В Сальмантику Этан отправился пешком в сопровождении двух монахов. Их называли брат Там и брат Тут и никто не мог объяснить – в самом деле их так звали, либо это было прозвище, одно на двоих. Невысокий живчик брат Там и похожий на меланхоличного громилу брат Тут. Более ловких и расторопных людей трудно было найти.
От моря в глубь страны на три дневных перехода простиралась нейтральная территория, где после битвы на холмах королевским милитам Сальмантики было запрещено появляться под страхом смерти. При виде бескрайней и безлюдной страны, Этану почудилось, будто они вступили на кладбище. По выжженной солнцем земле не бродили стада. Нигде не было видно деревень, зреющих хлебов. Лишь иногда попадались непонятные груды камней да стаи пёстрых птиц, похожих на кур оживляли картину. Птички были крупные, величиной с собаку, путники добыли одну, вечером изжарили на костре и плотно поужинали.
Ближе к вечеру дорога поднялась вверх по склону холма. Чем выше забирались путники, тем дальше могли видеть. Вскоре взгляду открылись лежащие среди кустарников развалины города. Разрушенные дома без крыш, словно гнилые зубы в пасти великана. Кучи щебня вместо улиц.
Это было все что осталось от зюдлингов.
- Почему тут никто не живёт? – спросил Этан.
- Договор был такой – зюдлинги уходят, и мы сюда ни ногой. – Брат Там подбросил в костёр сухие плети винограда из заброшенного виноградника. – На всём побережье одна гавань в устье Валлены им только осталась, да кое-где рыбацкие деревни. Видишь ли, сейчас ни у них, ни у нас не хватает сил занять эти земли. Как зюдлинги с берега ушли, так сразу сюда всякая разбойная нечисть прибилась. Морские бродяги без роду, без племени – и зюдлинги-пираты, и северяне-драконы. Купцам приходится собирать большой флот, в одиночку ходить совсем нельзя.
- А как же монастырь?
- А его тут как бы и нет. – Сказал брат Тут, нарезая для ужина птичье мясо и выкладывая ломтики на лепёшки.
- Понятно. – Этан с удовольствием вгрызся в мясо и хлеб, запил разбавленным вином из дорожной фляжки. – Король Сальмантики тихой сапой прибирает к рукам нейтральные земли.
Рассвет застал их на дороге вблизи диковинного леса. Густо переплетённые ветви образовали плотную живую стену. Этан не сразу догадался, что эти непроходимые дебри были некогда фруктовым садом. За лесом, среди сухого бурьяна и сорной травы, торчали руины богатого поместья. Камни и тридцать лет спустя ещё хранили чёрную копоть пожара. На высокой, разрушенной стене сидел орёл и смотрел на путников недобрым, оценивающим взглядом.
Дорога, а вернее еле заметная тропа, обходила развалины стороной, между ними могли бродить волки, могли притаиться грабители. Как сказали монахи, разбойничьи шайки бывали довольно многочисленными и столкнуться с головорезами было бы опасно. Путникам приходилось рассчитывать лишь на свои силы, кстати не такие уж маленькие – оба монаха были крепкие мужчины. Они бодро шагали, закинув на плечи длинные посохи. Видно, когда-то глотали дорожную пыль, маршируя в отряде пикинеров. Посох с железной пяткой был и у Этана. В пятке прятался длинный кинжал-мизерикорд.
Иметь в руках оружие и не поиграть с ним? У Этана чесались руки.
- Жаль, что у вас нет хотя бы кинжалов. – Сказал он Таму.
- Зачем? Есть посохи – добродушно заметил Тут.
- Ха! Просто палки!
- Ну, попробуй достань меня своей мизерикордией. – Засмеялся Там.
Этан выхватил кинжал, кинулся в атаку. Там отбил удар. В тот же миг ткнул свой посох в землю, держась за него обеими руками, подпрыгнул и ногами толкнул юношу в грудь. Этан кувыркнулся назад через голову. Вскочил, напал на монаха, но Там ловко уклонился от удара, огрел посохом по спине. Этан хотел развернуться навстречу, но посох оказался между коленками и свалил его на землю.
Там упёр посох в грудь поверженному:
- Ну и как?
- Научи… научите, мессир Там.
Тут и Там переглянулись, подали Этану руки, подняли.
- Правильно попросил, научим.
Потом Там и Тут принялись горланить песни на непонятном языке. Певцы оказались родом из Сальмантики и пели на родном наречии – смеси книжного языка и языка зюдлингов. Чтобы скрасить дорожные тяготы, Этан пел вместе с ними – лучше всего ему удавался припев «ай-яя-яй».
Вслед за песнями начались местные пляски. Оба монаха яростно отбивали пятками ритм, картинно и резко взмахивали руками, поворачивались, наступали друг на друга, гордо выпячивали грудь, смотрели исподлобья, будто собирались подраться. В диком, воинственном танце в руках не хватало мечей.
Тропа поднялась в горы, безлесные, иссушенные, не похожие на горы Бергвэльдена. И вскоре путники добрались до первой деревушки, окружённой полуразрушенным крепостным валом. Жители, темнолицые, словно зюдлинги, приняли их довольно радушно. Этан заметил, что у всех мужчин, на поясе странное оружие в ножнах из рога быка. Позже выяснил – это не ножны, а длинная рукоятка с длинным складным клинком Там и Тут нисколько не смутились воинственным видом местных жителей, шутя начали торговаться с ними за клячу и двух старых ослов и получили желаемое за мизерную плату.
В полдень на горной тропе путешественникам встретился торговый караван, десяток ослов и мулов, идущий в главный город королевства, в Сальмантику. Погонщики и торговцы тоже были вооружены. Однако, боялись не только грабителей. Владелец каравана часто пересчитывал своих вьючных животных – тут в горах водилось чудовище эмпуса, приняв облик мула, оно могло затесаться в караван, а ночью загрызть спящих людей.
Через неделю путешественники оказались, наконец, в Сальмантике.