Как простая няня решила писательскую судьбу Фуделя

Сергей Довженко
     В книге «У стен Церкви», собранной Сергеем Иосифовичем Фуделем из записей разных лет, есть его горькая, но и светлая исповедь-признание в том, что в свое время, причем не единожды, он отверг принятие священства.
 
     «Когда мне было 20 лет, – пишет Фудель, – я вошел в приемную оптинского старца Нектария, в скиту. В приемной, кроме меня, никого не было. Я ждал недолго, удивляясь какой-то неслыханной тишине этого места. Быстрой походкой вышел ко мне старец, которого я видел впервые, благословил меня и сразу, без всякой подготовки и без каких-либо обращений с моей стороны, сказал: “Есть ли у вас невеста?” И, не дожидаясь ответа, продолжал: “Поезжайте к Святейшему Патриарху Тихону и просите его посвятить вас. Перед вами открывается путь священника”.

     Я молчал, ничего подобного не ожидавший, ошеломленный.

     “Не бойтесь, – сказал он, – и идите этим путем. Бог вам во всём поможет. А если не пойдете, испытаете в жизни большие страдания”. Он тут же встал, благословил меня и ушел.

     Это был первый призыв на подвиг, и я не пошел на него.

     Второй призыв к нему был еще более осязаемый, в 1939 году, от другого старца – отца Серафима (Битюгова), который, кстати сказать, одевал отца Нектария в схиму. Отец Серафим уже не говорил о священстве, он говорил только о твердой жизни в вере, и около этого старца я не чувствовал смущения, но чувствовал силу и решимость. Помню, я написал о себе стихи, и он их настолько одобрил, что даже переписал и кому-то давал.

              Будет время, и я замолчу,
              И стихи мои будут не нужны.
              Я зажгу золотую свечу,
              Начиная полночную службу.

              Будет ночь, как всегда, велика,
              Будет сердце по-прежнему биться.
              Только тверже откроет рука
              За страницей другую страницу.

              И, начавши последний канон,
              Я открою окно над полями
              И услышу, как где-то над нами
              Начинается утренний звон.

     И все-таки я не пошел на призыв. Стихи остались стихами, и чтение канона не началось, и сбылось слово старца Нектария о страданиях. И вот мне теперь хочется просить у всех прощения, всем поклониться. Тяжкую вину несет всякий, кто, получив знание и света и тьмы, не определил себя к свету».

     Но был в жизни Фуделя и третий призыв на тот же путь – призыв, быть может, наименее «осязаемый» и, по-видимому, состоявший в некоем душевном извещении. Вот как Сергей Иосифович пишет о тех днях своего внутреннего выбора:

     «В начале (или середине) 50-х годов я был накануне (в своем уме) принятия священства. Но советовался с разными людьми, в том числе с Муней. Мы были одни (в Усмани). Она говорит: “Нельзя вам, – у вас страха Божия мало”. Она обличила меня в самый корень, осудила мое намерение и сказала мне дружескую правду». (Письмо 22 мая 1976 к сыну Николаю)

     Перед нами – поразительный факт. Сергей Иосифович проявляет непослушание преподобному Нектарию, одному из оптинских старцев, святость и духовная мощь которого не вызывали сомнений еще при жизни того. Спустя двадцать лет – отвергает благословение другого признанного духоносного наставника и к тому же духовника фуделевской семьи. И еще через пятнадцать лет почти никому, кроме Фуделей, не известная старенькая инокиня высказывает противоположное мнение – и Сергей Иосифович, не послушавшийся двух старцев, соглашается с этой самой, казалось бы, простой женщиной и поступает по ее совету...

     Какие-то безапелляционные комментарии здесь, наверное, не помогут. Можно, конечно (и это будет к месту), вспомнить рассказ отца Серафима о том, как он в свое время, около 1930 года, будучи уже архимандритом и увлеченный вдохновлявшей его работе на московском приходе, послушался не имевшей никаких иерархических прав блаженной Марии из Дивеева и по ее благословению (!) ушел в затвор, продлившийся 12 лет, до конца его жизни. Можно привести и примечание из книги «У стен Церкви» С. И. Фуделя к этому событию: «Обычные нормы отношений, наблюдаемые на поверхности Церкви, как-то изменяются на ее глубине». А можно и предположить, что всё же, через все непослушания и безусловно связанные с ними последующие страдания (не будем забывать, что попущение есть частное проявление воли Божией) Господь вел Фуделя его единственным, уникальным путем христианского писателя.

     Тогда, в середине 1950-х годов в Усмани, Сергей Иосифович вновь, как в 1921-м и 1939-м, окажется перед выбором. И в третий раз сделает его не в пользу священства. А всего через несколько месяцев он начнет и до последних лет будет создавать свои литературные работы, выдержавшие проверку временем и с благодарностью и душевной пользой изучаемые нашими современниками.

     Так вот: не забудем, что у этого последнего в жизни С. И. Фуделя перепутья стоял «маленький» и «некнижный» человек – старенькая няня всех троих детей писателя. Муня. Мунечка. Инокиня Матрона…