Броня крепка?
— Жаба душит? — Читалось во взгляде продавца.
Ещё бы не душила. Куртка так себе, а цена — половина зарплаты. Но этот взгляд...
И взыграло ретивое. Понесло с размахом, отключив все извилины, что до сих пор вроде работали.
Повела брезгливо плечом, вальяжно оглянулась по сторонам, не спеша, расслабившись, скучая.
— Хорошо, — оценила сама себя, — а теперь смерить взглядом снизу вверх и мелочно придраться.
— Это всё что есть в твоей убогой лавочке?
— У нас всё есть, — надменно ухмылятся скотина.
Продавец, он ведь, как рентген: насквозь все кошельки видит, но я уже впряглась и еду без тормозов.
— Не смеши, мальчик. Этот балахон издалека кажется сносным. Подойдёт по вечерам с собакой на пустыре гулять, а вблизи — в каком гараже китайцы на тебя подрабатывают?
***
Разум вернулся в автобусе. Матерясь и рыдая, заливая горючими слезами мешок с покупкой, пыталась найти объяснение своей дикой спеси.
— Ну что случилось-то? Какой-то идиот не так посмотрел? Плюнуть и растереть. Что ношу — то ношу. Какая разница?! Фиолетово всегда было кто что думает, как смотрит. А тут, словно сдурела.
Дома влетело коту — надо же на ком-то отыграться. Не каждый день куртки почти на всю зарплату покупаешь.
Поздняк метаться, не за чем идти на поводу у эмоций. Теперь платить по полной — к новой куртке, будь она неладна, и сапоги, и шапку, и всё остальное докупать.
Не жизнь, а праздник сама себе устроила. Может выкинуть и пойти купить обычную? Лучше вылететь на пол месяца на овсянку, чем влезать в кредит не понятно на сколько.
***
Они посыпались отовсюду, полезли из всех щелей, шелестя и рассыпаясь по полу.
Супер, а не сдвиг по фазе. Вся кухня завалена деньгами, а посередине — я, онемевшая.
На стол лихо запрыгнула новенькая банковская карта:
— Приветики! Не боись, шушера ща исчезнет — по картам раскидаем в любой валюте, в любых банках.
— Каких банках?
Но меня уже никто не слышал. Карта, как ни в чём не бывало, прошла сквозь стену.
Влетаю в комнату, смотрю на мигающий разноцветными логотипами, монитор. Ещё бы что понимать.
— Не твои заботы, — карта, покуривая, прихлёбывая что-то тёмное из бокала, сидела на моём месте и открывала счета, личные кабинеты, вносила суммы, ставила пароли.
— Стой! — Заорала я, — ты что творишь! Меня посадят же!
— Кто? — Изумилась она, — кто на богатеньких лапки поднимает?
— Нет, я не хочу! Это вторжение!
— Что? — Стряхнула пепел на ковёр, крутанулась на стуле, — половик не жалей — новый не чета будет старому. Так что ты там квакнула? Вторжение? Одурела от своей значимости? Достала ты нас. Деньги ей не важны. Ха! Иди посмотри как живёшь. Вернёшься поговорим.
— С какого?...
— С такого. Надоело. Легко орать: бей олигархов, чиновники зажрались, гнобят страну, людей душат! Проще простого, когда у самой мышь в холодильнике повесилась.
Вот сейчас из тебя сделаем похожее и посмотрим как запоёшь, — она брезгливо сморщилась, глядя в бокал, — это не коньяк, между нами девочками. Я тебе нормальный закажу. Как пригубишь, так все мысли про вторжение и захват вылетят шмелём. Иди, не мешай работать.
— Вот оно что! Всё ясно — заговор. Подлый, мерзкий. Навязчивые деньги собрались замазать меня, чтобы заткнулась, чтобы...
— Цыц, жертва идиотизма.
Я осеклась, — а что я такого говорила? — Разум постепенно возвращался на место. Не блогер, не политик. Кропаю иногда о духовности, душевности.
— И о скромности, о рвачестве чинуш пару рассказов накатала — карта пробежалась по стене — вот и надоело. Тебе деньги не нужны? Бред идеалистов.
Детки сразу прибегут, друзья хороводы водить вокруг будут. Толпы друзей, заметь. А ты, блин, выбирать будешь. Не дура и хорошо. Когда соображаешь, что тебя любят за что-то, а не просто так — это более точный признак ума. В руках сразу и пряник, и кнут. Деньги зло? Нет. Мы рациональности учим, с небес снимаем. Без романтики проживёшь. Практичность появится: они тебе — ты им.
Справедливо, конкретно и никаких чувств.
Не боись — с ерунды начнёшь: всё починишь, купишь и сразу другой сама станешь, а то ведь смотреть тошно.
— Не начну и не продолжу.
— Ты чего из себя козу строишь? Броня крепка? Не смеши, вали к котику. Ему и расскажи, что не в деньгах счастье, что на них ничего не купишь. А лучше сразу заткнись и усвой — мир на нас держится. Мы и тебя подтянем, подлатаем, мозги вправим. Всё будет нормалёк.
— Не хочу так! — Разбежалась и пинками погнала её к балкону.
— Дура что ли?
— Умная.
Карта съёжилась и вылетела из комнаты.
— Не идиотничай, мудрее надо быть, — донеслось из коридора.
— И буду.
— Бессребреница значит? — Свисая с люстры, чувствуя свою безопасность, наехала ещё раз, — дурой хватит жить. Фарт в руки сам пришёл, никто не заметёт, такое редко с кем случается.
— Пошла вон и шуршики не забудь собрать с пола.
— И правда, придурочная. Мы же от чистого сердца.
— Не верю.
— Почему? А как же волшебство, удача?
— Да не вам не верю. Себе.
Карта спрыгнула на стол, прикидываясь неодушевлённой. Пушистый ковёр из купюр, всех цветов и достоинств, тоже помалкивал, слушая.
— Себе не верю. Не было вас много, значит и не надо. Может и останусь человеком, а может скурвлюсь. Не таких, как я, вы ломали, превращая в хрен знает какое чмо. Не надо мне проверок на вшивость — как знать пройду ли.
— Так и будешь во всём по минималке? — хрустела карта, пока я разламывала её на мелкие кусочки.
— Буду, — всхлипнула, берясь за веник.
Мелькнуло оставить немного налички. Хотя бы на самое необходимое, но выстояла. Чёрт его знает — рубль оставишь, а потом остальные всплывут опять. Один бой с навязчивыми деньгами я выдержала, а потяну ли второй?
Мешки с купюрами сожгла на пустыре ночью. Горели хорошо, но осадок на душе всё-таки был: "Столько могла, хотя бы не себе, а другим".
Только странные эти деньги. И от обычных подставы бывают, а уж от таких, что с неба падают и навязчиво тащат тебя в миллионеры, добра ждать глупо.
Домой шла по пустынной улице, не торопясь.
Остановилась, представляя свои тёмные окна.
"Да, прекрасно, когда тебя ждут, когда горит свет там, где твой дом, и нет в нём одиночества.
Прекрасно, когда ждут, потому что любят тебя, а не то, что ты можешь дать".
Свернув за угол, подняла голову вверх и вздрогнула, — в моих окнах горит свет? За занавесками мелькают знакомые тени?
Моргнула и посмотрела вновь, — показалось.