Из цикла стихов о реке Лене
Мой первый караван в Щеках
Сергей Александрович Бабичев
Люблю безумно Ленские просторы!
Её седые в дымке берега.
Наскальные природные узоры,
Безумство красок фауны и флоры,
Громады гор и необъятная тайга.
Вхожу в каньон с названьем нежным – Щёки!
Против теченья я веду свой «ОТ».
Вдруг справа «Пьяный Бык» – Угрюмый! Одинокий!
На вид невзрачный, но в душе жестокий –
Не всякий штурман с караваном здесь пройдёт.
Но я уверенно держу штурвал – рулёвку,
Со мною рядом легендарный капитан.
Он чётко знает судовую обстановку,
Теченья свального коварную уловку,
Ведь в Ленской лоции – он признанный Титан.
Держись сынок, чуть – чуть левее створа,
Чтоб караваном “Пьяный бык” не зацепить.
Не жмись к “Щеке”, скала в подводных порах,
Течением затянет без разбора,
Ей караван наш – словно щепки потопить!
Напряжены стальные руки, нервы.
Предательская струйка по спине.
Включает мозг последние резервы.
Я провожу здесь караван свой самый первый,
А гармонист играет на скале!
Играй гармонь! Разлейся эхом в скалах,
Прощание Славянки – в мою честь!
Греми басами, чтоб тайга узнала,
Чтоб мужики на всех лесоповалах,
Узнали эту радостную весть.
1974 год
© Copyright: Сергей Александрович Бабичев, 2021
Свидетельство о публикации №121042104164
Нежданная весточка прилетела из старой потрёпанной тетрадки в клеточку. Это было так давно! И так сладостны оказались воспоминания, ведь мне всего-то было 20 лет.
В те, советские годы не принято было серьёзным флотским пацанам писать лирические, или любовные стихи, иначе сверстники могли бы приклеить ярлык - "салага"!
Совсем другое отношение было к сатирическому жанру, в которых можно было высмеять кого-то из начальства. Или к примеру, на военную тему, как у В. Высоцкого. Здесь конечно же было полное понимание и уважуха.
Учитель русского и литературы Шурочка, она же классный руководитель, с ПТУшным образованием, недалёкого ума девица, однажды в классе седьмом, бесцеремонно залезла в мой ранец - "шмон" в портфелях учеников было её любимым занятием.
Достав точно такую же тетрадь в клеточку, полистала её, разорвала пополам, бросила в урну и с презрением заявила: "Сначала научись писать без ошибок, получи специальное образование, а уж потом берись за стихи, - подумала и добавила, процедив сквозь зубы, - бездарный хулиган"!
Это мой класс, с Шурочкой. А тот "ангелок" со скрещенными руками слева в первом ряду и есть я.
Это для меня была, как высшая похвала. Я почувствовал себя неким Вольтером, который даже королей заставлял уважать правду! Декабристом, соратником Пушкина, идущим на эшафот.
Вы же наверное в курсе, что поэты могут быть обидчивыми и вспыльчивыми, ко всем эти качествам, я ещё был и дерзким. Назвав Шурочку необразованной дурой, я демонстративно достал из урны разорванную тетрадь и вышел из класса.
Шурочка закатила истерику, собрали педсовет, но директор школы Рукавишников Дмитрий Михайлович, зачитал отрывки стихов из моей разорванной тетради и встал на мою защиту. С тех пор я никогда не клал тетради со своими стихами в портфель.
Мои мысли, словно дикие кони увели меня от темы. И так! Я уже за штурвалом-рулёвкой в Ленских Щеках. Не один зазевавшийся капитан разбивал свое судно об эти скалы. Но давайте всё по порядку
Глава - 8 из моей книги "Династия"
Из воспоминаний княгини Екатерины Николаевны Бабичевой, ХХ век начало тридцатых годов.
Самый трудный участок пути – “Щеки” – ниже Киренска на 267 км. Все только о нем и говорили. Реку зажимает скалистое ущелье.
Три огромные оранжево-красные скалы, круто обрывающиеся в реку, сжимают русло в узкое - местами до 700 метров - извилистое ущелье.
Известковые отвесные утесы возвышаются то на одном, то на другом берегу реки почти под прямым углом к стремительному течению, которое затягивает под утесы, в промытые водой пещеры.
Утесы уходят ввысь более восьмидесяти сажень (около двухсот метров) над уровнем реки.
- Филитушкин бык,
- Похмельный бык
- и самый грозный – Пьяный бык
(так назвали скалы в честь погибших первопроходцев). Лоцмана и перегребщики наперебой рассказывали своим новым пассажирам о том, как разбиваются карбаса об эти скалы:
«Лена-матушка не любит пьяных да лживых, а в “Щеках” особенно. Здесь она всех на “дух” проверяет. Как ворота в Царствие Небесное, стоят эти скалы и принюхиваются. Коли пьяный какой, коль с мыслями злыми – вмиг о скалы разобьет, никого не пожалеет, ежели дурное задумал. Не поверили купцы-первопроходцы, всю дорогу пьянствовали, а как в “Щеки” вошли, давай песни горланить да в реку мочиться, выражая тем самым презрение к Лене-матушке.
Загудела вода, покрылась крупной рябью, а скала открыла свою черную пасть-пещеру и заглотила все карбаса, в которых перевозили быков и вино. Больше их никто не видел. Ни дощечки, ни щепочки течением не вынесло». Потому и название дали «Пьяный Бык».
К “Щекам” подошли ближе к вечеру. Весь караван остановился на ночлег. На носу каждого карбаса установили икону, провели вечернее и утреннее богослужение. На утреннюю службу нарядились в лучшие одежды, попросили друг у друга прощения и, попрощавшись, разошлись по своим карбасам. Лоцмана и перегребщики были нарядные и торжественные, как будто им в первый раз предстояло совершить что-то небывалое.
Лоцман первого карбаса, на котором размещалась семья Бабичевых, приглушенно пробасил:
«Отдать швартовые! Поднять якоря!».
Вначале гладь воды была зеркальная, но по мере приближения к ущелью течение становилось все быстрее, на поверхности стали появляться воронки и водовороты. Вскоре вся вода как бы кипела и била ключом. Отвесные громады скал, вокруг которых кружились тучи ласточек-стрижей, проносились в нескольких метрах от борта карбаса.
Совсем еще маленький Александр (мой отец), держался за борт и заворожено смотрел, как раскрываются перед ним ворота в таинственную страну Ленского царства.
“Щеки” как бы раздвигались, пропуская в эту страну чудес маленькое суденышко-щепку. Лоцман, кивнув перегрёбщикам, тихо сказал:
– Наш парень. Глянь, как глаза горят. Ну, малыш, иди ко мне на плечи.
Мог ли предположить этот загорелый, обветренный северными штормами бесстрашный лоцман, что поднимает на руки одного из самых знаменитых капитанов Ленского Речного Пароходства, именем которого будет назван флагманский ледокол ЛОРПа
«КАПИТАН БАБИЧЕВ»...
Но не будем забегать вперед.
Ленские «Щёки». Скорость течения 10-15 км/час
Карбас Бабичевых благополучно миновал последний, самый зловещий, стоящий перпендикулярно к течению утес – “Пьяный Бык”. Выйдя на плес, где вода вновь, как ни в чем не бывало, стала зеркальной и гладкой, лоцман направил карбас к берегу.
– Видать, и вправду вы хорошие люди, коли вас без единой волны через ворота пропустили.
– Суши весла! Выводи коров на берег! Караван ждать будем. Пока все сплавятся, целый день пройдет, – закричал лоцман.
Когда к берегу благополучно причалили все карбаса, решили готовить праздничный ужин. Мужики освежевали бычка, женщины замесили тесто, дети собирали хворост для костров и ловили рыбу. Общий стол накрыли на солнечной поляне. Женщины прямо на траву постелили праздничные скатерти и достали припасенные для такого случая разносолы и сладости. Лоцман, поднимая жбан с квасом (общинники не пили даже брагу) еще раз повторил свои слова:
–Видать, все вы здесь – хорошие люди, потому вам Лена-матушка не чинит препятствий.
Огромные речные чайки парили над рыбаками, стараясь сорвать у них с кукана пойманную рыбу. Маленькие юркие стрижи кружились, как комары, над самым столом и, забавляя малышню, хватали своими маленькими клювиками большие куски мяса, не в силах их поднять. Все были веселы и счастливы. Рано утром, загнав скот в карбаса, продолжили свой путь до Якутска.
– Отдать швартовые! Поднять якоря! – прогремел своим неповторимым басом старый лоцман, и караван тронулся дальше, рассекая однообразные унылые будни. Мужики спиннинговали прямо с борта карбасов, то и дело, вытаскивая из воды щук и тайменей.
P.S.
Чуть было не забыл!
В стихотворении говорится о гармошке. Это не художественный вымысел, а самая настоящая реальность. Дело в том, что сложный участок Щёк - "засемафоренный",
то есть с односторонним движением и разойтись двум судам на 700 метрах ширины, со свальными течениями и перпендикулярными поворотами - не реально.
В те стародавние времена на самой высокой Щеке жил бакенщик или семафорщик и когда в Щёки заходило судно к примеру сверху по течению, то на горе вывешивался определённый знак и суда идущие снизу, должны были бросать якорь и ожидать пока Щёки не освободятся. Сложнее было идущим сверху если проход был занят. Им приходилось делать оборот и то же ждать.
А бакенщик тем временем сидел и играл на гармошке. Эхо разносило по каньону мелодию, как в храме. Дед был ещё тот пройдоха и любитель выпить. Иногда он вывешивал нижний знак и ждал, кто первым к нему доберётся с закуской и выпивкой тому первому открывал путь...
Скапливалось по несколько судов. Спускали шлюпки и плыли к берегу, а дед за ними в бинокль наблюдал, как только товар оставляли на берегу, он открывал семафор, а ближе к ночи спускался и всё поднимал к себе.
Так что перечитайте стихотворение ещё раз и вам всё станет понятным!
Здоровья Вам, дорогой читатель!