Заигравшись на улице, Витя не заметил, как стемнело, и он не только не занес свой портфель в дом, небрежно кинув его за калитку, но даже не выполнил тех немногих – домашних дел, которые ему были распределены отцом. Как и следовало ожидать, вернувшись с работы отец, обнаружил школьный портфель, окинул двор опытным взглядом и сразу заметил не выполненную работу, и войдя на кухню, спросил о младшем сыне. Мария сообщила о том, что он сейчас уже зайдет. На кухне воцарилась тревожная тишина , отец уселся спиной к печи и терпеливо стал ожидать сына. Витя не заставил себя долго ждать. Наконец наигравшись, он влетел на кухню и растерянно замер, увидев хмурый взгляд отца. Яков подождал, когда сын разденется и неторопливо начал:
- Виктор, посмотри который час! Ты после школы не переоделся, не поел, не выполнил свою работу по дому. Почему? Жесткий голос отца звенел ледяной струной во всем пространстве большой и просторной кухни. Мать тревожно, с любовью смотрела на сына, но не смела, перечить или перебивать мужа. Витя нерешительно переминался с ноги на ногу, справедливые слова отца, эхом отзывались в его голове, ударялись о затылок, затем растекались по лбу и наконец, тревожно звенели в ушах: – Почему, почему! Грудь враждебно вздыбливалась и с тяжелым, сочным выдохом падала обратно. Руки сцепились за спиной, до боли. Все его естество возмущалось:
- Как, ну как отец не может понять его? Подумаешь, он заигрался и забыл об обязанностях , уроках , забыл переодеться ?!
Еще целый рой мятежных мыслей пролетела с диким жужжанием в сознании, и не одна мысль ничем не упрекнула его. Он поднял глаза на отца, пытаясь что–то сказать в свое оправдание, но слова предательски застыли в горле, даже применив усилие, Витя не смог их выдавить из себя. От этого стало особенно обидно, отчаянно жалко себя. Не выдержав прямого и сурового взгляда отца, Витя произнес:
- Вы меня не любите! Я от вас уйду!
Мария испуганно прикрыла рот рукой, ее умоляющий взгляд скользнул к Якову, в кухне повисла тревожная тишина. Старшие дети не могли позволить себе подобных слов в адрес отца. Для них это было недопустимым, запретным. Яков сдвинул брови, и обращаясь к сыну в полной тишине произнес:
- Не любим? Да. Сильно сказал. Ну что – ж, иди!
Мария, не выдержавшая такой сцены, просительно произнесла:
- Яша …?
Но в доме все отчетливо понимали с отцом спорить нельзя! Его слово закон, для всех в семье. Яков перевел свой взгляд на Марию, и обращаясь к ней, твердо произнес:
- Будем ужинать, накрывай Мария, дети за стол!
Большая семья Миллеров потянулась ручейком к умывальнику, от него поочередно к обеденному столу. Витя стоял, не тронувшись с места, ему хотелось услышать от отца приглашение к себе лично. Он не знал, как ему поступить, что относится к нему, а что нет. Именно в этот момент к нему неожиданно вернулась обида и стала отчаянно жалить в уши:
– Да они тебя совсем не любят! Посмотри, никто тобой не занимается! Подумаешь, провинился, это же не повод!
Ужаленный своей обидой, Витя потянулся за одеждой, искоса поглядывая на семью, он все ждал, что сейчас его окликнут, позовут к столу, простят, остановят! Он медленно и демонстративно одевался, но нет, со стороны отца никакой реакции не последовало. Семья стекалась к столу, готовилась к молитве и украдкой посматривала в его сторону. Витя тяжело вздохнул, взял портфель и вышел из дома в холодный коридор. Прикрыв дверь, он услышал, как началась молитва перед приёмом пищи. Все было как всегда, словно он и вовсе никуда не ушёл, ничего не говорил. Горечь подступила к горлу, он решительно вышел во внутренний двор и устремился прочь от родного дома. Снег приятно похрустывал под ногами , ослепительно прозрачное, черное небо манило к себе яркими звездами. Именно в морозные дни, не затянутое облаками небо, было особенно притягательно. Казалось вот еще немножко, и ты буквально прикоснёшься к одной, из многочисленных украшений звездного неба. Витя поднял глаза и окунулся в эту вечернею вуаль, сердце стало успокаиваться, пока вовсе не замерло, от окружающей его красоты. Ноги стали делать короткие шаги, затем замерли, поворачивая тело, то в одну сторону, то в другую сторону. Наконец, подогнулись и бережно опустили тело, сползающее по штакетнику на пуховый сугроб. Холодно не было ,стеганное, покрытое драпом пальто, отделило теплое тело мальчика от нарастающего звенящего холодного воздуха. Даже обида на близких куда–то растворилась, стала какой-то бессмысленной. Оставалось только упрямство и растерянность, что теперь делать, куда идти, и вообще…
Ужин в семье Миллеров прошел в необычной молчаливой манере. Все понимали, отец принимает какое–то решение и конечно это решение отразится на всех. Кого-то научит , кому– то покажется излишне суровым , но в нем обязательно будет какая–то практическая польза, именно ее и нужно понять , запомнить. Больше всех волновалась мать, ее женское сердце, подвластное больше чувствам, нежели логики, с трудом смирялось с необходимостью терпеливо ждать решение мужа. Однако ничего другого ждать не приходилось. Размеренно поужинав, Яков поинтересовался поочередно у детей событиями их прожитого дня, и только, услышав ответы всех, произнес:
- Дети, сегодня вы стали свидетелями неправильного и в большей степени эгоистичного поступка Вити. Он поставил на одну чашу весов нашу любовь к нему и свою любовь к себе. Нет большего проступка, чем тот, когда человек забывая о своих обязанностях, или по другим причинам, стремится оправдать себя любой ценой. В том числе прячась за собственной обидой , легко обвиняет своих близких в нелюбви к себе. Мы с матерью хотели бы, что бы вы поняли, мы вас любим такими, какие вы есть . Но наша любовь к вам – это прежде всего наша ответственность за вас и ваше воспитание. Именно оно в будущей вашей жизни позволит вам отличать добро от зла, ложь от истины. Отец закончил говорить, повернулся к старшему сыну Володе и сказал:
- Володя, иди, найди Витю, приведи его домой, поторопись, еще простудится! Он где – то рядом, посмотри внимательно вокруг дома, далеко не ходи, ищи рядом. Володя охотно кивнул головой и стремглав выскочил на улицу.
Витю он нашел сидящим на снегу буквально у соседнего дома. Подошел, вытянул его за воротник из сугроба и со смехом сказал:
- Ну что, остыл? Марш домой бунтовщик!
Витя схватил портфель, сохраняя внешнее как ему, казалось достоинство, он с радостью заспешил домой. Тупиковая ситуация, в которую он сам же себя и загнал, теперь ему казалась нелепой и смешной. От нее хотелось побыстрей избавиться, вычеркнуть из собственной памяти и вовсе не думать. Войдя на кухню, он с тревогой уставился на отца и стал ждать. Яков окинул сына строгим взглядом с ног до головы, расправил плечи и сказал:
- Ну что сынок, замерз? Вот видишь, как важна для каждого из нас наша семья. Ты понял, надеюсь?
– Да, - с несдержанной радостью откликнулся Витя.
– Ну что же, - продолжил отец, - проходи, раздевайся и садись есть. Надеюсь, сегодняшний урок для тебя прошел с пользой!
Витя юркнул мимо отца в комнату мальчишек и через минуту уже счастливый сидел за столом. Он не хотел ни длинных нотаций, ни вымученных собственных ответов. Он вовсе не хотел вспоминать случившееся, словно его и не было, здесь его любили, и это было главным!