Май расплескался по дворам, скверам, каналам и проспектам, увлекая нас за собой. Становилось почти по-летнему тепло, а может просто хотелось поскорее оставить куртки и плащи пылиться в шкафу. Я при первой же возможности меняю туфли на босоножки, как всегда проходя через муки выбора: каблучок повыше, чтобы не слишком тянуться к его губам, или, напротив, – получать истинно женское удовольствие ощущения себя хрупкой девочкой от того, что он дышит мне в макушку.
Каждый день этого мая – как праздник, и не важно, светит ли за окном солнце, освещая набережные и подгоняя ладожский лёд, или над Стрелкой сгущаются тучи, обещая раннюю грозу.
Каждый день был наполнен счастьем.
Каждый мой день был наполнен им.
Он закрывает за нами дверь, оборачивается ко мне. Я стою перед ним, сбросив босоножки – смотрю ему в глаза, запрокинув голову, затем, приподнявшись на цыпочки, целую его: прижавшись всем телом, нежно, глубоко, но без напора, поглаживая его волосы, вбирая его тепло, наслаждаясь вкусом его губ и тем, как он отвечает на поцелуй.
Отстраняюсь на мгновение, чтобы заглянуть в его глаза. Он смотрит на меня не удивлённо, а скорее вопросительно. Я смущённо улыбаюсь.
– Что-то не так?
Он улыбается в ответ – мягко, уютно и ласково.
– Ты – удивительная. Я уже говорил это, да?
Прижавшись лбом к его щеке, я смеюсь.
– Говорил. Ты каждый день говоришь это, а мне всегда мало. Почему решил повторить сейчас?
Ничуть не нарушая атмосферы обволакивающей нежности, он крепко берёт меня за волосы у самого основания небрежно заплетённой косы, и я, поддаваясь, поднимаю голову, едва не мурча от острого наслаждения, заглядывая в его глаза. Они смеются мне (а может надо мной?), а ещё – в них разгораются искры желания.
С хитрой улыбкой он отвечает:
– Я раньше пытался угадать, какое у тебя настроение: для нежных ласк или для буйной страсти. А сейчас понял: эти настроения друг от друга отделяют полсекунды или одно моё движение. Я волен выбирать любую тебя: она появится буквально по щелчку пальцев.
Я снова смеюсь, не забывая при этом неспешно расстегивать пуговицы на его рубашке. К концу паузы мои пальцы доходят до самой нижней, и я наконец касаюсь его тела, провожу ладонью снизу вверх, затем обратно. Бросаю взгляд в висящее на стене большое зеркало и невольно любуюсь этой картиной: я, уже разрумянившаяся в предвкушении самой сладкой части нашей встречи, и он в расстёгнутой белоснежной рубашке, с блестящими от желания глазами и обожаемой мною улыбкой.
– Почему у нас нет ни одной совместной фотографии, где мы вдвоём, без массовки?
Он смеётся и прижимает меня к себе покрепче.
– Милая моя, всё очень просто. Мы вдвоём, без массовки, не бываем одетыми дольше пяти минут.
Во мне окончательно просыпается хулиганка, и я смотрю на него самым хитрым своим взглядом.
– А кто тебе сказал, что я хочу фото, где мы одеты?
Он улыбается и отвечает мне взглядом не менее хитрым и очень заинтересованным.
– Ты хочешь раздеться сама и раздеть меня в присутствии кого-то третьего?
Я провожу пальцем по его груди, следя взглядом за этим движением.
– Нет, не хочу, хотя могла бы это сделать при необходимости. Я не хочу, чтобы, будучи раздетым, ты себя сдерживал, – и не хочу сдерживаться сама рядом с обнажённым тобой. К счастью, современный уровень развития фототехники никого не ставит перед такой необходимостью.
Когда в следующий раз я прихожу с фотосумкой на плече, он, кажется, даже не удивлён. Бросает на неё заинтересованный взгляд, а меня одаривает немного язвительной улыбкой.
– Ох и сложно же тебе будет не поделиться этими фото в каком-нибудь Инстаграме.
– Ох и сложно же тебе будет не поставить одну из них заставкой на рабочий стол, - парирую я, окинув взглядом комнату и, после секундных раздумий, устанавливаю камеру на небольшом штативе на подоконник.
С пультом в руке я подхожу к нему, мягким движением предлагаю ему сесть на кровать, а сама сажусь напротив. Первоначальный запас его дерзости, похоже, иссяк, и сейчас, поняв, что моя затея и впрямь будет претворена в жизнь, он слегка нервничает, хоть и старается этого не показывать.
– Просто расслабься и старайся не отворачиваться: окно должно оставаться справа от тебя. Всего несколько кадров – на большее не хватит ни твоего, ни моего терпения.
Я говорю тихо, расстёгивая его рубашку, затем распахивая её; глядя на его губы в десяти сантиметрах от меня и стараясь сохранять эту дистанцию ради эстетики кадра. Сейчас мы практически в точности повторяем картинку, которую я увидела в зеркале при нашей прошлой встрече.
Он отвечает также тихо, но его дыхание заметно учащается: необходимость сохранения этой взрывоопасной дистанции заводит нас обоих.
– Тебе легко: ты хоть немного представляешь, что там получается.
Мы оба слышим тихие щелчки затвора, но только я знаю, в какой момент будет сделан следующий кадр.
Его руки тем временем уже сбрасывают с моих плеч платье, и я, не задумываясь, поступаю также с его рубашкой.
Щелчок. Ещё один.
Его губы касаются моей груди лёгким, едва ощутимым поцелуем: он, кажется, и сам начинает задумываться над тем, как видит нас камера.
Я обнимаю его за шею, прижимаю крепче – и улыбаюсь, закрыв глаза от удовольствия.
Ещё щелчок.
– Ты совершенно напрасно принижал свои артистические способности, – шепчу я, с трудом сдерживаясь, чтобы не перейти ту грань, которая отделяет красивое фото про любовь от порнографии.
Скорее чувствую, чем слышу его усмешку:
– Хочу, чтобы эти фото напрочь отбили у тебя желание фотографироваться с кем-то другим.
Я смеюсь в ответ, позволяю ему повалить меня на спину, выгибаю спину навстречу его губам, – и, открывая глаза, вижу его хищную улыбку.
– Прости, Кира, но больше терпеть я не могу. Если сейчас ты не перестанешь нажимать на кнопку, то за все последующие картинки тебя в любых инстаграмах заблокируют пожизненно.
Его губы следуют вдоль моего живота, затем он опускается ниже, и я, не сдерживая тихого стона, запускаю пальцы в его волосы, прижимая его к себе, но не выпуская из руки пульта.
Признаюсь, пару раз я всё же нажала на кнопку: когда он, не выпуская меня из рук и не прекращая доставлять мне обжигающее удовольствие, поднимал свой уверенный, дерзкий, хищный взгляд с не менее жгучей улыбкой, выдающей ту радость, которую ему доставляет владение моим телом и подчинение его себе. Смотрел на меня, чтобы увидеть моё лицо, поймать тот момент, когда я, вцепившись в простыни, потеряю ощущение реальности. Эти заключительные фотографии действительно стоило бы для вдохновения поставить фоном рабочего стола на каком-нибудь большом мониторе, а лучше – распечатать в крупном формате и повесить на стену. Жаль, что подходящей стены пока не существует в природе. Уверена: именно этот образ он видит каждый раз, думая обо мне, и именно из-за него вспоминает меня куда чаще, чем следует, в самых неподходящих ситуациях.
Я потом говорила ему, что избавилась от этих фотографий, но, мне кажется, он не поверил тогда ни одному моему слову. Конечно, вот они, лежат передо мной на столе. Те двое, которые изображены на них, так горячо влюблены, безумны и беспечны… Может когда-нибудь эти картинки и правда займут своё место на какой-нибудь стене, распечатанные форматом метр на метр?