Сидим, пьем чай с тортом. У дочери День рождения. И вдруг вспомнила, тридцать девять лет не вспоминала...
В четыре утра неожиданно отошли воды. Муж вызвал «скорую». Отвезли в ближайший роддом, оформили, переодели, посмотрели, разместили в предродовой палате.
Первые роды. Сначала было вполне безобидно, к шести часам схватки участились, но всё ещё терпимо. Чем дальше — тем сильнее. Муж подходил к окну, сочувственно смотрел на меня, переживал.
Наступил момент, когда я уже не могла стоять или ходить, легла на кровать, вцепилась в металлические края и стала елозить на спине вверх- вниз, чтобы не кричать. Но когда боль стала нестерпимой, вдруг поняла, если тужиться, то боль стихает. И я стала тужиться. Видя мои потуги, меня перевели в родовую.
Дежурили в тот день опытная акушерка Мария Ивановна, дородная женщина средних лет и худенькая, маленькая совсем неопытная доктор Ирина Александровна. Было воскресенье, и как бывает в праздники и выходные, рожениц с утра как прорвало!
Январь в том году выдался суровый, морозы стояли за тридцать. Роддом плохо отапливался, в родовой было всего плюс десять. И мы, на столах, покрытых клеёнкой, в одних рубашонках, сбившихся на грудь. Электрообогреватели были только в детской палате.
На соседнем столе спокойно лежала женщина, даже не верилось, что она скоро должна родить. Глядя на меня, акушерка сказала: «Эта быстрей родит», но шло время, а я не рожала. Врач посмотрела меня и тихо сказала Марии Ивановне: «Раскрытие два пальца», та так- же тихо велела сделать укол «но- шпы». После укола Ирина Александровна посоветовала пока не тужиться.
Они перешли к соседнему столу. Роженица спокойно тужилась, когда ей велели, разговаривала с медиками во время передышек и скоро родила девочку.
Меня же поднимало вверх, разворачивало поперек стола, из горла вырывалось нечеловеческое рычание, держаться было не за что, я судорожно хваталась за выскользавшую из пальцев клеёнку, боясь свалиться со стола. Наконец доктор сжалилась и разрешила тужиться, если мне так легче.
Самое страшное во всём происходящем — неизвестность. Думаешь ли о ребенке, ну хоть что- то, ну, например, что это ты из- за него в таком диком состоянии? Нет, думаешь о том, что пока ты это не сделаешь, твои мучения не кончатся. С одной стороны- скорей бы закончилось всё это! Но с другой — никогда не знаешь, как долго всё это продлится, и потому остатками сознания готовишь себя к тому, что терпеть, возможно, придется бесконечно, а потому надо беречь силы. Реальное ощущение времени пропадает: минуты кажутся вечностью, часы пролетают незаметно.
Дошла очередь до меня. Велели тужиться. Всё шло хорошо.
Но после того, как головка ребенка вышла на половину, у меня совершенно прекратилась родовая деятельность! Боль ушла, полная эйфория, от меня больше ничего не зависело. Мне даже было всё равно, что по факту я ещё не родила и пока неизвестно, что будет дальше со мной и ребёнком. Озадаченная таким оборотом дела, Мария Ивановна заметила: « Без потуги тут ничего не сделаешь...», отошла и села на стул к столу. Не знаю, как долго продолжалось это сидение. «Могу по затылку сказать — мальчик», - вдруг произнесла акушерка. Я конечно ждала девочку, но и мальчику была бы рада. Поняв, что ждать бесполезно, Мария Ивановна показала Ирине Александровне как надо перехватить полотенцем моё тело между грудью и животом, по её команде доктор нажала на живот и малыш благополучно родился, возвестив о своём появлении громким криком.
Мария Ивановна занялась малышом, доктор — мамой, воцарилась рабочая тишина. Я рискнула нарушить её вопросом: «Кто родился?», в ответ акушерка ворчливо произнесла: «Девка». Уже смирившись с мыслью о мальчике, я обрадовалась неожиданному подарку и закричала: «Ура!». «Ну вот, даже ура», - устало обронила Мария Ивановна. Наконец меня укрыли двумя одеялами и оставили в покое.
Ирина Александровна занялась заполнением историй болезни, Мария Ивановна прибиралась и как бы случайно завела разговор о том, что при выписке новорожденных все подарки получают на втором этаже, а они, которые выполняют основную работу, подарков, как правило, не видят. Хоть бы тортик кто принес к чаю!
Было обеденное время. В отделении наступила передышка, сколь продолжительная — не знает никто. Работники решили воспользоваться ей и перекусить.
Мы с Надей (так звали женщину на соседнем столе) остались в родовой одни. Я не заметила, как уснула, Надя сказала, что я даже похрапывала. Сначала в палату на второй этаж увезли Надю с дочкой. Вернувшись с обеда, Мария Ивановна принесла мне записку от мужа, спросила, буду ли писать ответ? Конечно буду, что за вопрос? Лежа нацарапала ответ, что у нас всё хорошо, написала полное имя дочери, которое надо было записать в свидетельство о рождении. Без него домой не выписывали. И ещё попросила купить торт и отдать подательнице сей записки, поскольку это та женщина, которая и принимала нашу дочь в свои руки.
Мария Ивановна поднесла показать мне дочь: красное, сморщенное личико, мутные, темно- серые (коричневыми они становятся потом, недели через две), тревожно бегающие глазки, ищущий ротик, ничего не найдя начинавший кричать громко и настойчиво.
Через два часа перевели и нас в палату.
Уже стало темнеть. В палату вошла Мария Ивановна, неся на тарелочке кусок торта. Поставив тарелку на тумбочку, присела на кровать, справилась о моем самочувствии, заметила: «Ваш муж принёс,- кивая на торт.- Спасибо, но не надо было...»
Ну как не надо! Надо! Я видела, ей было приятно.
И даже в тот самый первый День рождения дочери я ела торт за её здоровье, и не я одна.
22.04.2021г.