Сказка про доброго человека, которому являлся черт

Николай Пропирный
К одному человеку по фамилии Свечкин повадился являться черт. Другие-то добрые люди после работы с семьей ужинают или хобби какое на вынос с другими осуществляют, а этот одинокий был — придет с работы, наварит пельменей и до ночи телевизор смотрит. Удобно являться. И соблазнял его черт всячески на предмет продажи души. Раз говорит: «Давай, я наикрасивейшую бабу в тебя влюблю!»

— Как Бритни Спирс?!

— Даже лучше!

— Не, — отвечает Свечкин. — За ней же глаз да глаз нужен, чтоб налево не глядела, телевизор некогда будет посмотреть. Да еще всякие шубы да побрякушки покупать потребуется. Где я на это денег возьму?

— Так я тебе в придачу к ней кучу денег отвалю!

— Нет уж! А если налоговая заявится: откуда, мол, у вас такие бабки? Вы ж не депутат и не губернатор…

— А я тебя и губернатором избрать могу!

— Вот еще! У нас губернаторам сначала воля вольная, а потом сажают напоказ для примера. Мне такая перспектива не нравится. И потом, сам подумай, куда я ее в свою однушку приведу. Тесно ж будет.

— А мы тебе хоромы обеспечим по реновации!

— Да, ну… Одной уборки… А здесь — тряпкой раз махнул, всего и делов.

В другой раз черт говорит: «Я знаю, ты хотел, чтоб у начальника твоего понос непрекращающийся произошел. Могу устроить».

— Нет, — смущенно улыбается Свечкин. — Это ж я так, абстрактно желал. А если вдруг конкретно, то вместо него исполняющей обязанности Зинку Лютову назначат, а она еще хуже.

— А мы так подгадаем, чтоб тебя исполняющим назначили. Ну, по рукам?

— Тогда наоборот все будут хотеть, чтоб у меня понос сделался. К чему мне такая радость?

И так бился черт, и сяк — ничего не выходит. Однако же надежды не терял и продолжал таскаться к Свечкину. Как-то заявился, а тот прям ждет его, даже от телевизора отвернулся. И сразу: «Слушай, а можешь ты, к примеру, человека истребить бесповоротно?»

Обрадовался черт. Вот, думает, прорвало, наконец, — назовет мне сейчас фамилию, я того бедолагу до самоубийства за недельку доведу, и будет мне, как следствие, двойная выгода и квартальная премия. Но виду не показывает, отвечает сдержанно: «Ну, предположим, есть такая опция на крайний случай…»

Тут уже Свечкин обрадовался: «Случай самый что ни на есть крайний. Давай, ты мне американцев истребишь, а я тебе за такое благодеяние с милой душой душу пожертвую!»

Черт аж остолбенел: «Что же это, всех?»

«Всех, — бодро кивает Свечкин. — Кроме Бритни Спирс и, может, Брюса Уиллиса, поскольку он общечеловеческий герой и Корбен Даллес. Остальных же — поголовно! Потому что у них толерантность и русофобия против русских, а также воротилы Уолл-стрита с золотым тельцом и всемирной паутиной, и лезут повсюду, и ракеты их нацелены в самое сердце нашей родины. Ради будущего человечества и детей жертвую душу живую!» Даже слезу пустил.

— Погоди, — говорит черт. — У тебя ж, вроде, детей нет, да и не предвидятся…

— Неважно это! — кричит Свечкин. — Что ты к мелочам цепляешься? Я шире смотрю и перспективнее… Гаси их всех! И Брюса Уиллиса не жалей, черт с ним!

— Ну уж, нет, — отвечает черт. — Не стану я ради одной твоей поганой душонки геноцид устраивать! Я ж тебе не ангел Господень, это у них любимое дело — всемирный потоп напрудить или по городу какому серой отбомбиться…

— Отказываешься, значит? — насупился Свечкин.

— Категорически!

— Ну и пошел отсюда к черту. И являться больше не смей, а то яйцом промеж рог получишь. У меня с прошлой Пасхи осталось. Освященное.

Так и ушел черт несолоно хлебавши. И еще выговор ему в аду вкатили за срыв квартального плана. А Свечкин продолжал себе жить, чай-пиво пить, телевизор смотреть. Потому что добро всегда побеждает зло.