Как знать… Или.. Если бы можно было знать заранее, что это была их последняя встреча? Как уцепиться руками за то счастье, которое в тот миг и не казалось счастьем, не было ничего необычного, - очередная встреча раз в неделю, рядовая - в съёмной квартире или просто разговор ни о чём в машине, сколько их было за эти два года? Ах да, она сказала, что сегодняшнее свидание особенное? В чём его особенность? Какой романтизм, ну и что, что сегодня 5-е ноября - ровно 2 года с их первой встречи. Он не думал об этом в банальной наполненности дня: сдать отчёт, заплатить за кредит, забрать дочку из музыкалки. Они договорились никогда не дарить друг другу памятные подарки, так удобно и не называть настоящими именами. Он, ведь, женат, и он на самом деле не знает, как её зовут, где она живёт и кем работает. Даже её настоящий возраст, можно лишь догадываться по рисунку морщинок, шрамов на теле, иногда проявляющейся усталости взгляда и рассказов о молодости, соизмеряя с событиями в стране и мире.
Как можно было уловить, задержать, привязать к себе тот сладкий и милый момент, прекрасную картинку нежности в её очередном бессмысленном признании в любви, без взаимного ответа с его стороны, положить себе за пазуху, как котёнка и рассматривать, переживать заново в минуты глубокой депрессии или отчаянной скуки? Он не любит её. Он не любит её в такой степени, как она любит его. Любви не существует. Это только слова. Красивые слова.
Подарок. Да, она же подарила ручку и браслет для часов. Паркер.
Понизила голос, прошелестела: Это для работы, милый, ничего личного.
Хитро улыбнулась, прикрыв глаза: Я знаю, ты любишь мои ножки. Когда будешь держать в руке, подписывая важный контракт, вспоминай мои ножки, пожалуйста.
Как банально, якорь. Но хорошая вещь, не выбрасывать же.
Ещё до этого момента счастья, легчайший укол горечи в сердце, металлический привкус во рту чего-то неприятного, как старая мятная конфета с прилипшим кусочком обёртки, сладкий, фальшивый, убаюкивающий шёпот ума: « Всё хорошо! Встретимся через неделю! Послушай, я тороплюсь.»
Вот её рука с малиновым маникюром прижимает его зимние перчатки к пылающей щеке, вдыхает его запах, с наслаждением прикрыв глаза и смеётся. Ему неловко. Фетишистка, сумасшедшая, слишком открытая, эмоциональная, не такая как все…Полная противоположность стервы.
Её длинный светлый волос вибрирует в воздухе, сверкая на скудном ноябрьском солнце, прилипает к обивке сиденья. Решил остаться. Ну ладно, пусть пока полежит тут.
Отстранившись от неё, пытался разглядеть её профиль, как всегда, наполовину прикрытый волосами. Она стеснялась своего широкого и высокого лба и прятала его за прядями волос. Высокие скулы, маленький нос, правильной формы губы и подбородок, прикрытые глаза. Молчит и странно улыбается. Снова что-то блестит на солнце. Слеза? Нет, показалось. Лицо взрослой женщины разворачивается к нему, такие несовпадающие анфас и профиль, и ярко-детские зелёные глаза с неудержимым смехом сквозь слёзы. Она вспомнила их первый поцелуй. Да, она счастлива. Он искренне ей завидует, её способности быть счастливой только от того, что он с ней рядом. Странная женщина. Но так мало похоже на правду.
Картинка зависла, как голографическое изображение. Блондинка с длинными волосами в светло-зелёном пальто смотрит на него и улыбается так, как будто прощается навсегда. Светлая, прозрачная, волнующая, сияющая. Вокруг неё ореол. Она говорит о чём-то незначительном и непонятном, иногда бормочет что-то нечленораздельное, он даже не переспрашивает, не важно. Всё понятно без слов. Она хочет ещё немного побыть с ним, но он уже торопится, его ждут на работе и он одной рукой душит постоянные звонки. Она понимающе улыбается, мечтательно смотрит в небо, на серую тучку, несмело покусывает нижнюю губу и берёт его за руку. Молча прижимается к ней. Он раздражён и устал от этого непонятного накала страстей, этой привязанности, превращающейся в навязчивую прилипчивость мороженого. Он тоже смотрит на недоуменное облако и терпеливо ждёт, когда она отпустит его руку. Он уже в вечере, у себя дома, тоже молча разворачивает газету и делает вид, что читает последние новости, а сам проживает сегодняшний день, считывает светящуюся картинку в сером ноябре, ищет в сетчатке глаза ускользающий профиль.
Как вернуть этот зыбкий, неуловимый, как дым сигареты, как сгоревшая свеча, разбитая чашка в красный горошек, миг?
Захлопнулась дверца машины, они созвонятся, как всегда, через неделю. Они встретятся, будут любить друг друга, смеяться над прошлым и пить ромашковый чай из чашки. Её высокий светлый силуэт слился с разноцветной толпой, она его поглотила. Снова защемило сердце, что-то сжалось там и натянуло струны слёз из глаз. Какая ерунда! Что за глупости! Мужчины не плачут, да из-за чего? Через неделю они обязательно встретятся, и он придумает для неё тонны красивых слов, подарит красивый подарок, пока не придумал какой. Но сейчас, в этот момент, ему вдруг захотелось догнать её, расталкивая людей, как в глупом романтическом кинофильме, поцеловать в губы, сделать больно, оставить на ней свой отпечаток, печать. Она – моя. Птичка.
Образ разделился. Часть её воздушной копией зависла рядом с ним, тихонько сидела и моргала, теребила шейный платок, несмело улыбалась, а вторая, наполненная плотью, её часть уже пересекла подземный переход и шла к автобусной остановке. Она близоруко махнула ему рукой. Он уехал, не оборачиваясь.
Вечером она прислала ему сообщение. Она решила уехать в другой город, в другую страну, навсегда. Решение принято. Она устала ждать его, выполнения обещаний, её мечта о жизни вдвоём неисполнима. Сегодня была их последняя встреча. Она улетает завтра, в 16 часов. Есть ещё возможность, надежда, ожидание…
Он спрятался за газету, наблюдал за женой, которая привычно убирала посуду со стола, пытаясь угадать, кто мог ему прислать в такой поздний час сообщение, от которого он недовольно поморщился, как от зубной боли.
Он рассердился. Он не любил неожиданностей и ультиматумов. Он не играет по чужим правилам, тем более по женским правилам. Моя синица – это моя жизнь, мой крест. Что за глупые мелодрамы и манипуляции! Ты – аист, да, но я хочу играть в прежнюю, удобную мне игру, которую я придумал, и мы встретимся через неделю. И всё будет, как прежде! Точка.
Она не позвонила ни через неделю, ни через месяц, ни через год. Паркер тоже потерялся. Она исчезла из его жизни, как призрак, привидение, стёрла из телесных привычек недельного расписания. Оставив в душе сквозняк неуловимого чувства невосполнимой потери, который было невозможно заполнить другой пассией, более молодой и беспечной, делами и успехами. Только ускользающий профиль, шёпот, смешок и сияющие счастьем зелёные глаза сквозь длинные светлые пряди горько-сладким послевкусием потерянного счастья возникали иногда перед его взором и сжимали сердце бархатными перчатками.