Русскому писателю
Юрию Сбитневу
посвящается
Умер большой русский писатель Юрий Николаевич Сбитнев. Один из последних корифеев русской советской литературы. Последние годы своей долгой жизни проживал он в Чернигове. Здесь мы с ним познакомились и общались почти 11 лет. Я благодарен судьбе, что пришлось повстречать на своём жизненном пути такого замечательного человека. С большой светлой душой! Замечательного мастера русского Слова!
Я знал, что Юрий Николаевич серьёзно болен, потому что уже давно не прогуливался с ним в парке напротив его дома. И вот теперь его нет. И все, кто хорошо его знали, потеряли большое и тёплое сердце.
И сиротливей стало на своём сердце. Прощайте, Юрий Николаевич, пусть Вам будет легко Там и мирно! Мы будем Вас помнить всегда! Как большого русского писателя и человека с красивой, доброй душой! 89 лет прожили Вы на белом свете и оставили по себе яркую, добрую память.
И в России, в подмосковном селе Талеж, где возродили источник с целебной, родниковой водой. И в Украине, в Чернигове, где благодаря Вашей инициативе появился в 2012 году памятник Игорю Ольговичу Черниговскому, который отлили в Москве.
И в древнем княжеском городке Новгороде-Северском, родине Игоря Святославича, главного героя "Слова о полку Игореве". Благодаря Вам, здесь стал традиционным праздник "Нетленное "Слово". Вы стали инициатором открытия музея, посвящённого Святославу Воинову, известному в СССР и на всём постсоветском пространстве коллекционеру древней поэмы и всего, что с ней связано.
Мне не раз приходилось писать о Юрии Николаевиче Сбитневе. Но вот появилось предчувствие, что он скоро оставит нас, а я сказал о нём далеко не всё, что хотелось. Потому заторопился со своими воспоминаниями о нём, мне очень хотелось, чтобы он успел их прочитать. Когда написал, переслал ему и попросил дать отзыв. Он прочитал, ничего не правил, и хорошо отозвался. И вот теперь, когда Юрия Николаевича не стало, пусть эти мои воспоминания будут данью светлой его памяти.
***
В областной газете «Гарт» прочитал интервью с писателем Юрием Сбитневым, он считал автором «Слова о полку Игореве» княжну Болеславу, дочь великого киевского князя Святослава, племянницу новгород-северского князя Игоря Святославича, затеявшего полк-поход в «землю Половецкую за землю Руськую».
Статья тронула за живое, в том же «Гарте» я разродился ответной публикацией «Проблема автора «Слова о полку Игореве». В ней доказывал, что нельзя достоверно сказать: кто же написал поэму. Это подтверждает слишком большой разброс мнений за 200-летнюю историю исследования древнеруського памятника: от наивной мысли, что написал грамотный мужик-ратай (пахарь), до гипотезы — поэма написана кем-то из ближайшего окружения князя Игоря, возможно, самим князем или его ладой Ярославной. Перечислять все версии сейчас не буду, кто желает, может прочитать эту статью: (http://proza.ru/2009/10/22/921).
И вот среди многочисленных версий появилась новая довольно убедительная гипотеза Юрия Сбитнева об авторе-женщине.
А вскоре мне пришлось побывать в Новгороде-Северском на международной литературной конференции по «Слову о полку Игореве». Прошла она 3-4 июля 2010 года (в этом несомненная заслуга Юрия Николаевича Сбитнева!), на ней присутствовали украинские, белорусские и российские литераторы. Большая группа россиян приехала вместе с председателем Союза писателей России Валерием Ганичевым.
Впервые оказавшись на таком солидном мероприятии, посвящённом сразу двум датам: 825-летию написания «Слова..» и 210-летию его первого печатного издания, я с интересом слушал выступавших. Говорили о проблемах исследования, изучения в школе, возможном авторе «Слова...»
На конференции присутствовали известные люди, чьё имя на слуху на всём постсоветском пространстве. В украинскую делегацию входил известный с советских времён поэт и общественный деятель (всех его званий и регалий не перечислишь!) Борис Олейник (позже встретил его в Спасо-Преображенском монастыре, он задумчиво и неспешно прогуливался по ухоженному, в зелени и цветах, монастырскому двору).
В перерыв между выступлениями подошёл к главному редактору нашей областной газеты «Гарт» Дмитрию Иванову, хотел поблагодарить его за статью в «Гарте». Газету с ней как раз раздали участникам конференции, она долго лежала в редакции, и вот, наконец, подгадала к такому незаурядному событию. Не скрою, было приятно, что прочитают её не только жители нашей области, а известные украинские, белорусские и московские литераторы.
Иванов оживлённо беседовал с директором Института археологии НАН Украины Петром Толочко, маститым историком, известным далеко за пределами нашей страны. Он представил меня как автора статьи в «Гарте». Уважаемому академику сказал, что читал его монографию «Древняя Русь» и согласен с мнением, что Русь была особой державой, совсем не идентичной современной независимой Украине. России и Беларуси тоже. Что в истории Древней Руси лежат корни современных украинцев, русских и белорусов.
Тут я стою на позиции уважаемого нашего академика, члена-корреспондента Германского археологического института (и не только). Полностью солидарен с его словами: «Нет ничего обидного в том, что во времена Киевской Руси никакой Украины не было. России-то тоже не было, если кому-то от этого легче! Как я говорю, русичам и в страшном сне не могло привидеться, что кто-то из них будет украинцем, кто-то белорусом, а кто-то русским. Они были просто русичи. Древние русичи. И смешно, когда у нас говорят, что Владимир Мономах украинец, а его сын Юрий Долгорукий и внук Андрей Боголюбский — это москали чистокровные. Нелепость!»
На конференции были и другие интересные встречи, чтобы не растекаться мыслию по древу, расскажу о них позже.
***
Я знал, что в Новгороде-Северском обязательно будет Юрий Сбитнев. И всё оглядывался по сторонам, стараясь разглядеть его среди прибывших на конференцию. Ещё издали заметил рослого седого мужчину, он стоял возле скамейки недалеко от городского Дома культуры, где должна была пройти конференция, и разговаривал с кем-то из только что прибывших российских литераторов. Мне подсказали, что этот импозантный, в преклонных летах человек и есть русский писатель Юрий Сбитнев.
В удобный момент подошёл и представился, и безо всяких околичностей спросил, читал ли он мою статью в «Гарте» об авторе «Слова...»? Юрий Николаевич ответил утвердительно. С улыбкой выслушав мою сбивчивую речь, не стал ничего доказывать, а предложил встретиться уже в Чернигове и обстоятельно поговорить.
Его открытость и благожелательность — без всякого налёта снобизма и спеси, мол, я много лет занимаюсь «Словом...» и абсолютно уверен, что его написала женщина, покорили меня. Вполне доброжелательный человек, готовый выслушать иное суждение, а не категорически его отрицать. И я с нетерпением стал ждать новой с ним встречи.
Так началось моё знакомство с Юрием Николаевичем Сбитневым. Большим русским писателем. Тогда я даже не задумывался, какая это большая величина в советской литературе. Осознание этого пришло уже значительно позже.
В молодости приходилось слышать о писателе Юрии Сбитневе, даже читал его рассказ о тунгусском метеорите, кажется, в журнале «Вокруг света». На этом всё и закончилось. И вдруг, через много лет, с такой интересной личностью пришлось познакомиться! Сначала он заинтересовал меня как исследователь «Слова о полку Игореве», автор книги «Тайны родного Слова». И только потом, после общения, мне понемногу приоткрывались прежде неизвестные грани его творчества.
Я рассказываю о черниговском периоде жизни Юрия Сбитнева, каким увидел этого большого писателя после личных с ним встреч. Однако без экскурса в его прошлое, которое для меня было прежде терра инкогнита — тайной за семью печатями, никак не обойтись. Очень уж интриговала пелена таинственности, окружавшая его в моих глазах.
Юрий Сбитнев дружил со многими советскими писателями. Виктор Астафьев высоко отозвался о его рассказе «Двухголовый», дружба двух больших писателей продолжалась 50 лет, до самой кончины Астафьева в 2001 году. Юрий Сбитнев посвятил своему другу два стихотворения.
Тёплые отношения связывали Юрия Сбитнева с выдающимся советским композитором Георгием Свиридовым. Дружили семьями, не раз в узком семейном кругу — вместе с жёнами, встречали праздники. Шестнадцатилетняя разница в возрасте совсем не мешала общению. О своей дружбе со Свиридовым Юрий Николаевич рассказал в повести «Свершившееся чудо», напечатанной в двенадцатом номере журнала «Наш современник» в 2005 году.
Когда я спросил Сбитнева о Василии Белове (накануне удачно приобрёл двухтомник Белова в совсем неожиданном месте — книги лежали на прилавке среди других старых книг у торговки разной всячиной на железнодорожном вокзале), Юрий Николаевич ответил, что «не только хорошо его знал, мы были друзьями. Вася был поэтом. Я прочёл его самый первый рассказ. Сказал ему ты, Васятка, не поэт, ты Великий Прозаик! И опубликовал его первую прозу».
О Фёдоре Абрамове Юрий Сбитнев сказал, что «Фёдор был мало разговорчив, но обладал великом даром внимательно слушать». Знал он и поэта Николая Рубцова, заметив, что тот любил выпить, а пьяным становился невыносимым, издевался над своей женщиной. Она не выдержала его бредовых выходок и схватилась за нож... Рубцов умер, а её судили, по злой насмешке, она отбывала срок в колонии через дорогу от дома, где жила с Николаем Рубцовым.
Будучи зав. отделом журнала «Огонёк», Юрий Сбитнев познакомился с английским писателем, коммунистом по убеждениям, Джеймсом Олдриджем, автором рассказа «Последний дюйм». В Советском Союзе в 50-х годах прошлого века вышел фильм с таким же названием. Навсегда врезались в память кадры: мальчик тянет к самолёту своего искалеченного акулами отца, и рвущая сердце песня с рефреном: «Какое мне дело до всех до вас, а вам до меня».
В респектабельном советском журнале «Огонёк» Юрий Николаевич долгое время был единственным беспартийным, настоял на его вступлении в партию главный редактор журнала Анатолий Сафронов. После того, как в американской «Нью-Йорк таймс» появилась статья, где Юрия Сбитнева вспомнили как единственного советского беспартийного журналиста. В «Огоньке» он был спецкором по среднеазиатским республикам, со специальным удостоверением, дававшим ему особые полномочия, объездил всю Среднюю Азию.
Меня неотступно мучила мысль: почему такой легендарный человек живёт в Чернигове? В душу не залезешь, а задавать такие вопросы в лоб неэтично, человек сам расскажет, если захочет. В одну из наших прогулок всё же набрался смелости и спросил Юрия Николаевича о жене. Майя Ганина, оказывается, тоже была писательницей, и довольно известной в Москве. Много о ней он не распространялся, только сказал, что «я ей этого не прощу». Я ничего не понял, а переспрашивать постеснялся. Тут была своя семейная тайна, в которую чужим вход воспрещён.
Уже позже, когда Юрий Николаевич подарил мне книгу Алексея Широкова «Вечный ЮС», многое из его жизни мне стало понятным. Она была у него отнюдь не гламурной, счастливо проведённой среди литературного бомонда и шумных ресторанов Москвы, в респектабельных домах отдыха Подмосковья и Крыма.
Это была жизнь человека, охваченного зудом бродяжничества по городам и весям России, по всем республикам СССР. Отмахиваясь от назойливых вопросов, что тянет его в подчас опасные странствия, он отвечал шуткой, что в поисках живой и мёртвой воды. Новые поездки — незабываемые путешествия, новые встречи, друзья и знакомые. Впечатления от странствий выплёскивались на страницы толстых дорожных тетрадей — былями и легендами, не слышанными ранее диковинными словами и фразами народного говора.
И уже в Москве, а потом в Талеже, «живая и мёртвая вода» диковинных впечатлений живила страницы его рассказов и романов, которые с нетерпением ждал читатель, уже знакомый с книгами Юрия Сбитнева и фильмами по его сценариям: «Случайные пассажиры» (1978), «За счастьем» (1982), «Костёр в белой ночи» (1984).
Об Алексее Широкове Юрий Сбитнев сказал, что много лет они общались только по интернету, такое заочное общение совсем не помешало стать близкими друзьями. Когда пришло известие о смерти Широкова, он заплакал.
Ореол загадочности отступал после каждого разговора с писателем, когда узнавал ранее неведомые страницы его бытия. Что-то прочёл из книг, подаренных мне с автографом (на этом я непременно настаивал). В интернете нашёл его прозу, несколько публикаций о нём, интервью с ним.
Не объять необъятное! Соприкоснувшись с духовным миром Юрия Сбитнева (а он поистине вселенских масштабов!) далеко не всё мне было понятно в его суждениях. Его прочтение «Слова о полку Игореве» вызвало восхищение, хотя некоторые рассуждения показались спорными. То ли в силу моих неглубоких знаний «Слова...» и эпохи, когда оно было написано, или в силу чрезмерного почитания авторитетных исследователей поэмы.
Юрий Николаевич не однажды укорял меня за такую большую доверчивость. Она мешала выбиться из прокрустова ложа уже сложившихся представлений, сквозь них тяжело было пробиться, чтобы взглянуть на «Слово...» свежо, сказать что-либо, присущее только тебе..
Увлёкшись «Словом...», я попытался прочесть «вещий сон» великого киевского князя Святослава, критикуя одних исследователей, опираясь на мнение академика Д.С. Лихачёва, что культура Киевской Руси относится к стилю монументального историзма. И написал исследование «О топониме Плесньск в «Слове о полку Игореве» (http://proza.ru/2009/10/22/950). Не мог обойти вниманием личность главного героя «Слова...», и ему посвятил статью «Слово о князе Игоре» (proza.ru/2009/10/19/1310).
С этими статьями ознакомил Юрия Николаевича. Развернулась дискуссия по интернету, в одном из своих писем он написал:
«Виталий Алексеевич! Пользуясь выходным днём, отвечу на ваше письмо. Первое, что мне симпатично: вы защищаете свою точку зрения. Правда она не совсем ваша, а принятая усилиями тех или иных "школ" (это так, и не может быть по другому!) В представлении академика Лихачёва, на Руси текло "варварское время", определяемое некими варварскими законами.
Вашу полемическую часть я заметил и оценил. Это, вероятно, очень современно и необходимо многим нормальным людям. Но, увы, нормальных людей в современном мировом обществе крайне мало, в России и Украине чуть поболе, чем в хвалёной Европе, и тем паче в Америке. Современных "украинских историков" ни единого не знаю, а то, что читал, в основе своей могу назвать бредом. Ни ярких личностей, ни яркого ума, ни выстраданных идей!.. Ничего! Тараканьи бега! Если вам охота бороться с ними, противопоставляйте им подлинную историю Русской цивилизации, где есть един народ, едина вера, един мир, а не идеологические мифы официальной российской истории, созданные и поддержанные, к сожалению, людьми талантливыми, даже очень, но не свободными от государственных догм властей предержащих. Власти менялись, а блистательно надуманные догмы оставались! Так в мирской истории, так и в сакральной...
Ваши соображения об "обозе" и "обузе" точны и приемлемы вполне. Они, скорее всего, то, что я от вас добиваюсь, — ваш собственный взгляд, идущий не от хитрого ума, но от трудолюбивой души. "Помочи" и "помочники" из того же ряда, но применили вы их не совсем точно.
А вот "пятницу" вы опять выловили из "исследовательских стереотипов". В "Слове" ни понедельников, ни пятниц нет... Отсюда и грубейшие ошибки в определении времени похода и его начала...
Видно, мне никуда не деться от возвращения к "Тайне", если не загружу все это в "Великую княгиню" — роман о создании "Слова", о том Времени, об Авторе и Золотом веке перед пришествием Тьмы... А тьма эта — как повязка на глазах, через которую мы до сих пор смотрим в наше далёкое Прошлое».
Письмо писателя заставило перечитать «Тайны родного Слова» и крепко задуматься над неясными местами поэмы, переводом, предложенным Юрием Сбитневым. Его трактовка непонятных слов выглядит весьма убедительно, логично вписывается в канву повести. Просто дивно, как признанные знатоки «Слова...» не могли заметить этого раньше.
Свои впечатления, необычные выражения, уже давно ушедшие из нашего обихода, услышанные в журналистских поездках по городам и весям страны Советов, Юрий Сбитнев записывал в толстую дорожную тетрадь. За годы странствий накопилось 16 томов разных заметок и дневниковых записей, из которых оцифрована и опубликована лишь малая часть. Этот огромный мир впечатлений очень ему пригодился, когда он тесно занялся «Словом...»
Дотошно вникая в каждую словечко, отбивая буковку или присоединяя к слову, Юрий Николаевич шаг за шагом прояснял запутанный позднейшими переписчиками текст. Старая руськая речь бурлила и клокотала, словно кипяток в котле, в котором русич варил свою сыть в походе, была тревожной и печальной, как плач Ярославны, оплакивающей своего милого, не вернувшегося из похода. Или ликующей, когда князь Игорь вырвался из половецкого плена и вернулся на родину — «Страны ради, города весели!»
Звуки «Слова...» он слышал в детстве, а взрослым в своих странствиях «по всей Руси великой». Юрий Николаевич зарылся в свои «толстые тетради» и нашёл в них много слов, навсегда утерянных для лингвистов, но живущих в народной глубинке. Если к ним прислушаться, можно убедительно реконструировать не всегда ясный текст «Слова...»
Нелёгкую ношу взвалил на свои крепкие плечи Юрий Сбитнев. И нёс её не один год. В тяжких творческих муках родились «Тайны родного Слова».
Мальчишкой он запускал со своим дедом воздушного змея, тогда-то и услышал от него словцо «дуновей» (верховой воздушный поток). А когда прочитал «Плач Ярославны» в переложении академика Лихачёва, воспротивился такому его пересказу: «На Дунае Ярославнин голос слышится, кукушкою безвестною рано кукует: "Полечу, — говорит, — кукушкою по Дунаю...»
При чём тут Дунай? Как она полетит по Дунаю к Северскому Донцу, где дружина князя Игоря потерпела дикое поражение, а самого его пленили половцы? Географически это никак не сопрягается. И Юрий Николаевич припомнил дедов «дуновей», а ещё припевку: «Ой дунай, мой дунай, весёлый дунай!»
Вот оно! Голос Ярославны слышится высоко в небе на воздушном потоке — дунае. Лебёдушкой (почему именно лебёдушкой, а не кукушкой или чайкой тоже убедительно объясняет Юрий Сбитнев) полетит она к своему милому, изольёт свою тоску-печаль и шёлковым рукавом омоет его кровавые раны.
В переводе Лихачёва: «а поганые, победами нарыскивая на Русскую землю, сами брали дань по белке со двора» («емляху дань по беле от двора» в печатном издании 1800 года). Что это за дань такая — по беличьей шкурке? С такой мизерной дани не будешь сытым, да ещё совершать набеги...
Юрий Николаевич обращается к своим «толстым тетрадям» и находит рассказ сельской старушки: «Фашисты угнали двух моих дочерей обелями в Германию». — «Как это — обелями?» — «Рабынями, значит».
И началась работа над словом по разным источникам, пока не выяснил, что «обелом» называли на Руси подневольного человека, попавшего в полное рабство. В старом руськом правописании избегали двух гласных подряд, потому «по обеле» переписчик начертал «по беле».
Не по мифической белке брали половцы со двора, а по рабу или рабыни. Теперь вроде бы понятно, но чтобы прояснить истину, нужно было вникнуть в грамматику древнего руського языка.
Книга «Тайны родного Слова» ломает стереотипы, сложившиеся у прежних исследователей. Юрий Сбитнев обосновывает своё мнение, что «Слово...» написала женщина — княгиня Болеслава. И убедительно раскрывает истинный смысл «тёмных» мест, такими их сделали небрежные позднейшие переписки, а многочисленные исследователи «Слова...» не смогли найти им внятное толкование.
Академический мир от блестящих исследований Юрия Сбитнева просто отмахнулся, предпочитая не замечать их. Об этом у Алексея Широкова в книге «Вечный ЮС»: «Огромная работа над «Словом о полку Игореве» остаётся как бы непризнанной и неоценённой. … Передал я им (Институту мировой литературы — В.Т.) «Тайны родного Слова».... Спасибо, говорят, мы получаем много таких любительских работ».
И горько, и обидно, и оскорбительно! Талантливого исследователя «Слова о полку Игореве» отнесли к разряду обычных любителей русской литературы. Проигнорировав уникальные познания Юрия Сбитнева по истории Древней Руси и лингвистике древнеруського языка. А ведь им может позавидовать любой исследователь «Слова...»
***
Наряду с блестящими объяснениями неясных мест «Слова...», некоторые доводы Юрия Николаевича вызвали у меня внутреннее неприятие. Это в первую очередь попытка перекодировать весь смысл поэмы. Мне вполне импонировала утвердившаяся среди исследователей мысль, что князь Игорь с дружиной и родственниками выступил в Половецкую степь, надеясь на богатую добычу.
Такие обоюдные набеги не раз совершали русичи и половцы за почти 200-летнюю историю противостояния Руси и Половецкого поля. Об этом много в летописях того времени. Что обстояло именно так, показала первая битва дружины князя Игоря со степняками, закончившаяся поражением половцев, когда трофеев было не счесть, и русичи гатили топкие дороги половецкими шёлковыми плащами и кожухами.
А Юрий Николаевич говорил о мирном походе князя Игоря, он ушёл в Дикое поле в поисках Тьмутаракани. С собой взял хозяйственный люд — шельбиров, ревугов, ольберов и топчаков. Мастеровые люди — плотники, ковали, каменщики, умельцы класть печи должны были отстроить давно утерянный руський град.
Юрий Сбитнев толкует название Тьмутаракань как «город тысячи дорог»: древнеруськое «тьму» (тьма) — много (десять тысяч), а «торока» — «дорога».
Не мог давно утерянный руський город черниговского князя Мстислава быть ничейным! Когда князь Игорь собрался в поход, торговый град Тьмутаракань уже давно принадлежал Византии и назывался Таматарха. С чего бы это такой богатый купеческий город на берегу Чёрного моря византийцы решились отдать?
Вся история рода человеческого — это сплошные войны за лучшее место под солнцем. Вряд ли Константинополь заключил с новгород-северским князем Игорем (далеко не первым князем на Руси) тайный договор о мирной передаче Тьмутаракани. Никаких намёков на такой договор в исторической литературе не встречается.
В то жестокое время не было миролюбцев. «Счастия ключи» наши предки ковали копьём и мечом, в постоянных стычках с соседями. Иногда мирились, затевали свадьбы (сын князя Игоря женился в плену на половчанке), давали клятвенные обещания в вечной дружбе, и тут же шли друг на друга ратью.
На Востоке уже зрела тяжёлая сила, прежде невиданная на Руси. Смысл своего бытия кочевники видели в расширении жизненного пространства. А это обширные пастбища для скота. Через 55 лет после написания «Слова...» монгольская тьма смяла Русь, а заодно и половцев.
И вот это стремление Юрия Николаевича перекодировать весь смысл поэмы, «поставить с рельсов военных на мирные», очень смущало меня.
Топчаки «Слова...» были созвучные моей фамилии, собственно, они и вызвали мой интерес к поэме в школе, а не её художественные достоинства, которых тогда совсем не понимал. А когда уже взрослым вернулся к «Слову...», написал небольшое исследование о происхождении своей фамилии (http://proza.ru/2010/09/24/934), считая таинственных «топчаков» вслед за авторитетными исследователями «Слова...» «своими половцами» (в поэме названы «ковуями»). Они оставили свои родные степи (по не совсем ясным причинам) и перешли на службу к черниговскому князю. А вот Юрий Николаевич считал их мастеровыми людьми, умеющими строить жилища.
***
Как-то Юрий Николаевич сказал, что пишет стихи, но я не придал этому большого значения. Меня больше интересовали его исторические романы, его понимание истории Древней Руси. Здесь разговаривать с ним было интересно.
Более полное представление о его поэзии получил лишь, когда в журнале «Эмигрантская лира» прочитал статью Галины Погожевой (Франция) «Эмиграция в Древнюю Русь. Поэт Юрий Сбитнев». Стихи Сбитнева она запомнила с детства, потому что «были простые и добрые, без выкрутасов, без претензий, но главное, в них было настоящее чувство, отсутствие фальши, которой пропитана была насквозь литература социалистического реализма».
Дискутировать с Погожевой по соцреализму нет смысла, а в стихах поэта Сбитнева она усмотрела самое главное — доброе их начало. Злой не может творить добро, добрые стихи не пишутся злыми людьми. Доброта и открытость, любовь к людям — вот главные черты Юрия Сбитнева. Как человека, поэта, гражданина и большого писателя.
Один из последних классиков советской литературы! И это без всяких натяжек, без всякой лести по отношению к Юрию Сбитневу. Одно время он был даже секретарём Союза писателей СССР. Я благодарен судьбе, что мне пришлось познакомиться с ним и подолгу беседовать. У него дома, когда он проживал на съёмной квартире, и когда уже заимел свою собственную.
Одной осенью мы часто встречались в горсаду, через дорогу от его дома. Опираясь на трость, седовласый писатель не спеша прогуливался среди рослых дубов, акаций и каштанов старого парка, любил посидеть на лавочке под высокими стройными соснами, подставляя под нежаркие солнечные лучи свою косматую седую гриву. В одну из таких встреч он подарил мне свою книгу «Великая княгиня» с автографом: «В память о наших прогулках по городскому парку...»
Когда мы беседовали, он казался мне много повидавшим на своём веку старым львом с седой гривой волос. Изрядно потрёпанным жизненными невзгодами и прицепившимися болячками. Совсем не склонившим перед ними свою убелённую сединой голову, она всё так же гордо держалась на его широких, согбенных годами плечах. Уже гораздо позже я получил негаданное подтверждение такому своему представлению в автобиографическом романе Юрия Сбитнева «Река любви», когда прочитал, что он прожил жизнь «долгую, сложную и многотрудную».
Юрий Николаевич как-то сказал, что уже много лет пишет книгу о своих странствиях по Нижней Тунгуске, о мужественных, открытых и добрых сердцем людях, живущих на её берегах. Однако всё никак не может закончить — неотложные литературные и житейские заботы забирают всё время.
«Реку любви» всё же он дописал, с подзаголовком «Роман вне времени» книга вышла отдельным изданием. Я не люблю читать книги в интернете, нет той душевной настроенности, когда уютно устроившись на диване, медленно листаешь страницы, вчитываясь в каждое слово и предложение, постигая смысл написанного.
С прозой Юрия Николаевича я уже был знаком, и читать её запоем, как написал кто-то ему в фейсбуке, когда прочитал «Реку любви», не мог. Зачастую совсем неожиданное, никогда ранее не слышанное русское слово, которое писатель услышал в говоре простых русских людей в таёжной глубинке, требовало не беглого, а внимательного прочтения и осмысления.
Когда «Река любви» появилась в продаже, купил в подземном переходе у хозяина книжной лавки Андрея. Читал медленно, упиваясь каждым словом и предложением, и завидовал белой завистью — эк как завернул, это же надо так уметь!
Каждое слово, каждая строчка романа пронизаны неуёмной жизненной силой — Любовью. Юноши, отца, мужчины ко всему сущему на Земле. Суровой сибирской реке, воспетой ещё Вячеславом Шишковым в «Угрюм-реке», эвенкам, живущим на берегах Угрэмэ (так они называют реку) со времён оно, русским, пришедшим сюда вместе с покорителем Сибири казаком Ермаком. К простодушной тунгусской Девочке, запомнившей на всю свою жизнь высокого и доброго москвича, загостившего у родителей. К родительнице рода человеческого — Женщине, сказочной и реальной. Одинокой мужской душе снилась она в сладких таёжных снах.
Тёплые лики любви щедро разлиты по страницам романа вне времени. Они настояны на смолистом, терпком запахе сибирской тайги, хвойным узорочьем застывшей на скалистых берегах Нижней Тунгуски. Реки, распластавшейся в зимнюю стужу «шкурой полярной волчицы» меж диких сибирских отрогов и кряжей.
Чудом казалось мне, как такой человек, обладающий таким дивным, волшебным даром русского литературного слога, мог попасть в тихий украинский город Чернигов? И проживал здесь совсем не уединённо, а нашёл много друзей — поклонников своего творчества. К нему было много вопросов, и на все хотелось получить ясный ответ.
***
И я дерзнул... Послал Юрию Николаевичу электронной почтой письмо с вопросами, присовокупив, что хочу написать статью. Несмотря на свою занятость, он отнёсся к моей затее серьёзно и нашёл время ответить. Вот это заочное интервью:
— Юрий Николаевич, расскажите, пожалуйста, где родились, кто были Ваши родители, и почему стали писателем. Вот у Пушкина в поэме "Евгений Онегин" есть строки: "Хотел писать, но труд упорный ему был тошен, ничего не вышло из пера его..." А Вы стали известным русским писателем, Ваши произведения переведены на многие иностранные языки. Может быть, какие-то яркие детские впечатления подвинули Вас на столь упорный писательский труд?
— Родился 8 октября 1931 года в древнем русском городе Верея. Родители мои обыкновенные тихие русские люди. Мама — учительница, а профессию отца не смогу назвать. Он был необыкновенно талантливым человеком, и по плечу было ему любое дело. Однако определить свою несомненно человеческую яркость в те времена не мог, поскольку за ним тянулась тайна происхождения рода. А род Сбитневых оказался весьма древним, берущим начало в казачьей старшине Украины, и восшедшим до черниговского дворянства. Всё это приходилось скрывать отцу и не высовываться со своими талантами. Он был поистине тихим русским человеком, хотя и "тихость" эта не уберегла его от социальных репрессий. Переезд семьи после моего рождения в древнюю Лопасню (бывший княжий град Новгород-Северского княжества) был обусловлен этими бессмысленными гонениями. Тут впервые произошла моя встреча со "Словом" (см. первую главу "Тайны родного Слова").
Мой "выход" в писатели был предопределён: прапрадед Иван Матвеевич Сбитнев, учитель, педагог, инспектор Черниговской гимназии — писатель, публицист, историк (краевед) Пушкинской поры (в Чернигове в Институте истории готовится к изданию книга его произведений). Об этом см. мою родословную "Род Сбитневых: через призму веков", написанную вместе с Ольгой Гринёвой и опубликованную на сайте "Российское генеалогическое древо" (http://forum.vgd.ru/784/44689/). Посему мне предопределено было писательство, чем я и занимаюсь всю свою жизнь. Вы привели цитату из "Евгения Онегина" (кстати, этот роман я знал в юности наизусть). Моя любовь и служение подлинной русской истории, в чем не сомневаюсь, родилась из гениальнейших сказок А.С. Пушкина, которые считаю зашифрованной историей с древних времен.
— Чем Вас привлекла Черниговщина, почему уделили ей такое внимание в своём творчестве последних лет?
— Вероятно то, о чём я сказал в первом ответе — зов рода, зов предков, зов подлинной моей родины. Думаю, что моё бродяжничество по миру связано как раз с поиском родины. Я её обрёл и теперь уже не расстанусь с ней до берёзки в головах.
— Почему у Вас на протяжении более 50 лет такой стойкий интерес к "Слову о полку Игореве? В своей книге "Тайны родного Слова" Вы развенчиваете некоторые мифы, связанные с героями этого бессмертного древнерусского произведения. Вы считаете "Слово..." действительно древнерусским произведением 12 ст. или это подделка более позднего времени? Сейчас такая точка зрения будоражит умы в Украине.
— "Слово о полку Игореве" — суть и плоть истории Руси от древнейших времён "до нынешнего Игоря". О не подлинности этого величайшего произведения могу говорить только негодяи, заблудшие души или те, у кого нет и намёка света в душе. Слава богу, что в наше время на просторах Руси Киевской, Руси Северской и Украины мне не встречались эти взбудораженные умы. Конечно, я знаком с подобными "исследованиями" 19—21 века, ничего кроме сожаления они у меня не вызывают.
— Расскажите в нескольких словах о последних Ваших исследованиях в Чернигове.
— Год с большим я отдал этой работе и продолжаю в ней находиться. Рассказывать о ней подробно не могу, поскольку всё ещё идёт осмысление этого эпохального не только для Чернигова, но и для всего русского исторического космоса чуда (археологические раскопки в Спасском соборе — В.Т.). Несомненно одно, что это значительная веха во всей историографии.
— Хотелось бы слышать Вашу точку зрения на наше общее (для украинцев, русских и белорусов) историческое прошлое. Киевская Русь — это, следуя догме советских времён, "колыбель трёх братских славянских народов "или некое особое славянское государство, которое к "колыбели" не имеет никакого отношения?
— С древнейших времен великие славянские племена, родственно связанные языком, единой волей к жизни и Верой, были собраны — от студёных морей до тёплых, от срединных земель будущей Европы до просторов древневолжских степей — в единую цивилизацию — союз славянских племен. Из него вышли многие славянские государства — Великая Морава, Болгария, Польша, Чехия, Русь Киевская, Русь Северская. Три равновеликих народа — белорусы, русские и украинцы — вышли не из славянской племенной колыбели, но из единого великого русского государства — Русь (Киевская, Северская, Владимиро-Суздальская и др.). Отметьте для себя, что уже во времена Вещего Олега, Игоря, Святослава Византия платила обязательную дань Руси — сильному, великому государству.
Три народа, возникшие на попелищах одной Родины-Руси (после монголо-татарского нашествия), нельзя называть славянскими племенами, это в корне неправильно и, по большому счёту, оскорбительно (будто во времена уже существовавших государств Польша, Болгария, Чехия и др. наши предки были ещё славянскими племенами). Они к моменту своего возникновения давно уже были русскими народами. Пришло время осмыслить это.
К сожалению, книжность Древней Руси была насильно уничтожена, а многие свитки, книги, листвицы буквально были смыты стараниями древних идеологов. Мало что осталось, но осталось. Хотя бы "Слово о полку", с его удивительной судьбой и воскрешением в веках. Есть и другое многое, к чему ещё не прикасался пытливый ум.
— Ну, и традиционный вопрос, Ваши творческие планы в этом году. Можете сказать, над чем Вы сейчас работаете, хотя бы в самых общих чертах.
— Работаю над третьей книгой "Великого князя" — "Великой княгиней". Держу на "кончике пера" книгу "Золотой стол Черниговский". Продолжаю работу с О. Гринёвой над "Тайной родного Слова". Надеюсь издать её в этом году, значительно пополневшую. Не теряю интерес к своей творческой родине — Нижней Тунгуске, а посему постоянно возвращаюсь к роману "Вне времени" — "Реке Любви", написанному более чем наполовину. Это, по большому счёту, не планы, а жажда моей души. Всю свою жизнь, которую подарит мне Господь, связываю теперь только с Черниговом, не прерывая связь со своей гражданской родиной — Россией.
Думаю, что мои ответы вас удовлетворили. Не стесняйтесь, спрашивайте ещё. Сердечно Ю.Н.
Много воды утекло в Нижней Тунгуске с того времени, как Юрий Сбитнев ответил на эти мои вопросы. Давно дописана «Великая княгиня», увидел свет роман «Река любви». Готовится к изданию совместное с Ольгой Гринёвой расширенное толкование «Тайн родного Слова». На кончике пера новые творческие задумки.
Алексей Широков заметил, в таком возрасте никто ещё не писал романы, Юрия Сбитнева по праву можно внести в книгу рекордов Гиннеса как писателя, продолжающего творить в свои зрелые годы.
А статью о Юрии Сбитневе я написал, и не одну. Кто пожелает, сможет их почитать: http://proza.ru/2013/02/23/16; http://proza.ru/2013/06/10/1368.
***
Мне долго думалось, как правильно охарактеризовать прозу Юрия Сбитнева? В романе Даниила Гранина «Зубр» споткнулся на фразе, что у академика Вернадского был «вкуснейший русский язык». Вот то самое выражение, которым хотелось бы сказать о таланте Юрия Николаевича. У него чистый, безо всяких иноземных «довесов», вкуснейший русский язык.
Чтобы так писать, необходимо перелопатить горы словесной руды, а на выходе — всего несколько строк. Зато каких! — «август откняжился», «участок, заросший дурниной, вязкое месиво умерших трав и буйного мха», «великое соплемение дерев». Исконные русские слова, употреблённые в неожиданном контексте, позволяют образно и отчётливо представить, о чём речь. А потому оставляют в душе глубокий след. В книгах Юрия Сбитнева живое русское слово журчит, будто вода в роднике. От такого светлого письма радостно ёкает сердце.
Мне тяжело вникать в философию Юрия Сбитнева, как он осмысливает века русской истории, всего человечества в целом. Мы всё-таки разного поколения, за плечами у нас абсолютно разная жизнь, каждый по-своему проходил свои жизненные университеты. Однако не понимать, совсем не значит — не уважать! Жизненная философия выдающегося русского писателя Юрия Сбитнева — это большая планета Любви, Добра и Мира.
«Душа человеческая — распахнутые ладони для встречи друг с другом. Для приветствия и понимания ближнего своего. И совсем не кулак для драки... Душа — ладонь, а на ней сердце человеческое...» Эти слова писателя Юрия Сбитнева полно характеризуют его жизненное кредо, его искреннюю веру, что сущность человека в любви и созидании. Счастливая жизнь на нашей планете Земля немыслима без сердечных, добрых отношений между людьми. Ведь зло — это противоестественное состояние духа человеческого, большое несчастье рода людского.
Потому вполне логично, что «Героическую песнь о походе на половцев удельного князя Новгород-Северского Игоря Святославича» Юрий Сбитнев трактует как мирный поход русичей в Половецкое поле. На планете Любви, Добра и Мира иначе и быть не может.