продолжение. Начало в http://proza.ru/2021/04/13/1200
Я шёл уже третий день, возвращаясь, обходя опасные места и отмечая извилистую тропку своего пути на карте. Жидкие плеши топких марей чередовались с относительно сухими участками хилого леса, с небольшими глубокими озёрцами, заросшими у берегов коварной осокой. Собственно, трудно было назвать весь этот участок суши болотом. Можно было прокладывать путь, помня о том, что следует держаться как можно дальше от озёр, зияющая глубина которых, у берегов маскировалась сочной яркой травой. Чем же тогда пугал меня Степаныч?
Мой путь казался мне вполне комфортным. Иногда я выходил на янтарные морошковые плантации и набрасывался с безумной жаждой жителя города на сочные ягоды со вкусом полярного нектара , снимал с сизых кустов голубику, вдыхал хвойную чистоту воздуха в остром непрекращающемся приступе счастья единения с Природой. Я был счастлив, даже выдавливая из тюбика очередную порцию «Дэты». Стаи мелкой мошки не нападали на меня, крутясь серыми бесформенными облаками на расстоянии вытянутой руки.
К вечеру я пристраивался у клочка лесной суши, разводил костёр. На мари искал впадину поглубже, набирал воды в котелок, а потом мелкими глотками пил чай вприкуску с колотым кусочком сахара и с сухарём от Степаныча.
Тлели угли, темнело небо, и разноцветный мох обращался в фиолетово-чёрный бархат. Я забирался в спальный мешок. В густой ночи жизнь маленьких обитателей леса не прекращалась ни на секунду. Едва слышный писк, жужжание, треньканье – полный «музыкальный набор» отступал на задний план. Я словно бы разделялся на три части. Сам я и ещё двое таких как я по бокам. Один из этих двоих тоже я, но маленький, беззащитный, слабый ребёнок. С другого боку опять же я, необыкновенно сильный, удачливый, смелый – каким я всегда мечтал быть. Эти трое менялись местами, плавно переходя один в другого. Я поочерёдно становился то тем, то этим и начинал потихоньку запутываться, не понимая, где я настоящий. Тревожная радость сменялась детским восторженным удивлением, а потом уверенностью самолюбования и превосходства над остальными людьми. Я был свободен и одинок, как никогда прежде. И я знал, что потом вернусь к людям. В этом будущем возвращении был особенный смысл, некая тайная гордость.
Четвёртый день путешествия перепутал все мои грандиозные планы. Я переходил топкую марь, выбирая твёрдые кочки. Воды было немного, она подчавкивала , когда я наступал на кочки, просачиваясь сквозь мох. Ничто не предвещало природных изменений, над головой висело пасмурное серое небо, воздух казался неподвижным и плотным без дуновения ветерка. Но внезапно внутри земли возник гул. С глухим шумом, бурлением и фырканьем начала прибывать подземная вода. Поднимались на свет болотные газы, трескучие пузыри шумно и часто лопались, затхлый гнилой запах вызывал тошноту.
Мутная, грязная вода прибывала неправдоподобно стремительно, словно в земле открылось жерло гигантского фонтана. Неподалёку росли несколько лиственниц, и я бросился к одной из них, которая была повыше остальных. И вовремя! Добравшись до лиственницы, я уже оказался по пояс в воде и держал рюкзак на вытянутых руках. Закинув рюкзак на ветку повыше, я подтянулся и сам тоже забрался на ветку. Ветку тут же поглотила болотная жижа. Вода уже достигала груди, она продолжала подниматься с глухим шумом и треском пузырей. Сидеть на ветке было невозможно. Я встал в полный рост, обнимая ствол, держась за него из последних сил. Болотная жижа залила мои сапоги, добралась до бёдер, пузыри хлопали у пояса, а вонючие брызги летели в лицо. Я практически висел на руках, подошвы сапог скользили. Лишь изредка мне удавалось хоть как-то более-менее устойчиво опереться ногами на ветку, давая передышку затёкшим от напряжения рукам и ладоням. Я молил небеса об одном, о том, чтобы этот ужас как можно скорее закончился.
Рядом со мной торчали ещё не затопленные верхушки соседних лиственниц, где-то далеко угадывалась голубоватая изгородь леса. Я же находился в центре жуткого бурлящего котлована. В голове звучали набатом слова Степаныча о пропавшем геологе, о пьянице криворуком Фельке. Я успевал ругать себя последними словами. Балда балдой, самонадеянный тупица, размазня. Не зря Степаныч предупреждал, ведь я и сам должен был почувствовать, что непростое это болото!
Жижа прибывала и была уже мне по грудь. От болотных паров в голову лезла всякая чушь. То мне чудилось, что из бурлящего болота вылезает водяной или ещё какой лесной оборотень, то меня охватывал ужас при мысли о том, что я в огромной пасти какого-то чудовищного животного, а все эти клокочущие пузыри – это его слюна или желудочный сок, который растворит мою плоть и переварит меня. Я шевелил пальцами ног, стараясь убедиться в том, что они целы.
Вода, между тем, подступила к горлу. Пузыри лопались у глаз и над головой. Глаза слезились, руки дрожали. Дурацкая смерть ждала меня. Я держался из последних сил. Долго ли это продолжалось или нет. Мне казалось, что целую, нестерпимую вечность. Я приготовился к исходу. Но вода так и не поднялась выше подбородка, пузыри исчезли, и сама она стала медленно просачиваться обратно сквозь землю.
Потом, когда я восстановил хронологию событий, я мог сказать, что от того момента, когда я залез на дерево, до моего первого шага по скользкому моху прошло часа три. Я долго не решался спрыгивать с ветки, мне казалось, что прикосновение моих ног к болотному мху опять вызовет подземную бурю.
Но силы меня покидали, оставаться на ветке я уже не мог. Я слез с дерева, кое-как выжал верхнюю одежду, взвалил на плечи тяжёлый мокрый камень рюкзака и пошёл в сторону бледного леса вдали. Часа через два я, наконец, добрался до первых кривых деревьев, растущих на плотной устойчивой земле, покрытой короткой травой. Я скинул рюкзак, куртку, сапоги. Взопревшее на теле трико снимать не рискнул. Уже визгливой гитарной струной гудели комары, мошка собиралась в круглые тучки. Между деревьями был светлый намёк на поляну. И я решил перетащить свои пожитки туда. Там меня ждало очередное потрясение. Вместо поляны моим глазам открылось ровное пшеничное поле. Горе-путешественник! Если верить карте, то я находился сейчас в самом центре болота, а тут – поле пшеницы, за ним, наверняка, деревня, которую , схалтурив, не нанёс на карту проклятый геолог. И вот он – я, собственной персоной, таёжный волк, первооткрыватель!
Я устал, я был низвергнут, посрамлён, разбит. Слабость сковала моё тело. Я лёг прямо в густоту пшеничных колосьев ,натянул на голову воротник фуфайки и заснул.
Проснулся я после захода солнца. На севере оно садится долго, а сумерки тлеют вечно. Злосчастный день не хотел заканчиваться. Обрывки облаков висели розовой клубничной пенкой над сумрачным лесом. Я облачился в подсохшую куртку, определённо решив выяснить, что это за деревня и нанести её на карту. Поле оказалось не слишком большим. Я обошел его вокруг. За полем росли лиственницы, ели, тощие осинки, но нигде не просвечивали огни домов. Никакой дороги от пшеничного поля тоже не было, только одна узкая тропинка, но и она уводила в лес. Марь, из которой я чудом выбрался. Была позади. Впереди и с боков поднимался лес.
Я развёл костёр на краю пшеничного поля. Спички, спрятанные в пакет, не намокли. Небольшой запас воды я вылил в котелок, насыпал туда заварки покрепче. Сахар размок в кулёчке, подмокли и сухари, крупа осталась сухой. Я пил чай, закусывая его сухарями и рыбными консервами. Спальный мешок еще сушился у костра. Блаженное ощущение покоя после удачного спасения не приходило. Настораживало меня то, что здесь могли быть люди. Ненайденная деревня с её жителями, наверняка, расположилась неподалеку от меня. Но сумрачную тишь не разрезал обычный для деревни крик петуха. Беспокоило и отсутствие подъездных путей к полю. Может быть, здесь и не деревня вовсе, а какой-нибудь фермер отшельник живёт в глуши? А, может быть, это пропавший геолог- бедолага не смог выбраться обратно и обжился в новом месте? А вдруг он наблюдает за мной? А если он сошёл с ума и хочет напасть на меня, как только я снова засну? Трусливые пакостные мыслишки лезли мне в голову. Ночь накрыла мир, а я боялся уснуть. Тяжёлые пластины боли давили на виски. В спальный мешок я всё же не полез, накрылся им сверху, как одеялом и провалился в забытьё.
Снился мне сон с поросятами, стоящими на задних ножках, потом их сменили два бородатых мужика. У одного из них рука была в гипсе и он пьяно ухмылялся. Фелька Криворукий не иначе, а другой – геолог с лицом Степаныча в болотных сапогах и куртке с нашивкой Минводхоз. Он говорил мне:
- Витяй, это мы тут сами всё посадили. Оставайся с нами.
Фелька вытаскивал из гипсовой руки скрюченный белый палец и манил им меня:
- Кис-кис!
Я просыпался в холодной испарине ужаса, снова засыпал. Сон продолжался. Они срезали пшеницу ножами, толкли её в большом чане, его же ставили на костёр, чтобы выпечь хлеб.
Утром с тяжёлой дурной головой я продолжил путь на север. Карта упрямо твердила о том, что я в центре болота. Но я шёл по крепкой земле, на которой росли сухие осины с ветвистыми кронами. Однажды путь мне перебежал заяц, два раза мелькнули в траве полосатые шкурки бурундуков. И в один момент я вышел на поляну, где стоял он! Странная неподвижная фигура, хозяин здешних мест и пшенички.
Сейчас я сидел на земле и смотрел на эту живую мумию. Никаких мыслей и догадок не рождалось в моей голове. Я не мог придумать ничего внятного, что могло бы объяснить поведение этого человека.
Я устал. Полусонная ночь давала о себе знать неукротимой зевотой. Одно время мне казалось, что я вижу таёжный мираж или на мой мозг подействовали болотные пары? Я крикнул:
- Эй, приятель, мужик. Можно мне спросить тебя?
Фигура по-прежнему не сдвинулась с места. Только редкое моргание глаз да тихое дыхание выдавали в нем живого человека. Я не осмелился приблизиться к нему. В мыслях у меня всё было перепутано. И мне нужно было одно лекарство – ясность. Ведь не может же он так стоять вечно. Я подожду.
Странный человек стоял не просто так, а внутри металлического обруча, скрытого травой. Я искал хоть какие-то признаки цивилизации в его внешнем виде и не находил. Одеяние из шкур, на ногах торбаса , тоже выделанные из шкур.
Человек продолжал стоять изваянием, а мне надоедало пребывать в бездействии. Я уже успел пару раз перекусить, перебрать и сложить заново содержимое своего рюкзака. День клонился к вечеру. Мне не улыбалась мысль остаться в ночь наедине с этой живой статуей. Пока я раздумывал, произошло нечто неожиданное. Из тёмной глубины леса вышел другой таёжный человек. Он заступил за границу железного круга, а первый в тот же момент вышел из него. И не просто выше, а направился в мою сторону. Я запаниковал, но остался на месте.
Он же, не доходя несколько шагов до меня, склонил голову, скрестил руки на груди и сказал на чистом русском:
- Ты пришёл?
Я утвердительно кивнул.
-Я отведу тебя, - продолжил он и опять почтительно склонил голову.
продолжение следует.