Щука

Татьяна Корнилова
    

Шёл послевоенный голодный 1945 год. Мария была беременна четвертым ребенком. В теплый осенний день довоенные, трое старших детей матери,  пошли к пересыхающей реке Иловай, в селе Рождественском, что недалеко от дома. Воды в реке  осталось «кот наплакал». Вместо бурлящего когда-то, стремительного потока чистейшей родниковой воды, повсюду облысевшие островки, поросшие осотом, да одинокие «чижики» в высокой траве по берегам. Причиной такого бедствия стала вырубка части могучего леса в верховьях реки в сорок втором году, когда лес потребовался для военных нужд. В этой местности остались сиротливые пеньки. Грибов здесь давно не водилось, а ягоды еще встречались, но их становилось все меньше и меньше.

     Дети с холщевым мешком для сбора щавеля, лебеды и листьев одуванчиков для приготовления щей, забеливаемых матерью с трудом доставаемого стакана молока, бродили по полям. Мешок с ценным грузом для питания семьи был всклянь наполнен «зеленкой».  Довольные ребятишки  приблизились к слезным остаткам речного потока. Подойдя к камышам, детки услышали шуршание и неизвестного происхождения шум, шевеление. Все разом остановились, затаили дыхание, навострили уши. Стали прислушиваться, но шелест прекратился. Только дух перевели, как под ногами что-то забилось, задвигалось с новой силой, трава с новой силой зашевелилась. Младшая из детей, трехлетняя Нина, как заорет:
- Крыса!
- Какая крыса, - завопил восьмилетний, старший Валентин, - щука! Держите ее!

      Втроем начали окружать начинающую терять силы огромную рыбину, изловчились, пытались ловить и удерживать ее, прижимать к земле. Валентин без жалости высыпал на рыбу щавель, чтобы ловчее было удерживать добычу. Щука, выбившись из последних сил, стала сдаваться: реже дышала, а вскоре и вовсе вручила себя во власть уставших, перепачканных,  мокрых, счастливых добытчиков.

      Подручных средств, тащить улов домой, не было, и ребята втроём, помогая друг другу и часто меняясь, поволокли рыбину волоком, попеременно хватая ее за жабры. Нина корягой уколола ножку. Ребятам или "царицу" сестрёнку нести, или щуку. Сестру Валентин и без этого часто носил за пазухой, но здесь был другой случай!  С деловым приподнятым настроением - какая там рана! - не до неё! направились к дому. По дороге то и дело оглядывались: не видит ли их кто и не отнимет ли сытную находку. Больше всех беспокоился пятилетний Виктор (детки в те тягостные военные времена взрослели рано и их с пеленок уменьшительно-ласкательными именами даже дома не называли), - ему чаще всех приходилось быть «на страже».

    Ребята выбились из силенок, но тут и дом показался. На шум вышла мать, увидела, какое несказанное счастье жившей впроголодь семье подвалило. Поверить глазам было не просто. Есть-то нечего, а тут нечаянно гигантелла подоспела: на три дня питания большой семье.

     Валентин (в православных русских семьях старших детей принято называть Валентином, а если родится девочка,- Валентиной, что означало "старший, главный") притащил корыто, с высоким берегом с одной стороны, Виктор (победитель") - большой алюминиевый таз, и все четверо принялись дружно разделывать добычу, несказанно радуясь и веселясь, подсказывая друг дружке, как лучше управиться с предвкушаемой едой. Рыбина в изгибе заняла как раз все корыто, замкнув круг.
После приготовления наваристой ухи голову разобрали, остатки отдали кошке. Та  дольше всех ждала поживу, наслаждаясь запахами, а после целые сутки мусолила сладостные остатки, оставив напоследок напоминание о прекрасном событии того дня:  иголки-кости и выскобленные до блеска, отполированные гладкие пластины.

      После того события ребятишки много раз бегали к реке, втайне надеясь, что еще раз посчастливится обнаружить хоть какую-нибудь добычу. Больше такой «огромной» радости не случилось. Однако, кто-то из домашних подсказал, что если была большая щука, то и малышня должна быть. И правда, ребята дважды старой, плетеной отцом корзиной из очищенных веток тополя, вылавливали щурят поменьше, и они  здорово спасали от голода. Но прежнего, запомнившегося на всю оставшуюся жизнь улова, не повторилось.

     Прошло много лет. Восьмидесятилетний Валентин с особым чувством волнения вглядывается в подаренную сестренкой картину, написанную на холсте московской художницей Галиной Леонидовной Макеевой. На ней  изображены трое детей, волочащих на фоне реки огромную щуку.

     Река давно пересохла, а яркое событие далекого детства нередко всплывает в благодарной памяти многочисленной дружной семьи.