-Эх ты,дурында -грозно уставился на Пашку отец. Сколько раз тебе повторять: ну не бегай ты за ней, не бегай. Не чета она тебе, не пара! Эк ходит, нос задирает. Не одежа, а черт знает что. Кофта не кофта – одно голое пузо торчит. Юбка! Ух - х, что повязка у деда Левона на глазу. Тьфу ты, срам! Намажется, напудриться, словно Петрушка на базаре. Не девка, а пугало на помеле. Тока гонору, как у председателя! Сама – ну ничего, пустое место. А задерет нос скок – скок – повиляла хвостом. Всех вас, лоботрясов, перебаламутила.
Отец глянул на запыхавшегося Пашку повнимательней и завелся еще сильнее:
- Ах, паразит, и штаны порвал! Вот мать с фермы вернется, научит тебя уму – разуму. Мокрой тряпкой по мордам, чтоб неповадно было за юбками бегать, - с каждым словом все пуще горячился отец.
Оно и понятно. Только что несся Пашка во всю прыть, как необузданный жеребец по пыльной дороге, а за ним до самой калитки дядя Петя – бригадир с палкой гнал. Хорошо еще, что отец у двора стоял: на обед заехал домой, вовремя грудью перегородил дорогу. А то бы не сносить Пашке головы. И за что? Да так, из – за ерунды, подумаешь, всего лишь одним глазком и заглянул в Катькино окно, когда та переодевалась. И что? Ничего особенного. Ну и переодевалась, чего верещать – то как резаная:
- Нахал! Нахал!
А тут глядь, дядя Петя выскакивает из дверей, видно, тоже на обеде был. За палку, да за Пашкой вдогонку… Да, ситуация!
Вот и штаны, зараза, цепляются за все, что торчит, как на грех. И от матери еще влетит, достанется на орехи.
Стоит Пашка, носом шмыгает, прикидывает, как бы к матери подмазаться. Может, полы в сенцах вымыть, да запулить эту мокрую тряпку к чертям собачим, подальше от материнских глаз. Или воды в бочку натаскать? Нет, лучше на ферму к ней сбегать и там помочь чем – нибудь. Пусть хоть немного отдохнет от работы. Да, глядишь, и помягчает, когда батяня вечером начнет свою демагогию разводить, Катькины недостатки перечислять. Да разве это недостатки! Достоинства! Кофта… Кофта – что надо, вся в обтяжку! Ух – х, грудки – то, как яблочки наливные. А юбка… Юбка на загляденье. Ножки – стройные, длинные, как у породистого скакуна. Если бы ему, Пашке, хоть бы мотоцикл или лучше машину отцовскую, на которой тот председателя возит, посадил бы он эту фифу на переднее сидение и погнал бы по поселку, а Катькины коленки в тонких колготках мелькали бы из – под юбки. И видел бы их только он – Пашка.
Как подумал об этом, сразу от сердца отлегло, веселее стало. Вытер Пашка нос и пошел к матери на ферму ,” мосты наводить”.
Ничего, с ней вроде обошлось. Да и отец вечером и не вспомнил о случившемся. Не до того было: сломался его УАЗик прямо на поле. Председатель бранится. А отец чем виноват? Давно предупреждал, мол, коробку скоростей менять надо. Четвертая так совсем не идет. Притащили машину на тросу, отец дотемна под ней провалялся. В дом зашел грязный, голодный, усталый – ни до Пашкиных рваных штанов ему дела нет, ни до Катькиных коротких юбок…
Пашка по хозяйству занялся. Он в сарае давно управляется: с малолетства отец приучил. Вся скотина на нем. Мать и так за целый день на ферме накружиться, наломается, насмотрится на свиньи рыла, корову подоит вечером и домой, стряпать. Чего только не сготовит – вкуснотища, язык проглотишь.
Вот и теперь с делами управились, поужинали. Пашка на часы глянул: пора одеваться. Метнулся в свою спальню – штаны сменить.
Сегодня будний день, танцев не будет, значит, вся молодежь – в конторе, на крыльце собирается. Музыку припрут да будут по углам зажиматься. Только он, Пашка, не лезет в углы, а всегда сидит рядом с Катькой, гордый и молчаливый. Мол, недосуг ему девок лапать. Жаль только, Катька в последнее время…
- Эй ты, Сивка – бурка , - окликнули его от дверей.
Обернулся – сестра Варька воткнула в проем мордуленцию и обидно так улыбается:
- А мне девчонки по секрету сказали: у Катьки новый жених завелся. Вчера ее с танцев провожал.
Вот дал Бог сеструху! Вот кто бес в юбке, точно. Будущая бабка – сплетуха. Не успеешь чего подумать, она уже ответ выдает. А ведь всего – то двенадцать лет. Леща ей что ли отвесить или оплеухой обойтись? Да пусть живет.
- Ну, - насторожился Пашка, что притихла? Выкладывай, что за жених?
- Да парень с гитарой, - затараторила Варька. – Приезжий какой – то, калымщик, наверное. Вчера в клубе, в курилке, ребятам хвастал, что Катьку домой провожать пойдет. Паш, возьми меня с собой. А? Я тебе пригожусь. Все про всех выведаю и тебе, дураку, расскажу. У тебя же все органы на одну Катьку настроены, ты не видишь и не слышишь ничего кругом. Как контуженный.
- Цыц, малявка! Еще слово – и ты в компоте.
- Паш, а может это любовь? – не унималась Варюха.
- Ну, все, держись, каналья!
Та в момент слиняла.
Совсем стемнело. Сидит Пашка на крыльце рядом с Катькой, волнуется. Кто, что… Принесла сорока на хвосте и улетела… А среди ребят шепоток идет. Мол, сейчас придет гитарист, сыграет и блатные песни споет.
И, правда, через полчаса идет – рыжий, высокий, гитара на плече. А с ним уже местные “шестерки”. Как шавки деревенские. Не успевают за широкой поступью, бегут, торопятся, наперебой расхваливают.
Подкатывает он к ребятам и прямо с ходу – между Катькой и Пашкой – плюх.
- Привет, кареглазая! Как житуха? Нормалек?
И сразу по струнам – бряк и затянул воровскую блатуху. Вся молодежь сидит, уши греет. Девчонки некоторые аж слезу пустили. Только Катюха не реагирует – держит “марку”, да Пашка кулаки сжимает: что нужно этому заезжему гастролеру от девчонки?
Рыжий другую песню завел – про беспризорную жизнь. Ну, тут уж девчонки совсем очертенели – подпевать стали, ребят пробрало, певца по плечу хлопают: молодец, душевные песни поешь. Гитарист гитару на плечо и говорит:
- Устал, включайте “шарманку”, потанцуем.
Хватает Катьку за руку и на “пятачок” у конторы:
- Пошли, красавица!
Танец быстрый, но рыжий прижал к себе девчонку и, похоже, не собирается отпускать.
Пашка весь кипит. Неужели уступит этому негодяю?
А парень отрывает руку от девичьей талии и указательным пальцем медленно, не торопясь, проводит прямо по тоненькой шейке. А сам ухмыляется и шепчет что – то в самое ухо.
- Убью! – зарычал Пашка.
Все остальное, как во сне. Слетел с порога, словно на крыльях , и прямо с разбегу кинулся на верзилу. Тот от неожиданности Катюху отпустил. Отпустил! Слава Богу! Главное позади. Теперь пусть с ним, с Пашкой, что угодно делает, ему все равно!
Дылда, конечно, встрепенулся, стал мальца от себя отрывать. Да тот не уступает. Вцепился мертвой хваткой. И тут ребята подоспели, стали разнимать. Все равно Пашке досталось, да и он не промах, успел – таки здоровяку пару раз въехать.
А Катька плачет и все приговаривает:
- Дурак ты, Пашка, дурак!
А ему слышаться:
- Молодец! Молодец!
Боли и не чувствовал совсем.
- Ну и дремучий вы народ! – ругнулся гитарист и поплелся один по улице. Даже “шавки” растерялись: то ли вслед бежать, то ли со своими остаться.
А Пашка вырвался от ребят и пошел в другую сторону, приговаривая Катькино: - Дурак ты, Пашка! Дурак!
А душа поет. Хорошо ему! У колхозного склада притормозил. Сторож, дед Левон, сидит себе на скамеечке, не спит, звезды считает. Старый он , свое уже отоспал, вот сторожевать и подрядился.
- Ну, присядь родимый. За что награда? – И тычет пальцем в подбитый глаз. Из – за девки али так, от безделья?
- Из – за девчонки, - кивнул Пашка. – Катька, бригадирова дочка.
- Ага, да это же по делу, малец! Любишь, знать? Аль так заступился, по благородству?
- Люблю.
- Да, это дело сурьезное. А знаешь, и я молодой был неказистый. Ты супротив меня – орел. Так ведь увел же бабку Проську у одного здоровенного детины. Знаешь, как дрался – до исступления! А коли баба не дура – все поймет, от кого в жизни толк будет. От здоровенного лентяя или от мужика жилистого, работящего. Мужик – то он, Пашка, не снаружи, а внутри. Ясно? Тебе годов – то сколько? Шестнадцать поди? Вот и я говорю – правильно. Всякое в жизни бывает – и плохое и хорошее. А коли чуешь, что твое – борись, страдай, пыхти изо всех сил, а своего добивайся. Бог он, брат, не Никишка – все видит. Даст в жизни счастья, чего уж там!