В конце июля, выдавшимся необычно погожим для этих мест, Михаил впервые, с командиром третьей роты штабс-капитаном Бергом попал старшим на вольные работы.
Согласно «Положению о хозяйстве в роте», высочайше утверждённому в 1878-м году, нижним чинам воинских частей в свободное от служебных занятий время разрешалось наниматься на сезонные работы производящиеся летом и осенью. Делалось это в целях улучшения быта нижних чинов (рядовой получал пятьдесят копеек в месяц) и пополнения ротной артели*.
Иван Ильич Николаев, радея, о своих солдатах, лучше других умел договариваться с местными землевладельцами о таких работах. Подполковник умел выбрать наиболее подходящие и по сходной цене.
Через день рота вместе с пулеметной командой во главе с офицерами, погрузилась на поезд и выехала к месту назначения. Это была помещичья усадьба близ Кобрина, где нужно было убрать ячмень. На вокзале встретил управляющий, низенький упитанный поляк, выгрузились. Унтер-офицеры построили солдат, офицеры с Садальским (так звали поляка) сели в рессорную коляску впереди, тронулись по полевой дороге в имение.
-Рот-та запевай! - гаркнул шагавший сбоку фельдфебель Воропаев.
Солдатушки, бравы ребятушки,
Где же ваши жёны?
полетел в высокое небо чистый звонкий голос
Наши жёны - ружья заряжены,
Вот где наши жёны!
дружно ответили двести крепких глоток.
Усадьба оказалась в трех километрах от железнодорожного полустанка, в березовой роще, окруженной полями. Состояла она из двухэтажного барского дома со службами, за рощей два дощатых сарая, а у дальнего леса, виднелась деревенька.
-Рота, стой! Ать-два! - скомандовал фельдфебель.
Управляющий с офицерами вышли из коляски, началось размещение.
Солдат определили в сараи, куда те, сняв амуницию, стали таскать сено, Берга с Поспеловым управляющий пригласил в дом.
- Ясновельможный пан Грабек с семьей отдыхает в Варшаве, почему не может вас встретить лично, рассыпался в любезностях Садальский, - вот ваши комнаты (прошли в правое крыло дома) - Кушаем вместе в панской столовой, для жовнежей* будет готовить кашевар. Момент, я распоряжусь,- выкатился наружу
Вскоре все трое сидели в большой зале за богато накрытым столом, с хрустальной люстрой вверху, изысканной мебелью и картинами на стенах.
- Первая за знакомство, - разлил Вербицкий по стопкам водку.
Чокнулись, стали с аппетитом закусывать рыбьим балыком и домашним окороком со слезой. Когда приняв по второй, заканчивали ботвинью с раками, поданную слугой, в деверь зала осторожно постучали.
- Пшепрашем, - обернулся управляющий.
- Так что обед готов, ваше благородие! - вытянулся на пороге фельдфебель, приложив руку к фуражке. - Разрешите начинать?
- Валяй, - махнул ложкой штабс-капитан.
На десерт выпили по чашке кофе со сливками и земляникой, достав папиросы, офицеры закурили.
- Да, господин Садальский, весьма не бедный ваш ясновельможный пан, - выдул вверх колечки дыма Берг.
- Не бедный,- захихикал тот. - Два пивных завода в Бресте и Варшаве, табачная фабрика в Лепеле а еще почитай все земли в уезде, да три деревни.
Михаил затянулся папиросой и вздохнул. Их последнюю деревеньку дед - гусарский ротмистр, спустил в карты. Проиграл бы и жену, да друзья не дали.
Со следующего утра началась уборка. Получив необходимый инвентарь, воинская команда во главе с фельдфебелем и унтерами, вышла в поле (офицеры еще почивали) и приступила к работе.
Первая шеренга, в распоясанных белых рубахах широко взмахивала косами, вторая вязала сжатый ячмень в снопы, а третья устанавливала их в суслоны*.Поскольку большинство происходило их крестьян, работа спорилась.
Когда в полдень обедали на полевом стане жареной бараниной, дополняя ее молоком с ржаным хлебом (все выделил управляющий), появились их благородия на дрожках
- Молодцы ребята!- остановив лошадь, оглядел скошенное поле Берг.
- Рады стараться! - вскочили те на ноги.
- Продолжайте,- тряхнул вожжами, коляска покатила по дороге в сторону деревни. За ней открылось светлое озеро с кувшинками, искупавшись, немного позагорали и вернулись в усадьбу, где засели за карты.
Через две недели солдаты закончили страду, изрядно посвежев на вольных харчах, управляющий выдал офицерам оговоренную сумму, и команда тем же путем вернулась в часть.
Теперь подпоручик жил в небольшом домике, близ южных ворот крепости который снимал на пару с Вербицким. Он имел две комнаты и кухню с пристройкой, в которой обитали денщики, поросший травой садик и колодец.
Вставал Михаил ровно в шесть, голый по пояс выходил наружу и десяток раз крестился двухпудовой гирей, стоявшей под навесом. Затем обливался холодной водой, растирался жестким полотенцем, которое подавал Чиж, после, на кухне, они с сонным прапорщиком пили чай, закусывая бутербродами с краковской колбасой и сыром.
- Хорошо бы, Вася, и тебе по утрам делать гимнастику, - прихлебывал из чашки Михаил. - Бодрит, а еще полезно для здоровья.
- Нет, - грустно качал тот головой. - Я, видишь ли, чувственная натура.
Вербицкий пописывал стихи, а по вечерам исполнял под гитару русские романсы. Причем весьма недурно. А еще был влюблен в купеческую дочку, которая отказывала во взаимности.
Далее, надев мундиры с фуражками и прицепив шашки, оба шли на службу.
Одним таким днем Поспелову пришла посылка с Кавказа. Там были чурчхелы, сыр, дразняще пахнувший суджук*, несколько бутылок «Хванчкары» и короткая записка от Беслана Званбы. В ней сообщалось, что служба идет исправно, он уже полковой адъютант и приглашает летом в гости.
- Пируем, - хлопнул по плечу приятеля Михаил, крикнув, - Васька!
- Я, вашбродь! - тут же нарисовался денщик.
- Это тебе, - вручил одну из сладостей. - А теперь сбегай и пригласи на ужин подполковника Николаева с капитаном Бергом.
Вечером, собравшая у них компания, отдавала дань кавказским гостинцам. Вино оказалось выше всяческих похвал.
- Умеют его делать азияты, - смакуя очередной бокал, изрек батальонный командир.
- Это да,- невозмутимо пыхнул папироской Берг, а Вербицкий глядя в открытое окно с мерцающими звездами, тихо перебирал струны
Утро печальное, утро седое,
Нивы печальные, снегом покрытые.
Нехотя вспомнишь и время былое,
Вспомнишь и лица, давно позабытые ...
навевали грусть печальные строки.
Легла зима, она была здесь мягче, чем в России, наступили Святки*. С колядками и Крещенским купанием в проруби, массовым гулянием в городе. По такому случаю нижним чинам в крепости разрешили увольнения, где они могли пропустить в кабаках рюмку-другую и предаться другим развлечениям.
Самыми интересными были кулачные бои, устраиваемые в пригороде рядом с крепостью, на льду замерзшего Муховца. Дрались «стенка на стенку» обыватели и гарнизонные солдаты. Гражданская с военной власти не препятствовали, многие даже делали ставки. Бои шли с переменным успехом, но в прошлом году верх взяли «шпаки»*
До этого у военных был отменный боец - саженного* роста фейерверкер из крепостной артиллерии, но осенью, выслужив срок, он ушел в запас. Теперь вожак посадских*, такой же комплекции грузчик Ерофей с табачной фабрики, не имел себе равных. Как результат, солдаты потерпели поражение и хотели взять реванш.
Их возглавлял старший унтер-офицер Лелека, переведенный в один из полков за какие-то прогрешения. Был он пониже грузчика, но гнул пальцами пятаки и кулаком в лоб убивал барана.
На четвертый день после праздничного богослужения, в одиннадцать утра, на берегу Муховца собралась многочисленная толпа поглазеть на зрелище. Здесь были все сословия, начиная от дворян с купцами и заканчивая мещанами. Меж них сновали лоточники, торгуя горячим сбитнем и рождественскими кренделями.
Пришли поддержать своих и гарнизонные солдаты, тут и там стояли группами офицеры.
День выдался морозным, на деревья орали вороны, на льду уже переминалась сотня бойцов, стоя друг против друга. Посадские кто в чем, солдаты в сапогах с шароварами и нательных рубахах.
- Ставлю трешницу, наших опять побьют, - шмыгнул носом Вербицкий. - Принимается, весело ответил Михаил, за всем с интересом наблюдавший. Они стояли у вросшей в лед баржи, позади притопывал ногами Чиж с покупками.
Зачинщиками выступила ребятня с окраин, с визгом начав драку, а потом улепетнув. Стенка надвинулась на стенку, кто-то заорал «бей крупу!»*, в воздухе замелькали кулаки.
Поначалу служивые потеснили городских, учинив клин во главе с Лелекой, после каждого его удара кто-то валился на снег вверх тормашками. Это длилось, пока на пути не встал Ерофей. Ловко уклонившись от унтер-офицерского кулака, с разворота трахнул его в ухо, гвардеец рухнул как дуб.
- А-а-а! - восторженно заорали посадские усилив натиск, а их вожак сшиб еще двух.
- Что делает, что делает, - кусал губы Поспелов, а потом не выдержал. Сняв шинель, бросил денщику, за ней мундир и водной рубахе припустил к сражавшимся. Растолкав солдат (те подавались назад), пробился в первый ряд, оказавшись перед Ерофеем. Тот, хэкая и ворочаясь как медведь, крушил направо и налево.
Михаил с налета саданул вожака в челюсть, здоровяк, мотнув бородой, двинулся на него.
- Вжик, - пролетел над головой кулак (едва успел присесть), выпрямился и ввинтил кулак грузчику в бок. Тот, зевая ртом, пошатнулся, получил второй, в лоб и, раскинув руки, повалился назад, сбив двух соратников.
Теперь завопили солдаты, дружно навалившись на «шпаков», те побежали.
Утерев со лба пот, Михаил направился назад, но сзади громко окликнули,- подпоручик! К нему от берега, придерживая шашку, спешил офицер, а на откосе, чуть в стороне от других, стояла группа людей - военных и гражданских.
- Вас требует к себе его превосходительство, - выдохнул остановившись.
«Ну вот, вляпался» мелькнуло в голове, а вслух сказал, - слушаюсь, только приведу себя в порядок.
Через несколько минут он вытянувшись стоял перед комендантом, рядом с которым находились губернатор с градоначальником, полицмейстер и несколько купцов первой гильдии.
Поспелов ожидал разноса, но его не последовало. Генерал-лейтенант довольно крякнул, благодушно похлопал по плечу и пригласил вместе отобедать.
Когда же обед закончился и все разъехались, попросив задержаться, сказал, - благодарите Бога подпоручик, что победили. В ином случае закатал бы вас на гауптвахту. А потом хитро подмигнул, - кстати, на пари с губернатором я выиграл пятьсот рублей. И протянул несколько купюр,- здесь половина.
Поспелов было отказался, но командующий гарнизоном настоял.
Дома его встретил обеспокоенный Вербицкий, - я уж думал, он тебя арестовал. Офицеру подобное недопустимо.
- Пронесло, - улыбнулся Михаил.
На следующий день он отыскал Ерофея. Тот сидел в трактире и угрюмо пил водку.
Когда присел напротив, поднял глаза и открыл рот, - так ты, вы… офицер?
- Ну да, Ерофей Иванович, а это тебе, - вынув из кармана, положил на стол двадцати пяти рублевку. - Не держи обиды.
Прошел еще год и в начале июля в Варшавском военном округе были объявлены учения.
Округ считался передовым в Русской армии, военная мысль больше работала в Варшаве, нежели в Санкт-Петербурге, чему способствовало наличие там особого собрания офицеров генерального штаба. При нем выходила газета «Офицерская жизнь», взгляды которой на тактические и оперативные вопросы военного дела, не совпадали с «Русским инвалидом»*, отличавшимся консерватизмом. Командовал войсками округа генерал-адъютант Скалон, участник русско-Турецкой войны и сторонник новых методов ее ведения.
Их сто восьмидесятитысячный состав привели в боевую готовность, учения начались. Проходили они по утвержденному в Санкт-Петербурге плану, на открытой местности и в оборонительных сооружениях в течение трех недель, с условными сражениями и боевыми стрельбами. Для каждой из частей были назначены наблюдатели из Санкт-Петербурга и Варшавы.
В Брестской крепости таким являлся старший адъютант штаба округа полковник Николай Степанович Батюшин. Был он невысокого роста, с бородкой «а ля муш»* и внимательными глазами. За время учений полковник познакомился со многими командирами, а за несколько дней до окончания вызвал Поспелова к себе.
Тот несколько удивился, поскольку был всего лишь младшим офицером.
Явившись в одно из служебных помещений крепости, где размесился полковник, доложился и застыл в неведении.
- Присаживайтесь, подпоручик, - сделал жест рукой, расхаживавший по кабинету штабист. Сняв фуражку сел, Батюшин напротив.
- О вас хорошо отзываются комендант крепости и полковой командир, что на это скажете?
- Им виднее, - ответил Михаил.
- Каковы планы на будущее?
- Продолжать службу строевым офицером.
- А если я предложу вам несколько иную?
- Извините, не понял господин полковник.
- Я руковожу в округе разведкой, надеюсь, вы представляете, что сие такое?
- В самых общих чертах - насторожился Михаил, зная, что это тайна за семью печатями.
Далее Батюшин рассказал об основных задачах столь секретного ведомства. Поспелов кивнул, - ясно.
- А что знаете о корпусе пограничной стражи? - последовал очередной вопрос.
- Он занимается охраной границы и не относится к военному ведомству.
- Совершенно верно (чуть улыбнулся). А теперь слушайте внимательно.
Корпус действительно состоит в ведении Министерства финансов, но является особым подразделением и в военное время поступает в наше распоряжение. Более того, помимо охраны границы занимается разведкой, замыкаясь в этом вопросе на Генеральный штаб.
«Серьезно» подумал Михаил, но не подал виду.
- Ну так вот,- продолжил Батюшин, - я предлагаю вам службу в этом корпусе Ответа сразу не жду. Хорошо подумайте, она ответственная и опасная. На это вам три дня.
- Разрешите идти?
- Да, можете быть свободны.
Три дня прошли в раздумьях. Служба в гарнизоне, ему в принципе нравилась, но начинала тяготить рутина. Каждый день одно и тоже - шагистика, уставы, дежурства да караулы. Здесь же было явно иное - Михаила всегда привлекали приключения и опасности, в душе он был в некотором роде авантюрист.
В назначенное время он явился к Батюшину, сообщив о своем согласии.
- Я в вас не ошибся,- пожал тот руку. - Завтра подадите рапорт с просьбой о переводе в Отдельный корпус пограничной стражи и направите по команде.
- На чье имя господин полковник?
- Командующему Варшавским пограничным округом генерал-адъютанту Скалону Георгию Антоновичу.
Полкового командира подача рапорта не удивила, хотя он и сказал, - жаль, подпоручик, весьма жаль. Офицеры же восприняли его по разному. Николаев заявил,- зря вы это делаете, батенька, зря. К осени стали бы поручиком, Берг поступает в академию, приняли бы у него роту; Вербицкий жалел, что теряет близкого товарища, а полковой адъютант Ляпишев за глаза назвал выскочкой.
Через месяц пришел приказ из округа об откомандировании Поспелова в распоряжение штаба округа, Михаил простился с товарищами, заказав ужин в одной из городских рестораций, и выехал в Варшаву. На дворе стоял сентябрь, с деревьев, кружась, опадали листья.
Столица царства Польского отличалась европейской архитектурой и изысканностью. Над широкой с каменными мостами Вислой возвышался королевский замок, уходили в небо шпили кафедрального собора и лютеранской кирхи, удивляли помпезностью дворцы местной знати, различных стилей каменные «маетки»*, а также многое другое.
Приехав с вокзала в штаб округа (он располагался во дворце) Поспелов вручил дежурному офицеру предписание. Тот позвонил по телефону и вскоре по широкому, белого мрамора лестничному пролету вниз спустился второй, с аксельбантом, попросив следовать за собой. Поднялись на второй этаж, пройдя анфиладу залов, свернули в неприметный коридор.
- Вам сюда,- остановился офицер перед одной из дверей, после чего удалился.
Одернув мундир, Михаил постучал в нее костяшками пальцев и провернул бронзовую рукоятку,- разрешите?
- Входите подпоручик, - поднялся из-за стола в дальнем конце просторного, с тремя окнами кабинета Батюшин. - Как добрались? - указал на стул.
- Спасибо, хорошо,- поставив меж ног шашку, присел Михаил.
Полковник прошел к стоявшему в углу сейфу, открыв, извлек оттуда папку, а из нее мелованную бумагу с имперским орлом.
- Это приказ о переводе вас в Отдельный корпус пограничной стражи и присвоении чина поручика. - Держите.
Михаила прочел (охватила внутренняя радость) Батюшин же поздравив с новым чином, сказал, - явитесь с ним в Петербург к командиру корпуса генералу Свиньину Александру Дмитриевичу для прохождения дальнейшей службы. А еще, если не затруднит, навестите моего старого приятеля по Академии, полковника Покровского и передадите ему вот это. Достал из сейфа бандероль в глянцевой упаковке с адресом.
- Почту за честь, - вздернул подбородок Михаил.
- Ну а теперь удачи,- встав, подал руку начальник разведки. - Даст Бог, еще свидимся...