ШАЛОВЛИВЫЕ РУЧКИ БРОДЯЖКИ СТАРУШКИ
или
Как «решить» проблему семейного насилия
Предисловие
В моей советской журналистской практике это была необыкновенная встреча – с серийным убийцей-женщиной. Не в тюремной камере, по командировке редакции, а среди зеленых полей, в деревне, где жили мои бабушка и дедушка, и эта женщина была их соседкой, ее «фазенда», как она называла свою завалюшку, находилась через дом от нашего. Варвара жила одна, и никакая родня к ней не приезжала, хотя был сын, но он не поддерживал отношения со «странной» матерью, которую прозвали «металлической женщиной». Из-за пластины, которая прикрывала на ее голове дыру от тяжелой раны, нанесенной одним из сожителей. Соседки заходили, выпивали по стаканчику, сидели, разговаривали, что-то обсуждали. И здесь у Варвары был сожитель, по пьяному делу буянил, дрался, приводил друзей, вместе они били ее, а потом он куда-то пропал. Она его не искала, а коротала время вечерами с односельчанками. Знаю, что мой дед, учитель из репрессированных, ее почему-то невзлюбил, но моя маленькая дочка постоянно забегала к ней в гости, и Варвара ее приветливо встречала.
Ребенок, как и обычно бывает, не чувствовал ни опасности для себя, ни смерти, которая находилась в двух шагах, была зарыта в огороде недалеко от порога дома. Хотя Варвара сожителя не искала, но милиция его разыскивала. Уж не знаю, как, но дознались следователи, что искать нужно мужика в огороде у Варвары. Порылись среди грядок и нашли труп, а с ним еще один – его друга, который лютовал вместе с ним над Варварой. А потом в лесочке неподалеку нашли еще труп – женщины, недавно освободившейся из заключения и гостившей недолго у Варвары. И еще один труп был «на ней» - заказанный тещей зять, тоже из зеков. Его нашли зимой под мостом. Он был зарублен топором.
Узнав о страшных находках в нашей деревне, я не поверила, что убийства совершила несчастная Варвара с металлической пластиной в голове, была уверена, что это ошибка и все волновалась – как ей в камере, есть ли необходимое… Милиционеры посмеивались : «У нас все есть!»
Мне разрешили с ней свидание – не потому, что я работала в популярной газете, а просто, думаю, следователи хотели послушать, не выдаст ли она в разговоре со мной еще сведения о ненайденных трупах. Все-таки в то время серийные убийства, да еще совершенные женщиной, были редкостью, поэтому и «экзотическое» свидание позволили в целях более полного раскрытия преступления.
Уже в СССР, работая в закрытой «по-викториански» прессе, я лезла в необычные темы, и мне даже разрешалось писать о том, о чем раньше газеты замалчивали. Незадолго до встречи с Варварой я очень обстоятельно занималась делом о похищении грудного ребенка бесплодной замужней сифилитичкой и разговаривала со всеми участниками той ужасающей человеческой драмы. Видимо, в правоохранительных органах с любопытством наблюдали, как я работаю, и разрешали мне лезть в самые необычные уголовные дела. Но что толку? Ни об одном из этих дел написать мне в СССР так и не разрешили…
Прошли годы, наступила новая эпоха прессы и уголовного розыска. Серийные убийства, преступления маньяков, похищения детей стали трендами современных телесериалов и журналистских репортажей. Казалось бы, что такого особенного я могла бы отыскать теперь в убийствах, совершенных старушкой Варварой (на тот момент ей было 54 года, но она не считала себя старой и надеялась отсидеть и выйти через 13 присужденных ей лет – по максимуму в то время - на волю). Но чем больше я размышляю
о тех событиях, невольной свидетельницей которых стала, тем все выше поднимается над ними образ преступной «металлической женщины». И это образ… спасительницы!
Все дело в том, что убивала-то Варвара страшных преступников. Как она совершила первое свое убийство? Одна ее знакомая, пожилая женщина, пожаловалась в разговоре, что из тюрьмы вернулся зять и не дает семье житья. Бьет жену, ее дочь, насилует под угрозой убийства ее саму и домогается собственной малолетней дочери! Во время изнасилований зять требовал, чтобы теща привлекла к их забавам и собственную дочь - чтобы они все это делали вместе, потому что так будет веселее, нужно давать себе волю и получать все удовольствия. Знакомая говорила, горько плача, что насилие со стороны зятя вытерпит, но страдает от мысли, что он изнасилует маленькую внучку и та станет глупой, погибнет по жизни…
Мне рассказал это следователь, который вел допросы Варвары. Выслушав знакомую, она засмеялась и сказала: «Я помогу тебе, подумаешь, дел-то…» Знакомая должна была хорошенько подпоить зятя, а дочь и внучку отправить в кино. Та так и сделала. Когда пьяный зять уснул, вошла Варвара с топором и раскроила ему голову. Потом они завернули труп и вытащили его из квартиры, а затем сбросили на лед под мостом. За это преступления знакомая Варвары, спасшая свою семью от изверга, садиста и насильника, получила восемь лет. Пожалела ли она о содеянном? Думаю, любая мать и бабушка уверена, что нет.
Вторую свою жертву «металлическая женщина» приютила у себя, жалеючи за его бесприютность. Но он пил, бил Варвару и заставлял бить ее и насиловать своих друзей. И с тем же «мотивом» - чтобы было им веселее. Однажды напоив своего постояльца и его друга, старушка расправилась с ними так же, как с зятем своей знакомой. И закопала обоих у себя в огороде. С тех пор Варвара повеселела, только дома не любила бывать. Зато моя маленькая дочка то и дело забегала в этот дом, желая поиграть с соседкой. На свидании в тюрьме я не удержалась и задала ей вопрос, который все задают в таких случаях: «И мою дочку однажды вы бы вот так же?..» На что Варвара ответила: «Никогда, я очень любила вашу девочку, разве я бы позволила!»
Женщину-зечку она убила якобы за шантаж. А мне в голову пришло сравнение ее с чистильщицей. Ведь Варвара убивала невообразимых злодеев, совершая свое «правосудие». Правильно это или нет, как знать, самосуд все-таки дело темное. Однако как часто люди сталкиваются с такими тяжелыми преступлениями, совершаемыми против них, даже против их детей, а сделать с преступниками ничего не могут. И если бы вдруг рядом оказалась такая «чистильщица», которая, выслушав и засмеявшись, сказала бы: «Я помогу, подумаешь, дел –то…», то всякий ли смог отказаться? Сложный вопрос…
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПОХОРОНЫ БАБУШКИ
1
Покойницу несли через поля,
Гроб все вокруг окрасил красным,
И покраснели от натуги вдруг снега…
Снега в России
Злые,
Безмолвием пустыни
Белой
Огромное пространство покорили,
Заворожили,
И то ли небо опустилось
На замороженную землю,
То ли земля по лестнице
На небо
Поднялась зачем-то -
Чтобы от холода сбежать,
Наверное,
И отвязаться
От чьей-то воли бессердечной,
Обитой красной бязью…
Но наверху никто не хочет обождать
Пришествия земли -
И падать в холод,
Падать ей опять
И снова!
И как же это нездорово…
2
Вошел гроб в избу, наконец,
Окрасил красным стены, потолок,
Я не смотрю, я отвернулась,
Застряла в стенах,
Сижу тихонько и не шелохнусь,
Нет ничего вокруг –
Оглохла я, ослепла,
Онемела,
Чтобы не видеть и не слышать
Сиротства мира,
Не задавать ему вопросы,
Не отвечать,
Не понимать природу скорби.
А помните, как в детстве обижали –
Суп в миске кушать заставляли
И молоко из кружки пить,
Таблицу умножения учить.
Ночами приходил коток Баюн,
Шептал на ухо кровожадно:
«Не ходи на речку, утоплю,
На стройке ногу обломаю!»
А я шепчу
Ему в ответ послушно:
«Не пойду ни на реку, ни в лес,
Подруг уговорю не лезть
На тот бугор Кривицкий - за опушкой».
«Тогда баю-баю, -
Говорит котяра,-
Я тебе еще спою,
Глазки закрывай-ка».
Глазки закрываются,
Облака спускаются,
Говорят: « Поехали
На Кривицкую гору,
Там уж понаехали,
Разбрелися по бору,
Ты одна в кроватке дремлешь,
Интересное проспишь,
Ты не трусишь,
Девочка,
Ты ведь с нами полетишь?»
Я лечу, лечу, лечу
На Кривицкую гору,
За рекой и за полями,
За цветастыми лугами,
И спуститься не могу,
И верчусь под облаками,
Как былинка на ветру.
Вдруг откуда-то из леса -
Кот Баюн навстречу мне,
Бабушку мою он тащит
Прямо на своей спине
С хворостиною в руке.
Бабушка руками месит
Облака, как будто тесто,
И кричит во все луга:
«Ах, пралик вас, вы куда?
Догоню и хворостиной
Уж нажарю вам бока!»
Облака помчались вскачь,
А за ними кот-кусач,
Он кусает и кусает,
Ни кусочка не оставит -
И за что держаться мне?
Ой, я падаю… во сне.
3
Соседки деревенские пришли
С покойницей прощаться,
Они не плачут,
Они меня боятся,
Боятся немоты и слепоты
Стены, к которой я сижу лицом,
Без всякого участья
В красном…
Мать говорит, рукой махая:
"Она всегда была такая!"
Супруг мне шепчет
В двадцать первый раз,
Нагнувшись к уху:
"Не открывай ты эту дверь,
На ней не номер 6, поверь,
А трижды шесть!
От Фрейда и до наших дней
Четыреста приемов есть –
На триста сорок больше –
Но и теперь
Все ожидания бесплодны!
Вонзенную стрелу
Из сердца можно вынуть,
Лишь разодрав в куски
Израненную мышцу.
Придет
И скажет старичок –
Весь в белом -
Чуть тронув за плечо:
От фараонов до поэтов
Все в этой бездне
Мечутся,
А потому – не лечится,
Не лечится, не лечится!
За дверью – эта бездна,
Не открывай и не входи,
Вслед за тобой
Кто, кто туда стучит?
Круг обреченных
С малолетства,
Испуганных, испорченных
И одержимых бесами,
Самых красивых во вселенной
Призраков,
Которые хохочут
Хором
Только слово:
Не лечится, не лечится,
Не лечится!
Стрелу потянут вместе
Из сердца,
Мышцу разорвут
Под общий хохот,
Гомон сумасшедший,
Всем им ответит бездна,
Разинув черный рот,
Она
Принять любого рада
В обители,
Где море слез и горя
От ума…"
4
Я и сама готова поддержать
Такие трезвые слова:
Не дай вам Бог сойти с ума
И постучать в палату № 6!
Но сейчас
Не в силах постоять за разум я,
Поэтому спускаюсь в темноту,
Закрыв глаза!
Но вот кричат:
«Косу, косу,
Несите из сеней
Скорей,
Живот поднялся у покойной,
Вот-вот он потечет!»
Несут косу,
Под покрывало сунули в гробу,
Все опустилось на места,
Открыла я глаза…
Передо мной старушка встала,
Ее я раньше знала –
Варвара
С пластиной из металла
На затылке –
На рану ту пластину положили,
Врачиха-хирургичка залатала,
Вот гений из лесной больнички!
А женщина-то металлическою стала,
Так говорили.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. МЕТАЛЛИЧЕСКАЯ ЖЕНЩИНА
1
Варвара села рядом
И хлопотливо
Накрыла одеялом
Плечи,
Которые мешали мне,
Поскольку не были крылами
И не давали улететь…
Варвара приспособилась мне петь,
Она не причитала,
Не обвывала
Покойницу, всю в красном.
Кто нынче знает,
Что в деревне
Веками о судьбе не говорили – пели!
И чем страшнее жизнь,
Тем заунывнее и дольше песня.
Варвара пела и качалась –
Она баюкала меня,
Не приближаясь,
И утешала и себя.
2
«В черном-черном лесу на проталинке
Среди черных берез и осин
Стоял мальчонка маленький
Он был совсем один.
Деревьев стон печальный
И волка дальний вой
Мальчонка слушал маленький
И ждал спасенья он.
Он дал ладошку дяденьке,
Который взял ее
И выкрал образ ангельский
Стащил в лесок его.
Что было тут, то видели
Деревья и сова
Теперь стонали, плакали
И кляли мужика,
Преступника матерого
Жестокого волка.
Спасатели услышали,
Спасатели увидели
Тропиночку враждебную
К проталинке в чащобине
И прибежали к мальчику,
Схватили, понесли.
«Жив, цел»,- кричали радостно
Большие мужики.
А врач стоял, нахмурившись,
Не верил мужикам.
Он знал – никто не целый,
Когда попал к волкам.
Врач прав был,
Мать кричала и билась головой
«За что такое горе?
За что нам все с тобой?»
Не стало больше ангела,
«Больной теперь сынок»,-
Врачи сказали матери.
Отец терпеть не мог.
Хотел рубить и резать он
И рвать зубами плоть
Тюремного подонка.
Ну как отцу помочь?
Пошли бессонны ноченьки,
Страданьям нет конца.
«Уж не родить ли доченьку?»-
Задумалась жена.
«Рожай себе, мне дела нет,-
Откликнулся отец.-
Уж сына нет, а доченька
Мне вовсе не нужна.
Чтобы ее, несчастную,
Порвали, как его?
Какие силы надобны,
Чтобы хлебнуть всего!
Словить мне зверя лютого-
А там – хоть ночь темна.
Зарезать бы, убить его,
Вот все мои дела»!
И слушала старуха,
Держа в руках мальца,
Как сын, вчера разумный,
Совсем сошел с ума.
Шепча молитвы разные,
Под образом Отца,
Старуха вдруг сказала:
«Сменился ты с лица,
Стал, словно дед наш
Буйный, разбойник и злодей,
Выходит, не замолены
Грехи его, ей-ей.
Вот ангел невиновный
Понес вину его
И отплатил по полной…
Да знаешь ли, чего
Творил наш дед преступный?»
«Не знаю, ты скажи»,-
Насупился безумный,
Точивший нож в тиши.
«Любил одну он Машу,
Но не любила та,
А выбрала-то Пашу
Соседского она.
Вот черной-черной ночью
Дед вышел на войну,
Любовную, порочную:
Испортил всем судьбу.
Он Машеньку зарезал,
Снасильничал потом,
А Паше пистолетом
Грозил и бил кнутом.
Велел смотреть на ужас,
Собака выла – страсть,
И спрятался он в нужник,
Когда прибегла власть.
«И что же, изловили?
Судили, расстреляли?»-
Спросил сынок угрюмо.
«Нет, утонул в пучине
Навоза в нужнике.
А, может, утопили
Его в этом толчке».
«Какая смерть – ужасно»! –
Заметила жена
И протянула руки,
Чтобы забрать мальца.
Но бабка не дала,
Шептала все молитвы,
Кресты она клала
Мальцу на грудь и ножки,
На лобик, на уста.
Он спал, но глазки строго
Смотрели в никуда.
Старуха знала – горе,
Когда глазенки смотрят
У спящего мальца.
Отец стал одеваться,
Он ножик наточил.
Старуха догадалась-
Пойдет бить зверя сын.
Да прок ли будет в этом,
Коль цепь не порвалась
Убийств жестоких? Небо
Следит – его к нам власть».
3
«Какая песня страшная,
Срашней, чем красный гроб!»-
То женщины подслушали,
И с губ их сорвалось.
Другая старушонка,
Платочком рот утерла
И песню завела
Опять же – про любовные,
Печальные дела,
Как видно, радость
Эту деревню обошла:
«В деревне Подопенки
Жил дед с чужим ребенком,
Что дочкою была
Его жилицы жалкой,
Ушедшей с молотка
Кампании ужасной.
Дед выкупил за грош
Несчастную Матрену.
Ну а девчонка – что ж,
Пришла за ней до дому.
Старик жил одиноко,
Матрену в жены взял,
Отмыл ее девчонку
И рубликов давал
На горькую водченку,
А сам как будто спал.
Но только лишь Матрена,
На спину отвалясь,
Храпеть бралась что мочи,
Старик к девчонке – шасть.
И ну ее купать,
Ну в платья одевать
И снова раздевать.
Девчоночка смеялась
И «дедуськой» звала,
Не знала – надругался,
Откуда знать могла?
Деревня ж восторгалась,
Любила старика
И вслед ему, мерзавцу,
Кресты свои клала.
Но как-то ночью темной
Сгубил старик Матрену,
Подсыпал в водку яд,
Девчонка-сиротинка
Ему досталась вся.
В деревне и не думали
Подозревать его,
Все знали – у Матрены
Развился зада рак
От непутевой жизни
Что наперекосяк.
За грязную болезнь
Деревня старику
Сочувствовала больше:
«Он взял – какая есть
И не дал ей по роже»,-
Судачили старухи,
Несчастные дурнухи,
Слепухи и глупухи,
Которых обмануть
Смог местный их злодей,
Снимавший зверя шкуру
Под утро, к петухам,
Натешившись порнухой
На радость лешакам.
Они за ним следили,
Они его водили,
Они его поили
Росой с крапивы злобной,
Заваренной в лесу
На мухоморах красных,
Для зверя неопасных,
Губившего красу.
Один из леших деду
Был близкая родня,
Не по крови, по делу,
Затеянному в баньке
Для юного мальца.
Дед был совсем ребенок,
Когда подкрался бес,
Шепнул он: «Дай мальчонка,
Твой маленький конец.
И позабудешь все ты,
И мать, отца и братьев,
Ты будешь мой всегда,
Любимый и лохматый
Весь в шерсти подлеца.
Людей губить ты станешь,
Да и зачем они
Тебе, ты мой засранец,
Гони конец, гони!»
Из баньки вышел мальчик
Уж на копытцах беса,
В звериной шкуре волка
С глазами сатаны.
Он убежал из дома
И долго жил один.
Лет сто, а, может, больше,
И вот в его избу
Пришлепала Матрена,
Уж близкая к концу.
Зарыв ее в могилу,
Сын беса воспылал
К девчонке, ставшей милой,
И бес там помогал.
И кто бы крест не клал
Во след злодею - деду,
Бес злился и плевал.
А вскоре внучка деда
Бесенка понесла,
Молва хотела это
Спихнуть на подлеца-
Их близкого соседа.
Приехал из собеса
Инспектор молодой
И очень удивился, когда
Старик шепнул: «Постой!
Взгляни на паспорт мой.
Там штампы и печати,
Мы с милушкой женаты,
Инспектор, дорогой».
«Да ей всего шестнадцать,-
Воскликнул паренек,-
А ты – сама ведь жалость,
Ты – старенький пенек!»
Не знал инспектор малость –
Печати ставил бес
В кустах, на пне корявом.
Гулял тогда весь лес.
Опившись мухоморов,
Жених уснул на мху,
Невестушка убогая
Досталась лешаку.
И договор скрепили
Под бузиной они,
Подписывал крапивой
Лешак, большой лепила,
Тот черный документ.
Про баньку и про милых
И про любовь постыдную
Дала она обет.
С поры той в деревеньке
Размножилось бесят,
Как будто на пеньке, эх,
Сто гниленьких опят.
Ходили на копытцах,
И надевали шерсть,
Девчонка ж свое рыльце
Покрыла пухом – жесть!
Мальчишек совратила,
Девчонок не щадила
И всех их научила
Родителей известь.
Осталася деревня
Без батей и мамаш,
Кто – в реку, кто – на ветку,
Кто – в омут – и шабаш!
Сиротством Подопенки
Прославили себя
Деревню Молоденки
Зовут теперь, гордясь,
Властители народа,
Который извели
Там бесы, лешаки».
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ЦЕНА СТИХОВ
1
Старушки пригорюнились
И спать домой пошли,
Сказали: «Не читаем
Мы по ночам, прости!
Сидите сами
С бабушкой,
И ты уж потерпи,
Мы утром прискрипим!»
…Наутро все пришли.
Мамашины блины
Дымились на столе,
А я сидела у стены
И на ковер смотрела,
Там черти разной красоты
Узоров наплели,
Пока всю ночь
В окно метель хрипела.
День проходил
Под знаком красного…
Когда-то здесь горели все мои стихи
В печи -
Цена пятерок в школе,
В семье так временем моим распорядись,
Я тосковала по стихам,
А, может, зря?
Как страшно было бы писать
О том, о чем старушки толковали!
Но ночью, все у той стены,
Я стала вспоминать,
Что сохраняю в лавке
Людской семьи пороков.
2
ПОРОК БЫТОВОЙ
Мой дядя был
Не лучших правил,
Не в шутку не любил
Меня и ладил
Упечь в детдом
От бабки старой,
Взвалившей на себя
Порок
Родителей моих
Завральных,
Детей придурковатого
Порока,
Бутылке посвятивших
Жизнь
И сдувшихся до срока
По части душ и нравов –
Зашибись!
И бабка – богомолка
Несла
Свой крест
От непутевой дочки,
От сына-сатаны,
От зятя, толстой бочки,
И все молила о прощении
Их всех.
И вымолила чудо –
Все были живы,
Все служили
Отцу любимому-
Пороку
До старости глубокой,
Скончались от излишеств
В одночасье,
Не пожалев и не всплакнув
О матери,
О сиротливом чаде…
3
ПОРОК СЕКСУАЛЬНЫЙ
Жених был у меня подлец,
Хоть – сексуальный молодец!
Он был сыночком мамы,
Нет большей человеческой
Отравы -
Всем мафиози указуха,
Такая вот порочная старуха.
Жениться запретила,
Скандалы закатила,
Чертями нам грозила
И скоро победила.
Меня совсем изжили
Прогнали, осудили
И хором заявили:
Безбрачия венец –
Исправит лишь могила.
А под «венцом безбрачным»
Скрывалась злая воля
Мамаши-хулиганки,
Прислужницы порока,
Любительницы выпить
И с кобельками брыкать
И сладкий кушать мед.
И эта воля – девка,
Врачиха-дергозубка,
Которая должна бы
Всем таборам цыганским
Поставить даром зубки.
С тем техником зубовным
Пошел венчаться малый,
Который лишь недавно
Мне руки целовал,
Дарил кольцо и славно
В кусточках обнимал.
Над техником зубным,
Знать, не было венца
Безбрачного -
Была чертовки воля
Да мафии раздолье.
А через двадцать лет
Ко мне, такой красивой,
Ко мне, такой счастливой,
Приходит, наконец,
Письмо – мне пишет молодец.
Он кается, он мается
На нарах, он – в тюрьме,
И мамка не поможет,
А вдруг подруга сможет,
Которой жизнь во тьме
Была бы, не сбеги
Она тогда далеко.
Подруга может, может,
Но черту не поможет,
Зачем ей черт с копытом?
Пусть хрюкает в корыте…
4
ПОРОК ПОЛИТИЧЕСКИЙ
Мне мало было дела
До юношеских дней,
Ведь детство пролетело,
И жизнь свое вертела -
Быть наверху хотела,
Соперников уела
И высоко взлетела,
Далеко от корней.
А там другие люди,
А там другие дали,
Да вот добра не видно,
Порок же очевиден.
Служить цитатам будешь –
Страданье позабудешь,
Но думать не моги.
Талант – скупая тетка,
Умает он до срока
И укатает горка
Сивка и горбунка.
Сиди на табуретке
И черную жди метку
Откуда?
От верблюда,
А, может, от тоски.
И думаешь-гадаешь,
Откуда принесет
Удачу ветер жаркий…
Но ты не отгадаешь,
Ты истины не знаешь,
Что наверху, как в таборе,
Все схвачено,
Уплачено
Надолго, наперед.
И ты сидишь и маешься
Венцом своим
Безбрачия,
А замуж за карьеру
Никто и не берет.
Ведь для венца такого
Нужна малая малость –
Глазенки не округлые,
А как орех – миндаль.
Только они цитату
Прочтут везде, как надо,
Только их взгляд блестящий
Покажет, где и что
Лежит поближе к телу,
К начальственному делу,
Лишь руку протяни,
И вот уже везде
Ты наверху, в горе!
Цитаты – бородатым,
А денежки – себе.
5
ПОРОК РЕЛИГИОЗНЫЙ
Проникнуть в эту тайну –
Узнать законы мира.
В кулисе театральной -
Веселая картина.
Цитаты там читают,
Пороки истребляют
И каждому по заповеди
Дружно раздают:
Не пей, не богохульствуй,
Жену не возжелай
И ближнего люби,
И денежек мешками
У Бога не проси.
Все – грех смертельный,
Страшный,
Для общества опасный:
Смотри, смотри, смотри
Ты в оба глаза круглых -
Наставников занудных
И кладов не ищи.
Клады уже разложены,
Они кому положены? -
Тому, кто две миндалины
Имеет вместо глаз.
Такими-то глазами
Все видится другим,
Другими там речами
Наполнен весь Олимп.
И книги там другие,
И заповедей нет,
Которые учили
Две тысячи мы лет.
В той книге, что главней
Всех книг на этом свете,
И именно она за все
За нас в ответе.
А кто-то написал,
А кто-то все сказал,
Пороки указал
И счастью наказал
Бежать совсем к другим.
Которые пороков
Все дружно не боятся,
Процентов с дураков
Привыкли не стеснятся
И книгу написали,
Кресты нарисовали
Для страха, для молитвы
Для кругленьких ослов.
6
ПОРОК МИРОВОЙ
Весь мир отдал проценты
На откуп тем, другим,
За то себе пороков
С избытком накупил.
И служит тем порокам,
И множит их еще,
Процентов не жалея,
Он покупает гниль,
Пороки он лелеет,
От них вовсю балдеет -
Такой вот магазин.
Однако искупленье
Совсем уж близко – ад,
И светопреставленье
Заказано, и мир
Тому безмерно рад!
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ. СКЕЛЕТИКИ
1
И наконец,
Весь красный цвет
Пополз на белый снег
Под заунывное нытье старух
Из дома.
Меня одели
Кое-как и повели
Туда, где намела метель
Сугробы на могилы.
Старухи ныли,
Я шёпотом вторила:
«Ох, скелетики мои,
Голенькие косточки,
Глубоко из-под земли
Ничего не просите:
Ни покушать, ни попить,
Ни скорбеть и не любить,
Вам не видно ничего
Из несчастья моего,
Хорошо лежится вам,
Никого не спросите:
Как расти в лугах травам,
Как стоять-то деревам,
Во чащобах черных,
Хладным как лежать камням
На вершинах горных.
Ох, скелетики мои,
Беленькие косточки,
Не боитесь и войны:
Что вы – праха горсточка.
Радость вам –
Не во плоти
Ждать беды
И мучиться,
Жизнь,
Ох, Господи прости,
Жизнь - наша разлучница!»
2
Ввечеру
В дому
У Варвары я сидела,
А Варвара, помянув,
Шепотом мне пела:
«Ох, скелетики мои,
В шкафчике, что рядом,
День придет и все они
Выйдут стройным рядом…
Ох, как ноженьки болят,
Ох, как рученьки свербят!
Оттоптала, отходила,
На себе все относила –
Ни шелка и ни меха,
А тяжелы три мешка
Горя, нищеты и слез…
Кто бы женщину довез
До ее убогой хатки,
Где тройняшки-то по лавкам
Маму ждут вторые сутки,
Тихо жмутся по углам,
Чтоб соседи не узнали
И в казенный дом не сдали.
Мама ведь без них умрет,
Да и с ними проживет?
Вот легла сама на лавку -
Ноги больше не идут,
А хозяин - супермаркет
Крови жаждет,
Мерзкий плут.
Крови той, что на себе
Всю Россию тащит,
Чтоб воры в законе
Прикупили тачек,
А ее, гнилую бабу,
Непригодную такую,
Враз пинком - в передовую,
В тот осыпанный окоп,
И наводкой - прямо в гроб.
Заколотят крышку,
Присыплют землишкой…
Там уж ноги не болят,
Там дорога прямо в ад,
И Россия в рваной юбке
Не поможет, не прижмет,
Только всхлипнет пьяненько,
Очи подолом утрет
Мокреньким и рваненьким,
Ведьмой страшной обернется,
К олигарху полетит,
Как безумная ворона,
Ради денег все готова
И продать и возместить,
Всех кувалдой покрестить
И вопить как пьяная:
«Я не виноватая!»
3
«Каковы врачи-убийцы,
Их ату, ату, ату,
Загубили кровопийцы
Детям сделали манту.
Говорит сестра, стесняясь:
«Я послушалась врача,
А иначе без зарплаты
Он оставил бы меня.
Дома детки-то по лавкам,
Многочисленна родня,
Хоть зарплата – пять копеек,
Но погибнут без меня.
Вот за эти пять копеек
Поведут меня в тюрьму
И врачиху-то огреют
Разберут ее в суду».
И врачихе приказали
Пробу ставить на детей
Там, в горздраве обязали
Погубить за пять рублей,
За малюсеньку зарплату,
За кусочек колбасы
Сорок душ теперь страдают
А врачам – в глаза нассы.
Что врачи – у нас повсюду
Нынче губят за пятак,
За такую вот зарплату
Вас погубят только так.
Потому что рабство встало
Над сердцами у людей,
Без презренного металла
Жизнь совсем не веселей.
Что покушать,
Где поспать,
Где учиться и лечиться?
Каждый вспять живет,
Как птица,
Как медведь или лисица -
Человечья пала стать.
Или слушайся, как раб,
Ты владельца тел людских,
Душ, умов и совести,
Или укради деньжат,
Иль убей кого в углу,
Или сгинешь, жалкий раб,
За копейку на ветру.
Ты предай и мать, и сына,
Женку отведи в бордель,
Ведь хозяйская дубина
Метит ловко прямо в цель,
По живому бьет
И косит
Всех, кто денежку попросит
За работу, за любовь…
Сердце изрыгает кровь,
Умирает совесть,
Тело с горя опустело
И не любит никого,
Приготовлено к убийству -
Пять копеек заплати
И любого закажи».
ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ТЕНЬ НА ПЛЕТЕНЬ
1
Гляжу в окно -
Темно на улице,
Варвара говорит:
«И снова тень
На наш плетень
Присела – незадача,
Вот такая вышла хрень,
Вот такая, значит.
Видно, было очень надо
Рисовавшему кружок,
Чтобы девушка из хаты
Вышла ночью за порог
Под руку со Змием,
В ту минуту, как Адам
Накурясь травинок,
Захрапел на весь Эдем,
Глупая скотинка.
Тень налезла
На плетень,
У Адама глаз
Не стало,
Человечество попало
В огнедышащу кипень.
Ева мученицей стала,
А рисующий кружок
Выгнал на фиг за порог
Всю эту ораву.
И с тех пор мы так втроем
Очень весело живем,
Даже в конституции
Эта вот … конструкция -
Дань свободе с фонарем!
И чем дальше – тем вольней,
Если не сказать – страшней:
Вышли черти из щелей,
О свободах заявили,
Столько змеев наплодили-
Нет средь них уже людей.
Для себя законы пишут
И чертенка не обидят,
Хоть каких попросит он
Радужных мечтаний,
Сразу вот готов закон -
Пуд свободы вам на кон-
И греби горстями!
Ева всех детей любила,
Очень змею угодила
И Адаму подарила
Поколенья косоротых,
Кособоких, узколобых
Но уже совсем свободных
Под забором полежать
И змеюку прижимать
Там, где тикает мотор,-
Вот такой уж тот забор.
Грех на грех – и населенье
Мается в болезнях тела,
Упаковано, как студень,
И не знает, для чего
Тело мучает его,
Для чего червям готова
Вся истерзанная плоть,
Тысяча родов червя -
Подзаборная змея.
Ей, змеюке, уготован
Ад во чреве земляном,
Где кипят в котле уроды
Под господним подолом.
Тот хитрец,
Кружок писавший,
Приготовил сей конец,
Никого ему не жалко,
У него своя, знать, планка-
Свой великий образец.
И какой же?
Тайну ту
Он не скажет никому.
Но догадкой обрастает
Сонм змеенышей земли,
Ту загадку разгадали,
Рассекретили они.
Тело-студень – червякам,
Души – огненным котлам,
Лаве пламени, в котором
В одночасье в тыщу лет,
Радужным огнем сияя,
Выпрыгнет алмаз на свет.
Люди-змеи откопают,
Огранят, в венец поставят
Души грешников –
И вот веселится змей народ,
Водит дружно хоровод,
Власти грешников поет
Он осанну, сам же ждет,
Что спасение придет.
Тот, кто круг нарисовал,
Собирает новый вал
Грешных душ на производство
Камня радужных цветов
И процесс без остановки
Длится тысячи веков.
Тень находит
На плетень,
Еве бегать все не лень
К змею по ночам
Из хаты,
Где Адам храпит
Под лавкой,
Обкурившись сладкой травки…
Кто все это написал,
Кто народу все наврал,
Кто на путь его наставил
Где троим дорога в ад?
Кто бы сел, переписал,
Новый круг нарисовал»!
2
Да что Варвара мне поет?
Или так принято у деревенских-
Смущать народ?
И тут, как в доме у меня, стена,
И старый гобелен,
Весь в дырах,
На нем изображена
Красивая изба,
Которая, как домовина,
Вот-вот и въедет в дом,
А в нем…
Какой же это дом –
Могильная матрешка!
«Мой муж…- я говорю,-
Чужой,
Пришел,
Пальто не сбросил
От Кардена,
Но кофе пил,
На кресло не присев.
Шарф желтенький
Мотался,
Просился
Уйти скорее,
Млея
От близости побритой шеи,
Надушенной,
Томящейся в предчувствии…
И шарф, словно живой, хотел...
Я - женщина – как старая дрезина -
Бродила
По квартире,
Пока совсем не соскочила
С рельс,
Когда увидела,
Как щелки глаз чужого гражданина
Задумчиво смотрели в чашку с кофе,
Не на меня -
На газовую пену
На заколдованном болоте.
Дрезины путь иссяк
На повороте,
Дверь в спальню оказалась заперта
На два
Колючих оборота
Ключа,
Заброшенного
В дальний ящик
Антикварного стола.
И, проводив чужого гражданина,
Я - не жена -
Неторопливо …
Открыла пиво».
Смотрю на сруб
На гобелене, говорю:
«Как я красива!
Меня нельзя так мучить,
Это грех!
Они же (муж и иже с ним)
Меня так мучают,
Поскольку – черти,
А для чертей грех-
Наслаждение,
И за особый грех – особая награда!
Когда терзают без разбору всех –
И за любовь, и за красу,
И за таланты,
За все за это награждение
Трехкратно!»
Варвара вкрадчиво так говорит:
«Муж предлагает жить вам веселее,
Всем вместе?
Такое я уже слыхала…»
Я говорю ей:
«Это отвергаю,
Но как бежать – не знаю!»
«Убьет, коли поймает,
Давай-ка, отгадаю,
Меня уж убивали,
Вот голова в металле,
Да уж кому чужое горе –
Его всегда всем мало…»
3
Я ей хочу сказать,
Что моя жизнь –
Дешевле смачного плевка,
Он делает со мной
Все так,
Что люди над людьми
Себе не позволяют
Вытворять,
Ему так веселее
Рядом пребывать
С моим несчастьем,
Его стаканами он любит выпивать!
И мне Варвара говорит,
Как будто слышит:
«Сложи все горе в кошелек
И мне отдай,
Увидишь, как распоряжусь,
Давай, клади сейчас!»
И я… кладу.
4
Теперь я на базар хожу,
Варвару там ищу.
И вижу, наконец,
Бредет старуха по базару,
Старьевщица седая,
В руках ее шуршит пакет,
Как будто мельница крылом летит,
Орехи перемалывая.
Старуха хриплая кричит:
«Кому чужого горя,
Если свое пропало!
Цена-то небольшая
За пакет,
Еще давайте торговаться,
Вполне возможно, уступлю,
Хотя – там каждая соринка – по рублю!
Да налетайте, покупайте,
Почти дарю!»
Народ к старухе приплескался:
А как же,
Невиданный товар
Здесь предлагают по дешевке,
Ну надо же взглянуть,
А вдруг – придется
По душе то, что трещит в пакете?
Признаемся, друзья,
Чужое горе – это сладко,
А часто – просто превосходно,
Им упиваешься, как счастьем,
Когда нет своего,
А можно отнести пакет к гадалке,
Колдунья радости наворожит,
Расскажет,
Кому чужое горе бросить под порог
И ожиданьем мести жить…
Старуха ходит по базару,
И к ней огромный уж черед,
Уже скандал идет вокруг за горе,
И драка в кулаки пойдет вот-вот!
В сторонке
Большие деньги предлагают за товар
Завистливые несчастливцы,
У них на все всегда расчет
Чужое горе перечислят в банк на счет,
И будут продавать в кредит с процентами-
Тому и столько.
Смотрите-ка, один уже берет
(Знакомое лицо!),
Достал свой толстый кошелек...
Счастливчик!