Прочитал стихи о весне Б. Пастернака. Как острый нож в руке лесного разбойника. Потрясающая образность, резкая и страшная, как поножовщина. Пастернак вообще резок, неожиданен. Шокирующая поэтика, парадоксальная, сначала сбивает с толку, идёт поперёк законов благозвучия, режет по-живому. Необычно экспрессивная, поперёк всех законов гармонической лирики. Как отнёсся бы к ней А. Фет и вообще все сторонники благозвучия? Как болезненно вообще пережила эту операцию русская лирика?
На эту мою заметку пришёл ответ от критика. «Напротив, вместо острого ножа в руке Пастернака ощущается его ранимость, израненность, тонкокожесть, не он ранит, а его ранят, глубоко врезаются впечатления, именно способность остро чувствовать присущая Пастернаку, и эту чувствительность, израненность выражать словами. Никакого ножа...».
Мой ответ: Его ранят, и он ранит, выражая свою боль. Отсюда и изломанность языка, интонационного рисунка. Неестественно звучат фразы с переломом посредине: "Никого не будет в доме кроме сумерек. Один зимний день в сквозном проёме не задёрнутых гардин." Ломаный ритм интонационного дыхания. Если читать в естественном ритме, получится : "Никого не будет в доме, кроме сумерек одних..." И этот приём сродни ножевому ранению. А что касается словарной нормы, художники нарушают эту норму. Это называется авторский стиль. И сами словарные нормы непостоянны, не каменные. Изменяются со временем не без влияния живой речи и авторских новаций.