да и судя по той работе, которую сделал старший инженер управления реактором Леонид Фёдорович Топтунов, вытянув реактор из «йодной ямы», можно сказать – работали специалисты, хорошо знающие своё дело. Я их не защищаю, сам долгое время работал в оперативной службе на ЛАЭС, но подчинённость высшему техническому руководству должна быть военная, приказы и требования технологических инструкций нужно выполнять, а не обсуждать, они составлены знающими специалистами институтов и заводов-изготовителей, испытаны на стендах и прошедших пробное тестирование.
   Ну, уволишься, и куда пойдёшь работать? Такую зарплату как на атомной электростанции ты можешь получить только в угольных шахтах, работая кайлом или на далёком холодном севере. Так что, сто раз подумаешь, прежде чем показать зубы начальнику...
В 1988 г. начали заселять славный град Славутич, и новый 1989 год мы встретили в своем Таллиннском коттедже. Тем, кто проработал на АЭС или в структуре Минсреднемаша десять и более лет, давали коттеджи из расчёта одна комната на одного члена семьи.
Но чтобы переехать в коттедж необходимо было сдать жилье в Сосновом Бору (Ленинград), которое мы с таким трудом получили, а теперь так просто отдай, ведь две квартиры на одну семью в те годы нельзя было иметь, ну, хоть разводись с женою.
   Но я все равно в Сосновом Бору (Ленинград) не сдал квартиру, спасибо людям, понявшим меня. Теперь там живёт мой сын с семьёй, и мы приезжаем к ним в гости, да и Питер рядом, в 1,5 часах езды по Петергофской дороге. А три года назад они переехали в сам Петербург, купив хорошую трёхкомнатную квартиру, продав «двушку» в Сосновом Бору.
   Так вот друзья, как мы начали жить в славном граде Славутиче, покинув наш величественный Ленинград-Петербург.
   В городе, рядом с железнодорожным вокзалом, быстренько построили несколько санпропускников, где мы каждое утро совершали стриптиз - снимали свою домашнюю одежду и голыми шли в зону, где переодевались в условно «чистую» дорожную одежду – солдатские рубашка и кальсоны, синие синтетические костюмы, носки и кирзовые ботинки, береты, а зимой стёганые фуфайки и солдатские шапки.
   Также, по - лагерному, одевались и женщины, а их на ЧАЭС работало очень много – разведённые, матери-одиночки, зарплата-то хорошая, - 1000 - 1500 рублей в месяц, стаж вредный идёт, и после пяти лет работы на ЧАЭС в 45 лет на пенсию.
Из санпропускника мы выходили на улицу и по тропке шли в вагоны «чистой» электрички. Уходило их несколько с 7-ми до 9-ти утра ежедневно, в выходные дни ходила одна, которая возила сменный персонал.
Ехали до платформы пересадочной станции, что была на полпути от Славутича до ЧАЭС. На этой пересадочной в тупике долго стояло около десятка вагонов-рефрижераторов, в которых было мясо животных, забитых ещё до аварии (а может быть уже после аварии) в местном мясокомбинате, это несколько километров от Чернобыля по дороге в «Зелёный Мыс».
   Эти вагоны стояли долго, до осени 1988 г., но затем пропали, значит, их увезли, может быть на пункт захоронения радиоактивных отходов в «Буряковку», что в Иванковском районе, также недалеко от Чернобыля, а может это мясо увезли и продали.
Пересаживались мы теперь в «грязную» электричку и ехали до станции «Семиходы». Там мы высаживались, шли к контрольно-пропускному пункту, где солдаты с оружием проверяли наши документы, сумки и садились мы в автобусы, которые везли нас на электростанцию. Там опять проходили пропускной режим и, наконец, мы в здании АБК-1 (административно-бытовой корпус первой очереди ЧАЭС, где первый и второй энергоблоки). Теперь нам нужно пройти в цеха, т.е. в зону строго режима. Для этого идём в санпропускник, где снимаем «грязную» дорожную одежду, надеваем белую спецодежду – костюм и чепчик из хлопка, ботинки из белой плотной ткани на резиновой подошве (бахилы).
На второй сверху пуговице пристёгиваем индивидуальную дозиметрическую кассету – ИФКУ-1 (индивидуальная фотометрическая кассета, универсальная, предназначенная для измерения экспозиционных доз от ;-излучения и позволяющая проводить контроль облучения человека работающего с источниками ;-излучения), которую при выходе из зоны оставляли в номерных ячейках. Дозиметрическая лаборатория цеха радиационной безопасности в конце месяца обрабатывала эти кассеты и определяла, сколько ты взял Рентген за этот месяц, а когда работали по вахтам по 15 суток, то за эти сутки.
   За все годы работы как на ЛАЭС, так и на ЧАЭС, я знаю всего лишь несколько случаев переоблучения работников электростанций, да и те были связаны с ликвидацией аварий и разрешены были руководством электростанции на получение форсированных доз.
   Когда на ЧАЭС приехал наш лаэсовец Щербина Владимир Григорьевич на должность заместителя главного инженера по радиационной безопасности, то он быстро наладил радиационный контроль, запретил списывать дозы, которые получил работник на ЧАЭС, теперь каждый знал, сколько он получил Рентген, и это ему очень пригодилось при назначении льготной пенсии.
   Как я уже говорил, переоблученных на ЧАЭС было немного по данным службы радиационной безопасности, но почему-то почти каждый понедельник, приезжая на работу, в проходной, можно было видеть один или несколько некрологов о смерти молодых людей от тридцати - до сорока пяти лет. И умирали они не от инфекций или пьянства, а от разрыва сердца. Вскоре эти некрологи перестали вывешиваться, хотя люди продолжали умирать.
Также умер и Юра Зорин, мой милый Юрочка Михайлович, мой дорогой учитель и друг, большая умница, чистейший человек...
Говорю о нем, и плакать хочется: ну почему хорошим людям так мало жить даёт Господь...
   Вечером, после ужина, он лёг спать, а утром не проснулся – умер во сне. Говорят, так умирают чистые люди. Работал он старшим начальником смены электростанции.
Руководство ЧАЭС в 2000-е годы часто менялось; уже забыли, что Юра профессионал-атомщик, по характеру не боец, ну и начали грызть его, а он очень переживал, вот вам и инфаркт. Вместо его поставили своего, припятского, который все развалил, а сам сбежал в Крым.
   В 1987-89 гг. шёл массовый набор персонала для работы на ЧАЭС. Отдел кадров был в Киеве на Троещине, ул. Бальзака, 16а. Даже, когда мы переехали в Славутич в 1989 году, то все равно каждый понедельник рано утром на микроавтобусе начальники цехов и отделов выезжали из Славутича в Киев.
   Вот и в то раннее весеннее утро понедельника микроавтобус выехал в Киев, был мороз после оттепели, гололёд покрыл шоссе. При въезде в село Красное, недалеко от Чернигова, автобус занесло, водитель побоялся врезаться в сетку, которая разделяла две полосы автострады, взял круто вправо, опять занесло, и он врезался в высоченный железобетонный осветительный столб, который был установлен на правой обочине дороги. Столб переломился от столь сильного удара, и медленно начал падать, ломая внутреннюю стальную арматуру.
   В это время в лобовое стекло с правого пассажирского кресла кабины вылетает на землю начальник цеха централизованного ремонта Женя Джумок, на которого и упал переломившийся столб. Валера Фоменко сидел так же справа, но у входной двери в салон. Удар о столб пришёлся как раз в это место, Валера вскрикнул, затем захрипел, и повалился в салон...
В этот день на ЧАЭС и в Славутиче был траур – сразу два начальника цеха погибли. Жалко, молодые, красивые парни погибли не на фронте, а от дурости руководителей.
И почему Уманец приказал отдел кадров сделать именно в Киеве, когда уже мы все жили в Славутиче, куда свободно ходили рейсовые автобусы из Киева – два с половиной часа и ты в Славутиче, и город посмотришь, где будешь жить, если на работу примут. И чтобы это правильно решить, для Уманца нужны были кровь и смерть этих парней, слезы жён и матерей с детьми, хотя и он по-своему переживал эту смерть.
   Моя жена, Галина Алексеевна Груздева, работала главным бухгалтером ЧАЭС, и вечерами мне рассказывала, как она видела на электростанции специальные радиоактивные акты на списание мебели, посуды, радиоаппаратуры, кинофото техники и другого дорогого оборудования, которое, якобы, поступило в чернобыльскую 30-ти километровую грязную зону, и поэтому дальнейшему применению не подлежало.
   Хотя эти все вещи в зоне и не были, а осели в Киеве и в других местах у тех, кто мог их присвоить, а на электростанцию приходили только специальные акты на списание. Но это не редкий случай явного грабежа…
Из Киева зарплату нам возили на грузовике, деньги мы получали один раз в месяц, и сумма была значительная, так как она была пятикратной.
   Летом 1988 года из Киева вышел грузовик с огромной суммой нашей зарплаты, а это несколько миллионов рублей, (работало нас тогда в каждой вахте около 4000 человек), в сопровождении водителя, старшего кассира и охранника. Долго мы её ждали, но машина так и не пришла на ЧАЭС. Потом узнаем, что машину нашли, а денежки – тю-тю!..
   Вскоре коттеджи начали получать и припятские, которые в 1986 году получили квартиры в Киеве, и которые теперь, переписав их на повзрослевших детей или родственников, начали требовать у нас коттеджи как не имеющие постоянного жилья.
   Распределением коттеджей занимался штаб, созданный Уманцом. Эта круговая порука давала возможность избежать бремени ответственности руководству ЧАЭС.
   В штабе особенно «руководил» Захаров Владимир Георгиевич, заместитель директора по быту, ликвидатор, пришелец с Белоярcкой АЭС. Многим он тогда крови напортил, при получении квартир, и вспоминают его не добрым словом.
Но всегда с содроганием мы ждали наступление летнего периода. Вдруг с июня по сентябрь многие припятчане становились больными, в профкоме получали путёвки в санатории и дома отдыха на два месяца, и уезжали, а мы стояли на рогах: нужно найти им замену, как в оперативном, так и в ремонтном персонале, работать некому! У людей летели очередные плановые отпуска, росло недовольство работников-ликвидаторов. Возмущался этим беспределом и припятчанин Валерий Иванович Паденок, заместитель главного инженера по эксплуатации второй очереди ЧАЭС, а это всего один энергоблок №3, но зато какой!!!..
      Ему приходилось уговаривать оперативный персонал работать через день вместо через два дня. Валера Паденок как-то особняком стоял от припятских. По характеру он был вспыльчив, но гадостей никогда не говорил и не делал нам.
До аварии он работал на ЧАЭС в цехе тепловой автоматики и измерений, затем уехал на Минскую строящуюся атомную электростанцию с повышением. Но когда произошла авария на ЧАЭС, вернулся в г. Припять и устроился на ЧАЭС. Умер он летом 1997г. в возрасте 52-х лет. Хоронил его весь город Славутич…
   Летом 1993 года вдруг начали гореть леса в 30-ти километровой зоне. Едкий дым достигал Славутича, на городских дозиметрических приборах появилось превышение нормы по загрязнённости воздуха радионуклидами. Потом узнаем, что это палили лес и развалившиеся дома в «тридцатке» специально, чтобы не заниматься их дезактивацией и захоронением.
      Когда пожары прекратились, то мы начали опять ходить в лес, на озера, и дозиметр был всегда со мною, но высоких уровней радиации я не наблюдал.
Пошли разговоры, что 30-ти километровую зону нужно сделать коммерческой и показывать её туристам. Конечно, это безобразие возить в грязную зону чистых туристов, но деньги не пахнут.
Теперь это поставлено на широкую ногу, и находятся желающие поехать и посмотреть на наше горе…
   Вскоре Уманец становится Председателем Комитета по атомной энергии Украины (все-таки выбил себе эту должность!), а директором назначает Сорокина Николая Михайловича, который до этого был главным инженером.
Вообще с 1986 по 2005 годы на ЧАЭС сменилось одиннадцать директоров, а главные инженеры менялись, чуть ли не каждый год. Так о какой нормальной работе электростанции можно было говорить!!!
   Теперь Уманец в Киеве, а мы здесь. Тем более от Уманца, из Министерства приезжают почти ежеквартально комиссии, ковыряют нас, работать не дают, занимаемся отписками и доказательством, что мы ещё можем работать, и за нами почти 10-ти тысячная армия трудоспособных молодых людей, которые хотят и могут работать, но нам не дают, руки вяжут.
Вижу, электростанцию начали бомбить и трясти, Украине мы не нужны, Россия – это другое государство.
Зарплата у нас резко упала, заездили всякие комиссии, которые заявляли, что персонал деградирует, есть вероятность второго Чернобыля.
Опытные специалисты начали увольняться и уезжать в Россию, а правительство Украины то закрывает, то открывает электростанцию, постоянно смотрит на Запад, что там им скажут, тем более замаячили миллионы долларов при условии, что ЧАЭС закроем.
   Писали мы письма в Правительство, в Верховную Раду, ездили с докладами и реальными доказательствами о своей дееспособности, но словно о стенку горох, какой-то сговор был против нас, улыбались, молчали и ... ничего не делали.
   А в Верховной Раде один из красномордых депутатов вообще заявил, что «…не нужен нам Чернобыль, я телевизор и при свечке могу смотреть», каково, а?.. И вот такие люди как тогда, так и теперь решают наши судьбы. Распалась связь времён!
   Вижу, что пора кончать работать на Иван Иваныча, нужно и о себе подумать.
Одним словом, началась «политическая физика», которую мы в институтах не изучали, тогда, кацап, бери шинель и езжай домой.
Подаю Сорокину заявление на отпуск с дальнейшим увольнением из рядов чернобыльцев.
   Он ещё раз переговорил со мною, просил не горячиться, любую должность тебе дам, цех или службу для тебя создам, только не увольняйся.
Николаша, ты же за меня бороться с Уманцом не будешь, ведь своё кресло ближе к заду.
   Ну, не умею я ходить на цырлах, прогибаться ниже пояса, таким уж нас всех троих сыновей сделал наш отец, Груздев Борис Владимирович, русский офицер, военный лётчик, сбивший 11немецких самолётов за годы войны, сам дважды сбитый, но уцелевший в живых, бомбил Кёнигсберг, где я потом родился, да и мама покалечена войной (сапёр, осколки мины выбили ей щиколотки на ногах и ходит она теперь как слон, не сгибая голеностопа).
   Отец всегда учил нас: никогда ничего и никого не бойтесь, никогда ничего ни у кого не просите, и не заискивайте ни перед кем и никогда!
Сорокин всё-таки подписал мне заявление и выдал повышенные отпускные. На часть этих отпускных в апреле 1993 года открываю кафе в ДК «Энергия» г. Славутича и начинаю работать только на себя.
   А теперь о тех, кто нами командовал и управлял на ЧАЭС. За время работы ЧАЭС на ней сменилось десять директоров и около 20 главных инженеров… Каково, а?!!!

            РУКОВОДИТЕЛИ ЧАЭС

   1. Брюханов Виктор Петрович (род. 01.12. 1935г.)Первый директор ЧАЭС с 1970 по 1986гг. Дольше всех занимал эту должность до трагического дня – 26 апреля 1986 года. Был осужден как один из главных виновников катастрофы, потом досрочно освобожден по состоянию здоровья. Но если бы Брюханов тогда,ещё 25-го апреля, отказался выполнять указание диспетчера энергосистемы о продолжении работы четвертого энергоблока в вечерний максимум, и продолжил бы разгрузку энергоблока №4, то катастрофы просто не было бы. Борис Щербина, председатель Госкомиссии, заявил ему, что если бы была его воля, то он расстрелял Брюханова без суда и следствия?!Ныне, Виктор Петрович, очень больной и ослепший человек. Его жена, Валентина, работала в моей службе и я многое слышал об этих событиях, о самом Брюханове. Жалко мне их, прекрасные люди, скромные работяги!

   2. Поздышев Эрик Николаевич. Пришлый. Бывший работник Ленинградской АЭС. Пробыл директором девять месяцев: с 05.1986 по 02.1987. Утвердил акт приемки в эксплуатацию объекта «Укрытие» и… уехал назад, в Москву. Может не выдержал испытаний тяжестью забот?

   3. Уманец Михаил Пантелеевич. Пришлый. Бывший главный инженер Ленинградской АЭС. Правил нами пять лет – с 1987 по 1992гг., хотя мы его почти не видели: гастролировал по заграницам, нет такой страны, где бы он не побывал за наш счёт! Им было принято немало революционных и не простых решений. Отменил вахтенный метод работы. Он, собственно и сделал всё, чтобы ЧАЭС закрыли. Палкой загонял нас в новый град Славутич. Нас заставлял сдавать старое жильё, при получении жилья в Славутиче, хотя сам так и не сдал квартиру в Сосновом Бору, получил на двоих с женой пятикомнатный коттедж в Славутиче, квартиру в Киеве. Одним словом: Цезарю-цезарево, а слесарю-слесарево! Я до сих пор не забуду его интервью в газете «2000» от 21.04. 2006 г.: «Давайте говорить честно, не приукрашивая и не усугубляя, что мы в результате этого (закрытия ЧАЭС) получили? Вместо интеллектуального Славутича — полуинтеллектуальный, полупьяный город без будущего». И это говорит тот, который нам обещал молочные реки и кисельные берега, который кричал на оперативках, что научит и заставит нас работать!!!

   4. Сорокин Николай Михайлович. Пришлый. Правил нами с 1992 по 1994гг. Бывший работник Ленинградской, а затем Игналинской АЭС. Никаких революций, ни потрясений на электростанции, все работали тихо, размеренно, зарабатывали деньги. Был активным противником закрытия ЧАЭС, за что и поплатился увольнением.

   5. Парашин Сергей Константинович. Свой. Бывший парторг ЧАЭС. Руководил нами с 1994 по 1998гг. Ввёл новую форму одежды работников ЧАЭС, даже приглашал для этого французских кутюрье, в частности, «красного кутюрье» Пьера Кардена. Началась парашинская эпоха взаимозачетов и грандиозных праздников в Славутиче. Станция оплачивала приезд в город знаменитостей разного калибра: Патрисия Каас, ЛаТойя Джексон, Валерий Леонтьев, «Любэ», «На-на», Ян Арлазоров, Алёна Апина, Женя Белоусов и другие «звёзды» зачастили в наш град. Электростанция финансировала проведение первого и единственного кинофестиваля «Белый ангел Славутича» и легендарной ЗОСи (регулярного детского фестиваля «Золотая осень Славутича»). Но деньги кончились, и Парашин ввёл новые деньги, которые тут же окрестили «парашками». Говорят, был противником вхождения ЧАЭС во вновь образуемую структуру, объединяющую все АЭС Украины – НАЭК.
При нем обособленным подразделением стал «Объект «Укрытие», появился «План преобразования объекта «Укрытие» в экологически безопасное состояние». Осенью 1997 г. было подписано «Рамочное соглашение между Украиной и Европейским банком реконструкции и развития относительно деятельности Чернобыльского Фонда «Укрытия» в Украине». В ноябре 1996 года был остановлен первый блок и через несколько месяцев принято решение о выведении его из эксплуатации. Но вдруг был уволен за превышение служебных полномочий. Надолго пропал из поля зрения, потом опять всплывает в Совете национальной безопасности Украины в должности заместителя секретаря СНБУ по Чернобыльским вопросам. Теперь часто стал появляться на ЧАЭС, где однажды заявил, что плох не тот, кто управляет, а те, кем управляют, потому что они не способны понять и претворить в жизнь гениальные решения руководства… Вот так-то вам, знай наших!!!

   6. Толстоногов Виталий Константинович. Пришлый. Ну, этот совсем пришлый, ликвидатор с Белоярской АЭС. Чудом появился на Чернобыльском Олимпе. Четыре года, с 1998 по 2002, он лихорадил электростанцию как обычный отморозок. А 15 декабря 2000 года ему выпала великая честь – закрыть ЧАЭС навсегда. Президент Украины Леонид Кучма из Киева в прямом эфире дал ему указание остановить третий и последний работающий энергоблок, который приносил Украине немало прибыли. Это шоу транслировалось на весь мир, были видны слёзы на глазах работников электростанции. В 2000 году он объявил войну с обособленным подразделением «Объект «Укрытие», где вышел героем: коллектив «ОУ» был расформирован и разбросан в коллективе ЧАЭС. До и после закрытия электростанции увольнял людей «пачками». При этом говорил: «Уволю 100 человек, 10 может быть подадут в суд, один может быть восстановится, но остальные останутся за бортом». Но всему приходит конец, и летом 2002 года президент Кучма уволил беспредельщика Толстоногова с должности. А спустя полгода Генпрокуратура возбудила уголовное дело по факту нарушений им в конце 2001 года Бюджетного законодательства Украины (часть 2 статья 210) и злоупотребление служебным положением (часть 2 статья 364 Криминального кодекса Украины). Дело было замято, виновных нет!!!

   7. Неретин Юрий Александрович. Свой, припятский. Руководил с 2002 по 2004гг. Если его предшественника Президент Украины уволил, то этого Президент назначил! Какая-то ерунда! Где это видано, чтобы директоров электростанций назначало первое лицо государства. Значит золотой Клондайк?! По вступлению на пост директора, начал расширять и благоустраивать своё дворянское гнездо. Говорить и работать не мог, да и не хотел. Бывший «свой», а своих терпеть не мог. По дороге в Киев насмерть сбил велосипедиста, до сих пор на свободе и без угрызения совести (если она, конечно, есть у него!). В 2003 году почти полгода отсутствовал на работе, по этому факту давал объяснения в Министерстве энергетики Украины как нашгодивший сопливый мальчишка. За 2 года работы схлопотал три выговора. Увольнять не решались – Президент же назначил! С таким директором маялись до лета 2004, когда, наконец-то, его уволили, и Кучма не помог...

   8. Июль 2004. Свой. В одну из пятниц июля месяца назначили нового директора. В понедельник, придя на работу, как он думал, руководить, вдруг узнаёт об отмене приказа, которая произошла в субботу, и был этим неудачником - Анатолий Гора, бывший начальник смены турбинного цеха - 2, но свой, «припятский». Сейчас всё-таки руководит в должности заместителя директора электростанции по персоналу.

   9. Смышляев Александр Евгеньевич. Свой, припятский, демократ. На электростанции многие сожалеют, что проработал он всего год с 2004 по 2005. Возобновил прием по личным вопросам в городе. Возродил многие станционные традиции. Был близок к народу. Начал демонтаж оборудования в машзале электростанции. Пытался ввести более жёсткую политику с иностранными фирмами, работающими на реализации международных проектов, ну, разве этих усмиришь?!. Успел бы много чего хорошего сделать, но почему-то или кого-то не устроил там, на Олимпе, и его сняли. Как сказал С.К. Парашин: «Не вписался в вертикаль власти». Видимо был слишком самостоятельным и независимым, а деньги на площадке ЧАЭС «крутятся» гигантские, здесь нужен свой, управляемый директор. Был назначен директором Хмельницкой АЭС, затем избран мэром города Нетешин - хмельницких атомщиков. Скончался в декабре 2013 года.

   10. Грамоткин Игорь Иванович. Пришлый, с 2005 по 2018 год был самым скандальным директором ЧАЭС, на которую он пришёл в 1988 году молодым специалистом после Томского политехнического института. Работал в реакторном цехе-2 оператором. Где-то в середине 90-х уволился по собственному желанию и ушёл в частный бизнес. В 2001 году появился на Запорожской АЭС в должности заместителя директора службы человеческого ресурса, занимался продовольственным снабжением электростанции, а в 2005г. почему – то уволился, то ли уволили его. Почти пять месяцев нигде не работал, а в июле его усадили в кресло директора Чернобыльской АЭС. Те, кто его помнил по работе в реакторном цехе-2, просто обалдели. Первым делом Игорь Иванович убрал бюст Ленина, который стоял со дня пуска ЧАЭС перед главным входом в административный корпус №1, и который никому не мешал. Убрал втихаря, ночью, как вор. Через год, осенью 2006 г. неожиданно спровоцировал международный скандал: отменил результаты тендера на строительство нового безопасного конфаймента над объектом «Укрытие». Сроки проведения тендера были затянуты и вскоре отменены. Грамоткин отстраняется от должности. Назначается Правительственная комиссия. Премьер-министром был Янукович, а главой комиссии назначили Клюева, который встретился с директором и … Грамоткин опять директор! Он остался директором, провели ещё один тендер и победили его же французы. Через год, осенью 2007 года, его опять увольняют! Ну, прямо, какие-то подковёрные игры!Делает это уже Н.И. Шуфрич, как Министр МЧС: не понравилось ему, как директор реализует проект по ремонту лёгкой кровли объекта «Укрытие». Указом Президента Ющенко назначается временная комиссия, чтобы разобраться с увольнением директора ЧАЭС. Пока разбирались, наступила смена власти, Министром МЧС на смену Шуфричу пришёл человек Президента: и с ним сумели договориться, и директора восстановили. Весной 2010 года очередная смена власти и Шуфрич вдруг вернулся! Кресло под Грамоткиным зашаталось, но все равно - не победим и нужен…
Вдруг в начале июля 2010г. Шуфрича меняют на В.И. Балогу, контракт с Игорем Ивановичем продлевается, и такая вот свистопляска с грамотным Грамоткиным продолжалась, аж, до 2018 года, пока новое, высотою в 100 метров, Укрытие не сдали в эксплуатацию, а здесь уже другие деньги…

   11. Сейда Валерий Александрович. Пришлый, с 2018 года - и.о. генерального директора ЧАЭС. На электростанции работает с апреля 1989 года как молодой специалист, окончивший Томский политехнический институт.

   Автор: Груздев Вячеслав Борисович,
   доктор наук, профессор Российской Академии Естествознания.
   Канада, г. Торонто.