ПРОТЕСТАНТСКАЯ РЕФОРМАЦИЯ В "ГАМЛЕТЕ"
Какое отношение имеет Виттенберг к Стратфорду-на-Эйвоне?
Джейсон Адкинс
Трагедия Шекспира "Гамлет, принц Датский" может быть проанализирована с помощью ряда критических подходов, фокусов и позиций. На самом деле, некоторые утверждают, что “ни об одной другой работе в английской литературе не было столько написано, сколько о "Гамлете" (Уоффорд 181). Гибкость "Гамлета" проистекает из разнообразия тем, содержащихся в его строках. Доказательства безумие, либертарианство против детерминизма, роль совести, область сверхъестественного и женская автономия-вот лишь некоторые из канонических идей пьесы. Тем не менее, один вопрос, отсутствующий во многих дискуссиях в классе, - это механизм, через который движется весь сюжет. То, как призрак отца Гамлета вдохновляет и даже соблазняет действие центральной фигуры пьесы, так и объяснение этого духовного посещения, чистилища, требует углубленной разработки. Такое исследование выявляет ряд динамических позиций по отношению к промежуточному состоянию божественного возмездия. Эти позиции вкупе с отчетливыми отношениями персонажей к городу Виттенбергу определяют завуалированную, но тем не менее важную дискуссию внутри текста: протестантскую Реформацию.
В "Гамлете" вырисовываются две различные позиции по отношению к католическому учению о чистилище. Король провозглашает реальность этого места очищения и небесной подготовки, поскольку его появление в пьесе стало возможным благодаря учению. На вопрос, кто он, призрак отвечает::
Я дух, я твой отец.
Приговоренный по ночам скитаться,
А днем томиться посреди огня,
Пока грехи моей земной природы
Не выжгутся дотла
(1.5.9-13. Пер.М.Лозинского)
Первые существенные линии призрака сосредоточены на чистилище. Позиция явно католическая в том, что его заключение в месте мучений - “на определенный срок”, который закончится, когда его грехи “выжгутся дотла". Описание этого места заключения как некоей ”темницы “ также подразумевает католическую точку зрения. Позиция старого Гамлета в чистилище подражает позиции Генриха IV, а ранее Генри Болингброка, в трагедии "Король Ричард II". Мотивация Болингброка к крестовому походу предполагает католическую чистилищную концепцию. Заключительный монолог пьесы показывает это предположение:
О горе! Неужели, боже правый,
Чтоб вырос я, был нужен дождь кровавый? -
Пусть все разделят скорбь мою сейчас;
Облечься в траур призываю вас.
Сей тяжкий грех я на себя приемлю,
(5.6.45-50. Пер.М.Донского)
Болингброк видит, что необходимость воздаяния за грехи и тому подобного возмещения реституция обнаруживается не в подчеркнутом покаянии и вере протестантов, а в накоплении добродетели, именно той составляющей, которая необходима для освобождения от небесного суда.
Каким бы явным ни был намек на чистилище в "Гамлете", критики до сих пор ведут споры о его образности. Кристофер Делвин ведет хронику спора между двумя литературными критиками середины ХХ века: Роем Баттенхаусом и Довером Уилсоном. Баттенхауз отказывается понимать призрака в католических терминах по ряду причин; главная из этих причин заключается в том, что король преследовал свою семью не ради типичных католических целей просить о заступничестве и предупреждать о суде, а скорее ради мести (45). Эта цель едва ли отражает характер человека, находящегося в процессе очищения. Собеседник Баттенхауза, Дувр Уилсон предвосхищает это возражение, описывая призрака не “как приспособленного к предписаниям Тридентского собора, но соответствующего типичным католическим представлениям того времени” (44). Стивен Гринблатт улаживает дело, утверждая, что традиционные католические мотивы “посещений мертвыми” не изменили цели для привидений, не столь распространенные, включая раскрытие “скрытых обид” и призыв к “возврату неправедно нажитого” (41).
Король в "Гамлете" придерживается очевидной статичной позиции по отношению к доктрине чистилища, но его смещенный наследник имеет сложные и динамичные отношения с этим методом божественного возмездия. Первоначально принц Гамлет свидетельствует о честности призрака, подтверждая его статус в чистилище. Горацио он клянется святым Патриком - покровителем чистилища (Гринблатт 233-4) в легитимности духовного посетителя (1.5.136). В той же сцене Гамлет произносит латинскую фразу hic et ubique по требованию призрака. Эта фраза, переведенная “здесь и везде”, прямо цитирует католическую заупокойную молитву об облегчении страданий чистилища. (Гринблатт 235). Тем не менее, это утверждение попадает под огонь в Акте 2, Сцена 2:
Дух, представший мне,
Быть может, был и дьявол; дьявол властен
Облечься в милый образ; и возможно,
Что, так как я расслаблен и печален, -
А над такой душой он очень мощен, -
Меня он в гибель вводит.
( 578-83. Пер.М.Лозинского)
Теперь Гамлет сомневается в происхождении духа: это родная душа из чистилища или демон-искуситель из ада? Это сомнение рассеивается актом 3, сценой 3 - за исключением нескольких строк в первой сцене акта, где принц отрицает возможность привидений, говоря, что из смерти “ни один путник не возвращается” - с жалостью к королю. Клавдий покаянно кланяется, и Гамлет входит с прекрасной возможностью выполнить поручение призрака. Что мешает ему отомстить за преступление Клавдия? И отомщен ли я буду тогда, - размышляет Гамлет, - если сражу убийцу "в чистый миг молитвы, когда он в путь снаряжен и готов"? Нет, он решает отложить свою месть до тех пор, пока король не совершит какое-нибудь злодеяние, от которого не прийти к “радости спасения” (l. 92).
Явно католическая концепция загробной жизни формирует бездействие у Гамлета. Он отходит от своих колебаний из-за чистилища в последних двух актах пьесы. После убийства Полония в третьем акте Клавдий требует от Гамлета сказать, где находится его придворный. Ответ Гамлета явно исключает возможность чистилища: “На небеса пошлите туда, чтоб увидеть; если ваш посланник не найдется там, ищите его сами” (4.3.32-3). Гамлет придерживается явно протестантской концепции загробной жизни, сосредоточившись на двух возможных местах: рае и аде. Далее он отстаивает эту концепцию в заключительной сцене пьесы. В то время как начало пьесы отмечено поручением Гамлету отомстить за убийство своего отца, Гамлет опускает выполнение этого поручения в своих последних словах королю: “Следуй за матерью моей”. Вместо того чтобы давать эдиповское объяснение этому феномену, скажем, что важность этих слов заключается в полном отсутствии упоминания об отце.
Хотя Гамлет в конце концов останавливается на явном отношении к чистилищу, читатель должен задаться вопросом, почему его позиция колеблется на протяжении большей части пьесы. Достойная гипотеза покоится на безумии Гамлета; отсутствие последовательности в его теологии проистекает просто из того, что его психика пошатнулась. Проблема этой гипотезы состоит в самом допущении безумия героя. Можно предположить, что Гамлет симулирует безумие ради личных и политических рычагов. Вместо того чтобы развивать отрицание этой гипотезы, стоит приложить усилия, чтобы дать альтернативные объяснения.
Исторический подход к этому вопросу решает большую часть затруднений, связанных с колебаниями Гамлета. Шекспир сочинил эту великую трагедию в елизаветинской Англии, которая формально отрицала идею чистилища. 39 Статей, религиозное исповедание елизаветинской эпохи, называет это учение “тщетным суеверием, не основанным ни на каких предписаниях Священного Писания, а скорее противной слову Божию” (Мэйтсон 385). Тем не менее, это формальное отрицание не уничтожило полностью веру в чистилище в Англии или в аудитории Шекспира (Гринблатт 235). Делвин отмечает, что “молитвы за умерших ностальгически задержались в Англии еще надолго после их официального запрета” (31). На самом деле отец Шекспира, Джон, который, вероятно, умер в 1601 году, в том же году, когда был поставлен "Гамлет", оставил письменную просьбу о том, чтобы для него проводились католические обряды, направленные на облегчение мук чистилища, будут использованы в
его случае (Гринблатт 249).
Еще до англиканского отрицания чистилища протестанты атаковали эту концепцию чистилища. Анонимная публикация Саймона Фиша 1529 года "Мольба для нищих" подвергла критике католическое духовенство того времени, сосредоточившись на его вымогательстве и сексуальной распущенности. Соответственно, “по мнению Фиша, место власти в центре обширной системы грабежа и растления основывается на эксплуатации одного основного убеждения: Чистилища” (Гринблатт, 13). Подобные нападки последовали и со стороны протестантов в последующие годы, в том числе от таких людей, как Уильям Тиндейл и Барниб Гуг (11, 24). Тем не менее, даже в контексте этих явных отрицаний политические и богословские лидеры Реформации поддерживал интеллектуальную связь с доктриной чистилища, сходной с позицией Гамлета. В 1520-х годах Лютер оставлял открытой возможность чистилища, признав, что оно не доказуемо ни Писанием, ни разумом (33), но к 1530 году он решительно отверг эту идею. Эти исторические данные свидетельствуют о том, что пореформенные богословские категории не так просты, как англиканские, католические и протестантские. Имея в виду это предположение, Девлин заключает: “Что касается религиозных взглядов Гамлета, впечатление, которое создается, что они были типично елизаветинскими; он был конформистским протестантом, с католическими наклонностями, что уравновешиваются все возрастающей склонностью к скептицизму” (50).
Другой набор данных добавляет еще один слой смыслов к католическим и протестантским представлениям в "Гамлете". Пьеса делает частые ссылки на место Реформации: Виттенберг в Германии. Прежде чем исследовать конкретные отношения с этим городом, следует спросить,обязательно ли эти упоминания являются собственно протестантскими. Виттенберг мог быть городом, известным просто образовательным мастерством своих академий; поэтому Шекспир мог использовать эту референцию без намерения намекнуть на Реформацию, и его аудитория могла также услышать название города, не делая никаких замечаний о его протестантских связях (? - Пер.)..
Однако существуют доказательства того, что именно Реформация является ключом к этим упоминаниям о Виттенберге. Во-первых, Мэтисон утверждает, что предполагаемое виттенбергское образование Гамлета “может быть оригинальным вкладом Шекспира в историю, так как об этом нет упоминания в сохранившихся источниках” (391). Если Шекспир включает такие упоминания без вдохновения из источников, то уместно спросить, зачем он это делает. Кроме того, упоминания о Виттенберге используют важное социально-политическое религиозное событие: Шекспир может также показать знание новейшей истории, связывая университет с датской политикой XVI века. Проведя некоторое время в Виттенберге, датский монах Ганс Таузен вернулся домой, чтобы проповедовать лютеранскую доктрину в 1525 году. Реформаторскому движению в Дании способствовал король Карл II (еще один посетитель Виттенберга), который приказал изготовить датскую Библию (391). Исторически связь Виттенберга с Данией отражает процесс распространения протестантской Реформации.
Третья часть свидетельств имеет дело с намеком на значительный ранне протестантский момент. Противостояние между Гамлетом и Клавдием по поводу тела Полония приводят этот намек. Гамлет сообщает Клавдию, что Полоний ушел ужинать, а король спрашивает, где Полоний обедает. - Только не там, где он ест” отвечает Гамлет: “но там, где " он "съеден"; в нем "трапеза червей", где "червь единственный король". (4.3.19-21). Ответ Гамлета представляет собой одновременно аллюзию и каламбур: Полоний - это "трапеза червей", и как "трапеза червей" по-английски звучит название Вормсский сейм (Diet of Worms) - собор, положивший начало политическому повороту, связанному с протестантской реформацией. Этот намек на политическое и историческое влияние Виттенберга и Вормса на Данию и первоначальное включение Шекспиром упоминаний о Виттенберге, несомненно, делают его позицию протестантской.
С этой базой можно затем перейти к изучению конкретных отношений с Виттенбергом. Три персонажа придерживаются трех различных взглядов на статус знаменитых 95 тезисов Лютера. Горацио получает образование в Виттенберге, и на протяжении всей пьесы он представляет полностью протестантское мышление. Например,
услышав сообщение о призраке, Горацио утверждает то, что Гринблатт называет “скептической дистанцией” (208). Кроме того, Гамлет предполагает скептицизм Горацио по отношению к призраку из чистилища: - На небе и на земле больше вещей, Горацио, чем мечтают философы" (1.5.166-7; Девлин 33). Философия Горацио - одна из преград для чистилище, которую ожидают от человека, получившего образование в Виттенберге.
Гамлет и Клавдий представляют два различных отношения с Виттенбергом. Гамлет хочет последовать туда за своим другом Горацио. Клавдий, однако, намерен и умоляет об обратном:
Что до твоей заботы
Вернуться для ученья в Виттенберг,
Она с желаньем нашим в расхожденьи.
И я прошу тебя, склонись остаться
Здесь, в ласке и утехе наших взоров,
Наш первый друг, наш родич и наш сын.
(1.2.112-17. Пер.М.Лозинского)
Клавдий не пускает Гамлета в Виттенберг. Если иметь в виду эти отношения, эти три символа могут представлять англиканство, католицизм и протестантизм. Горацио, очевидно, представляет протестантов, получивших образование в Виттенберге и скептически относившихся к призракам чистилища. Гамлет может представлять англиканство в том смысле, что влияние католицизма (Клавдия) препятствует его (Гамлета) единству с протестантской традицией, идущей от Лютера (Горацио). Это уравнение Гамлета с англиканством основывается на том факте, что до Акта о верховенстве 1534 года и отделения англиканства от Католическая церковь, британские католики пренебрежительно отзывались о движении Лютера.
Объединение приведенного материала об отношении как к чистилищу, так и к Виттенбергу приводит к соответствующей дискуссии о трихотомии англиканства, католицизма и протестантизма. Горацио, как обсуждалось выше, в своем образовательном и богословском отождествлении с Виттенбергом представляет Лютера - лидера Реформации. Датские короли, Клавдий, желающий предотвратить путешествия Гамлета в Виттенберг, и отец Гамлета в чистилище представляют католицизм. Наконец, окончательный отказ Гамлета от чистилища и невозможность поездки в Виттенберг связывают его с британским вкладом в Реформацию - англиканствм . Примечательно, что только одно из этих трех представлений переживает убийственную ярость финальной сцены пьесы.
Некоторые вопросы, касающиеся некатолических тенденций Гамлета, могут заставить нас задержаться. Разве колебания Гамлета из-за чистилища не ставят под сомнение англиканский брэнд? Если протестантизм соответствующим образом подменяет
англиканство, то демонстрация общих протестантских тенденций у Гамлета обеспечит его некатолическую позицию. В пятом акте Гамлет одобряет реформационные и раннепротестантские взгляды на божественную власть. В начале второй сцены этого акта Гамлет размышляет о своих превратностях, особенно о своем изгнании в Англию Клавдием. Вместо того, чтобы продолжать оплакивать злую судьбу, которую он пережил, Гамлет видит урок, который должен быть многими извлечен из его жизни:
Внезапно, -
Хвала внезапности: нас безрассудство
Иной раз выручает там, где гибнет
Глубокий замысел; то божество
Намерения наши довершает,
Хотя бы ум наметил и не так
(Пер.М.Лозинского)
Гамлет утверждает, что люди могут “намечать” свои цели, но Бог является истинно направляющей силой в человеческих делах. Понятие Божественного владычества появляется позже в той же сцене. В перспективе дуэли, стоящей перед Гамлетом, Горацио предлагает добиваться ее отмены или отсрочки. Гамлет отвергает Горацио библейским намеком: “В падении воробья есть особое провидение” (202-3). Стих, на который он ссылается, Мтф. 10:29, гласит: “Разве два воробья не продаются за фартинг? и ни один из них не упадет на землю без Отца вашего”. Это скрытое цитирование библейского текста имеет все отношение к отношениям между личностью и Богом в реформационном христианстве” (394). Историк также указывает на то, что начало этой строки отражает как раз ранний протестантизм: “В падении воробья есть предопределенное провидение” (394). Это упоминание рукопись также показывает, что актерская труппа Шекспира первоначально исполняла пьесу для университетов, что добавляет значимости оригинальному исполнению: “предопределение" было звучным словом в этих условиях—
особенно в Кембридже, где были распространены самые передовые протестантские взгляды .(394). Опора Гамлета на доктрину Божественного суверенитета еще больше сближает его с протестантизмом.
Из всей этой информации об англиканских, католических и протестантских размышлениях в "Гамлете" можно сделать несколько важных выводов. В свете подробного обсуждения упоминаний пьесы о чистилище Гринблатт предлагает интригующий конспект сюжета: “Молодого человека из Виттенберга, с явно протестантским темпераментом, преследует явно католический призрак” (240). Для Гринблатта сам характер Гамлета формируется не только католико-протестантской дихотомией, но и конфликтом между двумя основными разделениями христианства. Мэйтсон представляет еще один интересный подтекст этого религиозного материала, утверждая, что “история протестантизма функционирует как своего рода подтекст в” Гамлете", время от времени всплывая на поверхность едва сформулированными способами " (391). Для Мэйтсона, конфликт между католиками и протестантами, возможно, не так важен для характера Гамлета, как утверждает Гринблатт. Вывод Мэйтсона, однако, показывает сложность ситуации, при которой Шекспир сочинял свои пьесы.
Католико-протестантская дихотомия представляет собой один из многих законных путей исследования. Обнаружение этих нитей требует тщательного внимания к “едва артикулируемым” тонкостям. В конечном счете, этот подтекст "Гамлета" указывает на искусные драматургические способности Шекспира. Члены аудитории, несомненно, были связаны с религиозной эволюцией Гамлета, хотя многие из них прошли через подобное развитие доктрины. Протестантская Реформация, восстание под руководством Лютера и последовавшее за ним отделение англиканской церкви также неизгладимо запечатлелись в коллективном бессознательном елизаветинской публики.
Devlin, Christopher. Hamlet’s Divinity. Freeport: Books for Libraries Press. 1963.
Greenblatt, Stephen. Hamlet in Purgatory. Princeton: Princeton University Press, 2001.
The Holy Bible: King James Version.
Matheson, Mark. “Hamlet and ‘A Matter Tender and Dangerous.’” Shakespeare Quarterly, 46.4 (Winter, 1995): 383- 397.
Shakespeare, William. Hamlet: Case Studies in Contemporary Criticism. Ed. Susanne L. Wofford. Boston: Bedford, 1994.-. The Tragedy of King Richard the Second. The Complete Works of Shakespeare. Ed. David Bevington. 5th ed. New York: Pearson Longman, 2003. 745-83.
Wofford, Susanne L. “A Critical History of Hamlet.” Hamlet: Case Studies in Contemporary Criticism. Ed. Susanne L. Wofford. Boston: Bedford, 1994.
Перевод (С) Inquisitor Eisenhorn