Лимб

Александр Пономарев 6
    Он лежал на диване, зажав в руках обессилевший будильник, и тихо страдал:
-Боже, как же не хочется открывать глаза, -  думалось ему, -  И дело даже не в том, что еще только половина седьмого. Просто каждый новый день у него словно тоскливая копия предыдущего – работа, дом, снова работа, дежурный секс по выходным, а там все сначала. Словно это и не жизнь вовсе, а каторга. Слушай, а может быть он уже того,... помер? Как это там предместье  у ада называется, ну то, где  души недогрешников пребывают? Лимб вроде, в нем, кажется, эти несчастные вынуждены заново переживать осточертевшие им до коликов фрагменты своей загробной жизни. Впрочем, может статься, что у него и не лимб пока, просто жизнь такая одинаковая. И не проверишь ведь никак.
 - Вот сейчас, например, я поднимусь,-   загадал он, - А на полу, наверняка, лишь один тапок валяется, второй же будет черти- где. Но вставать надо осторожно, чтобы не растревожить свой радикулит.
Он обречённо поднялся с постели, потом судорожно схватившись за поясницу встал в единственный доступный ему тапок.
- Второй под шкафом, надо думать. Ага, так оно и есть. Только не пробуем в него вступать, там подарочек,- Он интуитивно поднял глаза к антресолям, где, усмехаясь в себе в усы, сидел кот и, как был в одном тапке, пошел принимать душ.

    За столом он машинально потянулся посолить омлет, который с кислым видом подала ему заспанная супруга, но тут же одернул руку: - Не спеши, -  сказал он себе, - попробуй сначала.
Зацепив вилкой кусочек, он осторожно положил его в рот и страдальчески поморщился, – Ну конечно, конечно же  сегодня он пересолен. Впрочем, также, как и вчера, позавчера, всегда…
- Лимб, точно лимб, - подумал он. - Интересно, когда я успел умереть и попасть в преисподнюю- вчера, десять лет назад, сто?  С другой стороны, какая уже разница. Главное, что, душа моя теперь будет вечно  витать по кругу между обгаженными тапками и пересоленными омлетами. Ну за что, за что мне  все это, за какие-такие грехи? Неужели только за то, что в я детстве отказывался есть манную кашу, и как-то постирал в машине соседскую кошку?
 
   На работе он стоял перед начальником вытянувшись во фрунт, и как это обычно с ним бывало по средам, получал нагоняй.
Все в управлении давно привыкли к тому, что среда у них «банный день», потому, как по вторникам к дому начальника подъезжал черный мерседес и увозил его жену в ночной клуб, где она потом пропадала до утренних петухов, а старый рогоносец стоял все это время у окна и рвал на своем темени последнюю растительность. А что ему еще оставалось? Номера у мерседеса были ну оочень крутые, а жену, которая ему в дочки годилась, он любил, и терять не собирался.
- Давай уже, изливай свою желчь, Отелло, - вяло думал несчастный, опустив свой взгляд пониже.
- Обнаглел совсем, - орал на него руководитель, поливая слюной компьютерный монитор, - ты что за белиберду  мне на подпись принес, бездельник?
«Таак, горячо, теперь скажи еще, что я недоучка и дебил.»
- Тебя вообще в институте чему-нибудь учили, если ты, конечно, его закончил с твоими-то умственными способностями?…
«Сейчас он стукнет кулаком по столу и бросит в меня папкой с документами, а я начну униженно плести ему всякий бред в оправдание.»
- Хотя…, - подумал он, уворачиваясь от тяжелой «Короны», - У тебя, брат, сейчас появился прекрасный шанс доказать, что это не временная петля и ты хозяин своей жизни. Скажи ему что он старый маразматик, что по нему Кащенко плачет, громко хлопни дверью и выйди вон с гордо поднятой головой.
Но вместо этого он, как всегда, изгибаясь сразу в нескольких местах, произнёс, - Хорошо, Иван Петрович, я сейчас же все исправлю, что-то случилось со мной сегодня, не выспался, наверное, приболел…
-Значит, все-таки лимб, - думал он, сидя на четвереньках и собирая разбросанные по полу бумаги, - Воистину лимб.

  Вечером, стоя в вестибюле метро, он с горечью униженного и оскорбленного прокручивал в уме события минувшего дня:
- Надо же, - недоумевал он,-  решил в кои то веки за флажки дернуть, рот открыл даже… но не сумел. Проблеял что-то невразумительное, тряпка. Хотя, собственно говоря, я- то тут, как раз, ни при чем.  Это все он, лимб виноват, предопределенность. Высшие силы держат, заставляют одно и то же кино смотреть.   Видно, теперь если я даже  под поезд сигану,  ничего страшного не случится. Либо электричка пройдет мимо, либо сам в воздухе зависну.
-А может и впрямь рискнуть, - завибрировала у него под черепом мерзкая мыслишка, - плюхнуться на рельсы, чтоб окончательно уже во всем убедиться? Не попробуешь ведь- не узнаешь.
Когда его обдало теплым потоком от приближающегося состава он решительно подал ногу вперед, - Ну что, готов? Раз, два…
Не успел он сказать - "три", как почувствовал на своем плече чью-то тяжелую руку:
- Гражданин, отойдите от края платформы, так близко к пути стоять небезопасно.
Он обернулся и поднял глаза. Перед ним стоял рослый полицейский и аккуратно придерживал его за хлястик плаща.
«Ну вот, что и требовалось доказать-  это чистилище. Без шансов»

  Дом встретил его звенящий тишиной, что он нашел для себя несколько странным,  потому как в это время у жены, по обыкновению, должен был  проходить вечерний телемост со своей подругой из Клайпеды! Еще  в прихожей  он увидел, а точнее почувствовал, что в  окружавшей его действительности произошли, неуловимые на первый взгляд, изменения. Хотя, вроде бы, все на месте- тапки, торжествующий кот, омлет … Ан, нет - на обеденном столе, в сковороде лежал остывший пережаренный хек.
- А это что такое? - На крышке посудины он обнаружил записку: «Дорогой, не ищи меня. Я ухожу в новую жизнь. Наши с тобой отношения себя полностью исчерпали. Изо дня в день одна и та же беспросветная серость, последнее время мне даже стало казаться, что я… умерла. Все, настала пора разомкнуть этот круг. Прощай.»
«Неужели!? Неужели свершилось, шестерни судьбы где-то там наверху провернулись, и в его жизни наконец произошли хоть какие-то подвижки? А следовательно,  все что его окружает- это живая материя, а никакой не лимб.
- Уфф, а я себя в метро чуть было не того…, - По его спине пробежал запоздалый холодок. Но озноб скоро сменили более приятные ощущения.
- Значит живем! - Мужчина метнулся к холодильнику и плеснул себе из запотевшей бутылки. - За новую жизнь, "прозит".

***
  Смеркалось.  Где-то переписывала судьбу его жена, где-то его начальник, стоя на коленях,  униженно вручал своей прелестной вертихвостке очередное ожерелье, где-то регистрировал тапки коварный кот, а он спал в кресле с блаженной улыбкой и с пустым стаканом в руке.
  В полночь он проснулся от щелчка дверного замка, после которого в коридоре появилась полоска света. Он поднялся с кресла и шагнул  навстречу свечению. На пороге стояла супруга и виновато теребила брелок с ключами.
- А ты какими судьбами тут? - хотел он спросить ее.
Но та его опередила, - Родители уехали на дачу, у Маришки сегодня новый хахаль», - сказала она обреченно, - А на улице ночевать уже холодно.
- Он посторонился, пропуская ее в комнату, - Ну-да, ну-да...
Его сердце сжималось в отчаянии, - Значит все- таки лимб, - бормотал он, - Точно лимб...