Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.
Третий случай - лишь один эпизод борьбы моего лучшего друга Миши с болезнями и врачами. Собственно с болезнями сражался Миша, а я сопротивлялся попыткам врачей преждевременно отправить его на тот свет. Мы познакомились с Мишей в 1983 году, когда он после окончания мединститута пришел к нам в клиническую ординатуру. Он был молод, хорошо сложен, не скажу - красив, но дьявольски обаятелен, просто излучал жизненную силу. Сквозь маску шалопая и плейбоя я сразу разглядел недюжинный ум, добрую душу и врачебный талант. Я сразу решил - вот парень, который нам нужен. Миша был моложеменя ровно на 18 лет, но мы стали друзьями. За прошедшие годы Миша вырос в прекрасного врача и сделался любимцем больницы и больных. Выявились и болезни. К 2003 году у парня их было три - Верльгоф, инсулинпотребный сахарный диабет второго типа и цирроз печени в исходе перенесенного в детстве гепатита В.
Итак пациент 43 лет находится в отделении полиорганной патологии Всероссийского Центра гематологии под руководством академика Андрея Ивановича Воробьева, идет 2004 год. Ворбьев в это время уже не министр здравоохранения, а просто директор Центра. Лечат Мишу от цирроза печени препаратом «Десферал», на котором некая Лукина защитила докторскую диссертацию. Теперь старший научный сотрудник Лукина руководит Мишиным лечением. Лечащий врач - глуповатая впечатлительная дамочка лет под тридцать. Есть там и заведующий отделением, которого Миша за два месяца ни разу не видел. Однако записи его обходов еженедельно появляются в истории болезни. Очень хорошие условия - отдельная двухместная палата с двумя окнами, прихожей с холодильником, санузлом с раковиной, унитазом и душем. Сосед периодически меняется. Самочувствие обоих больных приличное. Мишу отпускают домой на выходные. Десферал вводят внутривенно капельно, используют также альбумин. Десферал капают уже второй месяц. Лечащий врач говорит - Чего ж не капать, пока он есть. Для этого установлен кубитальный катетер. Миша говорит однако, что сестры не умеют ухаживать за катетером, и он сам свободной рукой его каждый раз обрабатывает. Последний катетер стоит без замены уже 12 дней. Мише вводят инсулин подкожно в дозах, которые подобраны еще на догоспитальном этапе. Подобраны плохо, контроль гликемии, на мой взгляд, недостаточный. Диеты типа 9 в Центре гематологии под руководством добрейшего Андрея Ивановича и вовсе нет. Сам видел, как в обед приезжает буфетчица с большим бачком и от души накладывает всем одинаково картошку с мясом. В один из выходных Миша купил по дешевке микроволновую печь и теперь разогревает пищу, приносимую из дома. Сахар крови в этом Центре диабетику регулярно не проверяют. Все по мнению врачей идет хорошо, пока однажды вечером у больного не развивается септический шок. Внезапный подскок температуры до 42 градусов, озноб, сопор... Парня переводят в реанимацию. Где немедленно ввели внутримышечно анальгин и начали комплексное лечение, включая лед на шею, обтирание водкой (для чего изъяли у пациента литровую бутыль импортного напитка, которая была приготовлена для хирурга, делавшего Мише чрескожную биопсию печени. Когда все успокоилось с сепсисом, Миша сказал, что хирург наложил на кожу три шва, а снял потом только два, - третий шов он не заметил?! Миша снял его сам. Я ему сказал - И ты еще хотел его отблагодарить? Видать, не ты один такой благодарный. И я забрал оставшиеся поллитра водки, унес домой и выпил с горя). А пока что на другой день у дверей реанимационного отделения дамочка-лечащий врач, сделав большие глаза, сказала нам с женой Миши: «Представляете, когда удалили кубитальный катетер, с его кончика капал гной!». Я не выдержал: «С катетера капал гной, катетер не меняли 12 дней, в результате у человека септический шок, и кто за это будет отвечать?». Дамочка еще больше выкатила гпзки - Как, разве Вы не знаете, что у него сахарный диабет? Тем более,- злобно ответил я,- Надо было строжайше соблюдать правила! Но что уж теперь говорить с этой обладательницей врачебного диплоома... Дня через три она оживленно сообщила: «Это не мы, не мы, у него высеян стафилококк, чувствительный ко всем антибиотикам! Значит, это внебольничная инфекция». По дикому представлению, вбитому ей в голову, при внутрибольничной инфекции микроб должен быть резистентен к антибиотикам. Он же лежал у вас в стационар, где же он подхватил внебольничную инфекцию? И эта дура выпалила - Так мы же отпускали его на выходные домой, а он в субботу посетил нотариальную контору, ну и вот! Хотел я спросить, каким образом стафилококк, бесцельно летавший по конторе, умудрился проникнуть непосредственно в кровь посетителя, но не стал этого делать. Видал я глупых врачих, но таких, как эта сотрудница Гематологического Центра, не встречал... Мишу перевели обратно в его роскошную палату и назначили антибиотики в/в капельно. Через 11 дней инъекции отменили. А между тем, у больного по вечерам - температура 37 гр. (сам измерял, назначения не было). Дамочка замирающим голосом сообщила: «Лукина велела сделать 10 вливаний, а я, на свой страх и риск, сделала еще одну». Тьфу! На мой взгляд, рано эти корифеи Центра гематологии прекратили антибиотикотерапию. Но я в чужом доме не хозяин. Я предложил Мише и жене его - Скажите Лукиной, что хотите перевода в нашу больницу, где мы с Мишей работали. А там мы займемся как следует... Как я ошибался. Дамочка против перевода к нам не возражала, не против была и снс Лукина. Но тут вмешалась жена и убедила Лукину задержать больного дней на 10 с особой психотерапевтической целью. Центр не возражал. Пользуясь этим, я предложил Мише - Раз есть время, пусть они покажут тебя эндокринологу. Дамочка-врач сказала - В штате Всероссийского 7Центра эндокринолога нет, вызываем внешнего консультанта, он бывает раз в месяц. Если Вы согласны ждать, так лежите, нам не жалко. Речь идет о больном с инсулиновым диабетом и нестабильной гликемией, у которого в стенах учреждения развился сепсис. Это острая ситуация, здесь безусловно требовалась срочная, а не плановая, консультация опытного эндокринолога. Наблюдая эту и другие ситуации, я пришел к выводу, что обаятельный академик Воробьев - плохой организатор. Его организационный уровень - заведовать отделением. А ведь он побывал даже министром. Как раз в те годы зарплату медикам не платили, они бунтовали. Я просматривал каждый номер «Медицинской газеты» - что напишет газета, что скажет Минзздрав и министр Воробьев? - нчего, ни слова.
Перевод наметили на пятницу в середине ноября. А утром мне позвонил Миша и сказал(криво усмехаясь, как я понял) - Знаешь, меня парализовало. Внутри у меня стало как-то пусто, я спросил ровным голосом - Как это парализовало? Выяснилоь, что до настоящей парализации дело не дошло, появилась боль в левой крестцово-ягодичной области при движениях с иррадиацией по задней поверхности бедра и ниже. Но до машины-то я дойду (благо, она под окном палаты). Ладно, ждем, приготовили отдельную палату типа ЛЮКС в отделении эндокринологии. Он приехал после обеда, врач-эндокринолог оформила лист назначений и ушла домой. Историю болезни не заполнила - плановый перевод из стационара в стационар, придет в понедельник и оформит. Миша позвонил мне утром в субботу. Привези мне каой-нибудь антибиотик, а то у меня температура и понос, черт-те что. Я рванул, до больницы добираться минут сорок. По дороге забежал в аптеку, купил таблетированный антибиотик широкого спектра. Это было то время, когда Минздрав еще не сошел с ума и не запретил продажу антибиотиков без рецепта. Захожу в палату. Лежит на спине, глаза закрыты, щеки ввалились, нос заострился, губы обветрены, сухие, кожа землистая. Как труп! Но дышит, однако. Тут он открыл глаза и хрипло сказал - Привет. С полуночи у него открылся обильный повторный жидкий кашицеобразный стул Обезвоживание, фебрильная температура, Врача Миша не вызывал, стеснялся, да и сам - опытнейший врач. Ладно, говорю, покажи-ка мне, что у тебя на заднице. А там натуральный абсцесс в месте инъекции анальгина. В общем, этот Центр со всеми своими кмн, дмн, снс довел человека до сепсиса, не долечил, в итоге образовалась септикопиемия и характерный стафилококковый энтерит. Иду к дежурному врачу - престарелой, но бодрой даме Зинаиде Егоровне Барабаш. Она только что пришла на дежурство, Открываем историю болезни - пусто. Зинаида Егоровна очень любила с кем-нибудь «разделить ответственность», как она говорила. Бывало, дежурю в кардиологии, вдруг звонит Барабаш, которая дежурит по терапии, - Хочу разделить с Вами ответственность... Чаще всего, дело гроша ломаного не стоилио. А тут такое дело. Звонит она домой лечащему врачу - так и так, ьольной может умереть в любую минуту, а история болезни пустая! Лечащий врач приехала. Зинаида Егоровна пыталась и меня включить в число лиц, с которыми она хотела официиально разделить ответственность, но я отказался. Не мог делать записи в истории болезни, не имея на то никакого права. Помочь и порекомендовать, обсудить - другое дело. В итоге в понедельник Миша оказался в отдельной палате отделения реанимации и интенсивной терапии, в котором сам и работал. Довольно молодой, усатый и доброжелательный заведующий этим отделением, он же и лечащий врач, элегически сказал мне: «Эх, ему бы сейчас теплую одногруппную кровь перелить, да где ее сейчас найдешь...». Разговор шел у поста палатной медсестры около 15 часов. Я говорю - Как где? Вот стоит Витя, он же невролог Виктор Николаевич Осминин, который как раз зашел к нам поболтать со своей давней приятельницей Ольгой Акифьевой. У него нужная группа. Витя говорит - Я не против. Его немедленно отправили в отделение переливания. И тут меня взяло сомнение, - что-то здесь неладно. Были у меня смутные и краткие обрывки слышанного еще в студенческие годы о переливании теплой крови, трупной крови, но хорошо это или лучше не надо - не знаю. За годы работы о таком методе лечения я не слышал. Но все же я терапевт и кардиолог, а не реаниматолог. Им лучше знать... И все же, все же. Да и усатый врач со склонностью к запойному алкоголизму не вызывал полного доверия. Смесь диабета, цирроза, гемолитической тромбоцитопенической пурпуру меня пугала. Поднялся я к заведующей отделением эндокринологии (откуда перевели Мишу) гематологу (что тут странного - гематолог командует эндокринологами) Петровой. Это она вызвала академика Воробьева два месяца тому назад и тот забрал Мишу к себе в Центр. Он был добрый, Воробьев. Поделился сомнениями. Петрова пришла в возбуждение, она заявила, что это будет убийство и этого допускать нельзя. Я спустился в реанимацию, в это время Петрова позвонила заведующему и изложила свое мнение, дала ему телефон Лукиной. Этот Миша - без гонора, он тут же позвонил Лукиной. Та впала в несвойственную ей ажитацию и сказала то же, что и Петрова - перелить теплую кровь - значит убить этого больного. Наверное, появилось понимание, что они выписали человека с недиагностированной септикопиемией. В итоге заведующий элегически улыбнулся и сказал - Хорошо, что мы не успели сделать переливание. Конечно, не окажись я рядом, он и не подумал бы предпринимать реальные действия по переливанию теплой крови. Вздохнул бы элегически - и только. На следующий день думаю - хорошо, антибиотики мы вводим, но они не помогут, если у человека локальный гнойный очаг. Абсцесс надо вскрыть. Говорю тому же заведующему - Миша, а созвал бы ты консилиум. Включи заведующего общей хирургией Александроа Ивановича алтунина, заведующего травмой и еще кого хочешь. Тот согласился, он был не злой, хотя этого мало, чтобы стать хорошим врачом. Я бегал по своим делам, в 14 часов подхожу - Ну, что решил консилиум? А консилиума не было, приходил один травматолог. И что? Сказал - тут межмышечный абсцесс, сделать ничего нельзя. Опять сспокойная элегическая улыбка - что поделаешь, не судьба. Блин! А что Алтунин? А он был занят... Так Миша, блин, позвони ему сейчас, он уже освободился. Миша позвонил. И где и почему дебильное медицинское начальство выбырает таких нижестоящих начальников - там же, где их самих находит их вышестоящее начальство. Пришел Александр Иванович Алтунин. Я доверял Алтунину - он был опытен, дружил со знаменитыми хирургами и их выдающимися учениками, Их авторитет был незыблем в кругах высшей медицинской администрации и поэтому положение Александра Ивановича являлось прочным и не зависело от происков главврачей, менявшкак перчатки. Алексендр Иванович всегда говорил как думал. Он осмотрел Мишу и сказал - А позвать-ка сюда травматолога. Прибежал травматолог. О чем они говорили вдвоем, не знаю. Но кончилось тем, что больного взяли в «грязную» перевязочную проктологического отделения и вскрыл абсцесс. Выделилось около 50 мл гноя. Наладили систему промыания, одним словом, все как положено. В итоге с септикопиемией справились. Но какой ценой! Вряд ли все эти эскапады прошли для печени бесследно. Вряд ли не ухудшили функцию печени и антибиотики... И все началось с некомпенсированного сахарного диабета, грубейших нарушений правил катетеризации вен и опять таки - внутримышечной инъекции пресловутого анальгина. Я думаю - сепсис, печень, но гликемия по-прежнему не компенсирована. Два наших эндоринолога, одна из которых по специальности гематолог, говорят - он сам виноват, не соблюдает диету. Я понял так - они не справились с диабетом у этого больного. Есть же в больнице консультативное отделение, которое постоянно приглашает внешних консультантов - ведущих специалистов страны. В списке на первом месте академик Дедов. Все, что я знаю о Дедове, как-то не располагает меня к нему. Эндокринологи тоже считают, что Дедов - не клиницист. И вообще времена, когда внешний консультант- эндокринолог приезжал чуть ли не еженедельно, прошли.Что мы можем сделать? - ничего иы не можем сделать. Я иду в консультативное отделение. Всеми внешними консультантами там командует медсестра Светлана Алексеевна, она знает про них все - где найти, как договориться и прочие тонкости. Светлана Алексеевна говорит - Дедова мы никогда не приглашали. А вот есть у нас Михаил Иванович в списке, раньше он приезжал и очень нравился прежним эндокринологам. Подали заявку. Все это организую я, как друг больного, работающий с ним на одном этаже. Лечащий врач, он же заведующий отделением, как говорят, не чешется, ему это и в голову не риходит. Однако он доброжелателен и подписывает всякие заявки, которые я подбрасываю. Приезжает Михаил Ивановия. Невысокий, средних лет. Смотрит, слушает и говорит - А вот есть такой пролонгированный инсулин, - и диктует название. Этого препарата в нашей больнице никогда не было, врачи специализированного отделения о нем вообще не знают. Но жена Миши - окулист городской поликлиники (где Миша и состоит на учете по месту жительства). Оказывается, этот инсулин хорошо известен городским врачам, есть в аптеках и даже выдается диабетикам бесплатно. Жена привозит препарат в больницу, начинаем вводить по схеме Михаила Ивановича. Сахар крови нормализуется! То есть он в течение суток на этом препарате колеблется в рекомендованном диапазоне. А ведь больничные спецы год не могли справиться с проблемой, заявив в конце концов, что во всем виноват сам больной. И с этим мы тоже справились. Перед Новым 2005 Годом, Мишу выписали. Вопреки болезням, а таже равнодушию, непрофессионализму халатности отдельных медиков, вопреки откровенно плохой организации дел в нашем здравоохранении.