Тайны нашего городка. Подземный ход

Валерий Фоменко
Городок, в котором я живу,  потенциально лучший в России.  Почему лучший? Да потому, что у нас есть все, что только может вообразить самый взыскательный риэлтор (кроме вида на Кремль):  чудесный лес; широкая река (хотя и называется она «Москва»); родниковое  озеро с подозрительно голубой водой  и странным монолитным каменным островом посреди; пляж  неестественно белого песка; монастырь, основанный Дмитрием Донским , «Экстрим-парк», основанный вашим покорным слугой; плюс сто пятьдесят четыре театра, включая «Большой» и около тысячи музеев, включая «Третьяковку», поскольку Москва доверчиво   прислонилась к нам своим теплым капотненским  боком. А теперь помножьте вышесказанное на провинциальную тишину и покой, ибо городок у нас тупиковый (в лучшем смысле этого двусмысленного слова). Кожей чувствую, как после этих строк, цены на недвижимость в нашем славном городке поползли вверх.
Теперь о недостатках, которые добавляют к  характеристике нашего городка обидное наречие «потенциально». Увы, в нашем городе живут не ангелы, и, вы удивитесь, но у нас не живут даже швейцарцы (швейцаров и тех  не найдешь). А те, кто у нас живут, предпочитают ронять мусор себе под ноги. А еще у нас убивают мэров. Кожей чую, как цены на недвижимость  сползают  обратно на средне подмосковный уровень.
Но, несмотря на волатильность вышеуказанных цен, желание прославить наш городок в песне с некоторых пор мной овладело. Я походил с недельку, помаялся, а потом  сел  и написал вот это:

Я признаюсь, что люблю этот городок,       С F C G
колокольный перезвон,  легкий ветерок,     C E Am Dm G
свой  заслуженный диван,  лето и весну,     F G C Am
широту российских дам и  тебя одну.           A Dm D7 G

Здравствуй день золотой,                Am D
сверхсветовой, заветный.                F G
Здравствуй день озорной,                Am D
гидросиловой.                F G C

Если б я был президент и не был скупым,
я бы каждый теплый день сделал выходным.
Пусть работает народ только в дождь и хмарь,
экономя кислород, снасть и инвентарь.

Дайте в руки мне весло, дайте мне маршрут
и подводной ружье – главный атрибут.
Расступись честной народ, не грусти семья –
в гидравлический поход уезжаю я.

Здравствуй день золотой,               
сверхсветовой, заветный.               
Здравствуй день озорной,               
гидросиловой.   

Немедленно по завершении сей незамысловатой песенки угрызения мои исчезли, а взамен накатило грустное осознание невозможности контролировать собственное творчество. Я же честно хотел - про город, но набежала неизвестная волна, подхватила  мое воображение и бросила за город в сомнительный гидравлический поход, и теперь на городских праздниках эту песенку похоже не споют. Ну, что ты будешь делать?
 
Кажется, я уже намекал,  что взрослеть в нашем городке было одно удовольствие. Развалины Николо-Угрешского монастыря  для пацанов пятидесятых-восьмидесятых были гигантским (прости Господи) игродромом, дающим сто очков форы любому Диснейленду. Лазанье по выщербленным стенам, хождение по балкам провалившихся   полов на головокружительной высоте, ночные восхождения на колокольню, бродилки по таинственным подвалам с горящим оргстеклом. Wow!  И все это не просто, а все это со смыслом, поскольку мы, мальчишки,  грезили кладами, подземными ходами, а наиболее начитанные - библиотекой Ивана Грозного. И надо признать:  было это не вовсе беспочвенно. Так, сокровища (наиболее ценные детали  церковной утвари) действительно пропали вполне таинственно в апреле тысяча девятьсот двадцать второго года, когда за ними пришло  ЧК. А слухи о существовании подземных ходов, ведущих из монастыря в села Остров и Беседы на другом берегу поймы Москвы-реки  действительно имели упорное хождение  среди местных обывателей.  Что касается пресловутой либереи Ивана IV, то почему нет?  Ближайшее место ее вероятного нахождения – Коломенское - всего в десяти верстах вверх по течению Москвы реки. А что есть десять верст, для буйного ребячьего воображения?  Как сейчас вижу себя с детской лопаткой, лихорадочно подкапывающим  монастырскую стену.  Представьте, однажды я так увлекся, что вылез из под земли на территории смежного с монастырем режимного предприятия. Первое, что я увидел, подняв свою глупую грязную голову, было дуло настоящей железной винтовки, нацеленное мне в лоб.
- Дяденька, я больше не буду!!!

Наверно к пятидесяти годам я несильно повзрослел, поскольку решил осуществить  детскую мечту - найти этот пресловутый подземный ход, если он вообще существует.
Любое дело в XXI веке  начинают с Интернета, и я не был оригинален. Выяснилось, что на Руси подземные ходы, или, как их называли, «тайники», появились в XIII столетии. Печальный опыт монгола–татарского нашествия, когда пали почти все русские города, сподвиг наших предков к  строительству тайных выходов. Города не выдерживали длительной осады из-за дефицита воды, а главное князю невозможно было послать за подмогой или просто сбежать. Подземный ход, ведущий за  реку, с тщательно замаскированным выходом, решал проблему воды и смыться.  Поэтому с XV века тайники стали  обязательными элементами фортификации, как рвы и башни.  Мода на них продлилась  до конца XVIII века, когда развитие артиллерии снизило роль крепостей. Строились тайники  в  строжайшем секрете  в первую очередь  от своих.   Но самое интригующее:  нередко там прятали  драгоценности. Yes!   
Теперь вернемся в наш Николо-Угрешский монастырь. Что мы имеем? Основан  Дмитрием Донским в тысяча триста восьмидесятом году  по дороге на Куликово поле:    «Благоверный Великий Князь Димитрий Иоаннович Донской изыде из града Москвы противу нечестиваго Мамая Царя Татарского, и отошед от Москвы пятьнадесять поприщ ста в шатрах на месте злачнем для преупокоения с воинством своим, и явися ему на оном месте пречуден образ Николая Чудотворца, вапою украшенный, звездами светло окружаемый и великим светом осияваемый, стоящ о себе на воздусе над древом, зовомым сосною, ту стоящею, никем же держимый, и молящуся ему Великому Князю Димитрию Иоанновичу Донскому сниде сама с высоты святая оная икона и вдадеся в честные руце его».  В терминах аномалистики имела место левитация и искрящееся свечение иконы Николая чудотворца в воздухе над сосной, с последующим перелетом оной в руки московского   князя  (икона сохранилась и находится в Третьяковке). «Сия вся угреша сердце мое» - только и смог вымолвить потрясенный князь и тем   создал  топоним «Угреша» («согревать»), навсегда прилепившееся к нашей местности.  Принято считать, что сие чудо воодушевило войско  на победу. 
Никольский храм на «Угреше» был заложен князем по обету сразу после успешного похода, а  следующие тридцать лет вокруг  стучали топоры -  строился деревянный монастырь. Прошло сто лет и крымский хан Махмет-Гирей сжег его из соображений вандализма. Заново отстроили монастырь  уже из камня, и заодно придали ему оборонительные функции. Подземный ход могли построить вместе с каменными стенами.   Другой вопрос: сохранился ли «тайник» за минувшие шестьсот лет, и имеет ли наша городская легенда к нему отношение? Кстати, какова она - эта легенда?  И я стал интервьюировать знакомых. Большинство были не в курсе. Но не все.
Любовь Уткина: «В 1963–65 годах, точнее не помню, в монастыре работала археологическая экспедиция. Вели раскопки. Сдвинули на несколько метров большой камень (речь идет о трехметровой глыбине песчаника, которую некий купец, вероятно большой грешник, приволок в монастырь в XIX веке.). Под ним обнаружилась яма с дверью. Говорили, что это подземный ход под Москву–реку. Яму засыпали, чтоб не лазили. После окончания работ участники экспедиции прочитали лекцию по истории монастыря в тридцать второй школе. Я на ней была.  Задавали вопросы о подземном ходе. Ответили, что ход нашли. Он ведет на берег Москвы–реки и частично обвалился».

В этом месте я задался вопросом:  а вообще могли ли   в ХVI веке на Руси строить туннели  под реками?  Теоретически это возможно, поскольку в основании большинства среднерусских рек лежат водоупорные глины.   Глубина Москва-реки небольшая — метра три - и если  с  высокого берега нырнуть под  глинистое ложе, то  дальше можно  рыться уже без угрозы затопления.
Любопытно, что если тайник поленились вырыть в XVI веке, то в XVII его   просто обязаны были вырыть. Причина веская.  В 1648 г. по Москве прокатился «Соляной бунт» (единственный консервант тех лет - соль - подорожала в четыре раза).  Народ  справедливо рассудил, что  молодого царя, Алексея Михайловича,  плохо учили экономике и потребовал на растерзание царского  наставника,  боярина Морозова. Спасая любимого педагога, царь сдал  мятежникам не столь любимого им главу земского приказа  (министра МВД),  Плещеева. Морозов   решил, что дело в шляпе,  и сунулся  на улицу. Но, узрев горе-учителя, толпа вновь возбудилась и  бросилась  его ловить, в надежде всё же-таки растерзать. Почтенный боярин обнаружил прыть, промчался по улице, юркнул в известный ему   дом и по тайному ходу перебрался в Кремль. Перепуганный царь  решил не мелочиться и приказал оснастить подземными ходами все вновь возводимые здания  государственного значения. А поскольку перемещение в пределах ста-двухсот метров   проблемы  не решало, постановил  рыть ходы   достаточно длинными, а ежели рядом случалась река,   выводить их на противоположную  сторону водной преграды.
Теперь о технологи. Во времена  Алексея Михайловича  в Москве шло грандиозное строительство Китай-городской стены,  камень для которой добывали подземным способом на  берегах Пахры. Современные диггеры утверждают, что общая длина тамошних катакомб не меньше девятнадцати километров. Так что строить подземные ходы в XVII веке очень умели и любили. Что  касается  туннелей под реками -  точных сведений нет (секретность все же работала), но есть легенды:
- ход под Москва-рекой из   храма Казанской Божьей Матери в Коломенском в Николо-Перервинский монастырь XVII века (длина 3,2 км);
- ход под речкой Которосль из Спасо-Преображенского монастыря Ярославля к Туговой горе (длина 1,8 км);
- ход под Камой из Спасо-Преображенского монастыря  в Перми (длина не менее 1,4 км);
- ход под Тверцой из Отроческого монастыря (не менее 300 м);
- ход под  рекой Харьков из Благовещенского собора (предположительно XVII век, длина не менее 200 м).
Теперь вернемся к нашему  «тайнику». Царь Алексей Михайлович  зело любил наш Николо-Угрешский монастырь, приезжал на богомолья аж тринадцать раз и неделями жил в, специально для него построенных,  «Царских палатах».  Обычно «Угрешские походы»  сопровождались   «звериной потехой», соколиной охотой в окрестностях села Остров, на другой стороне Москвы-реки, строго напротив нашего монастыря.   Разумеется, ради  потехи строить тоннель под рекой не станут, причина должна быть поувесистей. И она была. Алексей Михайлович поддержал церковный раскол - национальную трагедию огромного масштаба, в результате которой тысячи старообрядцев были   казнены,  сажены и пытаны, а страна встала на порог религиозной войны.  Царь  боялся мести старообрядцев и правильно делал — они объявили его  антихристом.  Так что, строительство подземного хода из нашего монастыря в село Остров было государственной необходимостью.
Кстати, между прочим, к слову пришлось: через сто лет село Остров было подарено Екатериной II графу Орлову, который развел там орловских рысаков.

Рассеяв сомнения насчет тоннеля под рекой, я продолжил  интервьюировать знакомых.
Игорь Венцкевич: «В начале шестидесятых годов велись раскопки на территории монастыря. Говорили, что раскопали подземный ход. Я сам не видел, но сосед по общежитию туда ходил и рассказывал. Раскопки велись несколько месяцев, а потом были свернуты под нажимом руководства НИХТИ».
Археологическая экспедиция  не прогулка,  решил я,    должны остаться отчеты. С этой мыслью наперевес я  двинулся в Институт Археологии, заручившись письмом от администрации города. Письмо помогло попасть в архив. Тщательно изучив картотеку археологических экспедиций  Московской области за пятидесятые, шестидесятые годы я  не обнаружил отчета о раскопках  в нашем монастыре.  НО! Ровно в шестьдесят четвертом, когда вышеозначенная   Любовь Уткина училась в шестом классе,   раскопки  проводили в двух километрах от монастыря. Копали  городище дьяковской культуры VI века на Соколовой горе, над Кривым озером.  Руководил работами некто Юрий Куртов, директор одной из люберецких школ и  большой энтузиаст археологии. Из отчета  следует, что к раскопкам привлекались учащиеся тридцать второй  школы  нашего тогда еще поселка Дзержинский. Причем   разрешение на земляные работы   включало весь Люберецкий район и  юридически Куртов мог копать где угодно. Находки экспедиции  не впечатляют: немного лощеной керамики,  литейная формочка, несколько пряслиц, пара грузил, в общем, - средневековый мусор. Результаты не могли Куртова не разочаровать (ибо был он романтик) и он  (это предположение) прислушался к работающим у него школярам, которые  взахлеб (уверен, сам был такой) твердили  о подземном ходе всего в двух километрах от  раскопа. Куртов перенес работы в монастырь, сдвинул краном «большой камень» и обследовал подземный ход.  Дальше, если верить Венцкевичу,  первому отделу  НИХТИ  не понравилась возня под его забором.  КГБ наехало на Куртова, работы свернули, отчет писать запретили.  Ниточка оборвалась.
И вдруг удачное интервью.
Юрий Моисеев: «В 1969 году, когда мне было двенадцать лет, я жил с отцом в монастыре на третьем этаже «Царских палат». Из комнаты на втором этаже съехал сосед–алкоголик, и она осталась открытой. Под обоями мы обнаружили кованную железную дверь. Отец долго пытался ее открыть (петли заржавели), поэтому  принес с работы кислоту и несколько дней травил петли, затем поливал маслом. Наконец дверь открыли. За ней обнаружился прямоугольный колодец, в который спускалась кованая винтовая лестница. Колодец уходил глубоко под землю. Внизу были сложные переходы, которые выводили в горизонтальную штольню. Штольня имела полукруглый свод из мелких кирпичей и брусчатых камней. Идти приходилось согнувшись. По штольне мы с отцом прошли довольно далеко. Казалось, что вышли за пределы монастыря в пойму. Сначала под ногами стала чавкать вода, затем стало глубже. Дальше  не пошли. Светили вперед, и казалось, что коридор уходит под воду. Отец говорил, что в этот ход они спускались  до войны через лаз под камнем».
«Лаз под камнем»! И археологи раскопали лаз под камнем. Сходится. По фортификационным соображениям ход должен уводить за реку, — и здесь он идет к реке и уходит под воду. Опять сходится.  Значит, подземный ход действительно существует, начинается под «Царскими палатами»,  следует до «Большого камня» и далее тянется в сторону Москвы–реки. Остается только в него попасть.

Как ищут подземные полости? Правильно - георадарами. Через интернет  я нашел ребят, которые вызвались  помочь. По телефону меня заверили, что обнаружат любую полость или кладку до тридцати метровой глубины. Вербально ударили по виртуальным рукам.
В один погожий летний денек команда из двух человек вылезла из машины на площади Святителя Николая. Прибор оказался небольшим, но с развесистой антенной, которую надо  через каждые двадцать сантиметров прикладывать к земле.
Медленно и печально  двинулись мы вдоль внешней стороны  монастырской стены к  Москве–реке. При себе я имел  план подземных коммуникаций, чтобы не спутать их с «тайником». Перемещались медленно, двести метров в час,  поэтому прохожие раз сто успели спросить:
- «Что это вы тут делаете?»
Мы важно отвечали, что ищем потерявшиеся подземные коммуникации и это была сущая правда. Напротив монастырского гаража, прибор зафиксировал каменную кладку на глубине  трех метров.
- Ход обвалился, — прокомментировал оператор.
Когда мы спустились в пойму, радар стал показывать грунты насыщенные водой. Тропинка, по которой мы шли,  нырнула в  узкий заросший крапивой проход между заборами и наша развесистая антенна перестала пролезать.  Поиск прекратили.
Результат: напротив выезда из монастырского гаража мы нашли подозрительную кладку на глубине трех метров.

По законам приключенческого жанра в этом месте полагалось перейти к решительным действиям. И я отправился к местоблюстителю монастыря с добытой информацией.
- Зачем нам подземный ход? - рассеянно спросил он.
- Вы будете водить туда экскурсии, - ляпнул я, не подумав.
- Суета, - сказал Владыка и посмотрел на меня с интересом.
- А вдруг там спрятана драгоценная утварь, - принялся искушать я.
- Суета и соблазн, - заколебался блюститель места.
- А вдруг там мощи нетленные, - зашел я с туза, - там, говорят, в стенах ниши   имеются.
Владыка посмотрел  на меня задумчиво. Помолчал.
-  Ладно, профессор (этим званием он меня наградил после того, как в начале девяностых я прочел ему несколько лекций по бизнесу),  дам я тебе пару семинаристов. Камень мы отодвинем. Попробуй там покопать.
Семинарист оказался один, а лопат две.
- Саша, - представился он.
Мы присели в тени огромного камня, перенесенного краном на несколько метров в сторону. На прежнем месте желтела лысая вмятина.
- «Может ли Бог создать такой камень, который не сможет поднять сам?» – спросил я Сашу строго. Саша задумался.
Через час мы углубились на полметра в чистый песок. Похоже, археологи  засыпали им раскоп для консервации.
- Может, - вдруг выпалил Саша.
- Что? – не понял я.
- Ой, не может, - испугался он.
Еще через час лопата ударилась о твердое. Кирпичная кладка. «Пиастры! Пиастры!!» – завопил во мне срывающийся  детский голосок. Мы стали осторожно расчищать кладку. К моему изумлению, это оказалась внешняя сторона круглого свода подземной галереи. Судя по направлению, она действительно вела от «Царских палат» в сторону реки. Мы расчистили участок два на два метра, и тут настал вечер. Саше надо было на вечернюю службу, а мне - на дачу. Договорились встретиться через три дня и продолжить упражнения.         
Когда через три дня я пришел на раскоп, его не было. На этом месте опять возвышался камень, а рядом невесть откуда появилась трехметровая голубая ель.  Суета и соблазн,  - подумал я, и пошел домой.

И все бы на этом кончилось, если бы не Тамара, – моя одноклассница. За это я скажу о ней пару теплых слов. Лично я знаю десяток городских бюрократов, которые вздрагивают, услышав фамилию Зеленецкая. Потому, что она бунтарь и правдоруб. И потому, что у нее идеи.   А бюрократы всех мастей стоят  на ее пути. Но горе им,  потому что Тамара не отступит. Пусть не надеются. Я знаю ее с пятого класса.   
Есть  люди, которые всё про всех знают (да вы сами таких вспомните). Тамара из их числа. И  так получилось, что после окончания школы именно она стала связующим звеном между одноклассниками. Одноименный Интернет-ресурс  еще не был придуман за отсутствием Интернета, но Тамара прекрасно справлялась с его функциями. Шли годы, Интернет появился, а Тамара все чаще приносила  печальные вести. Помирали в основном  ребята. В конце концов, я не выдержал и написал грустную песню.

В каждом классе есть Тамарка -         Am Dm E
та, что знает все про всех,                Am G C
или Нинка, или Ларка -                Dm  E F
любознательность не грех.                Dm E

Вот опять звонит: «Приветик»,
и в потоке разных слов
узнаю, что нет на свете
двадцать наших мужиков.                Dm E Am

«Как же так?» - кричу в испуге, -      F
«Нам же чуть за пятьдесят …»          F G C
Но Тамарка мне диктует                Dm E F
на зубок фамилий ряд.                Dm E

Выясняю, холодея,
что покинули наш Свет      
все, кого в восьмом отсеял
бывший школьный педсовет.

Так граница жизни рвано
пролегла по дневнику:
двойка, тройка , значит, яма,
а четверка - наверху.

Ах, Россия – мать ядрена -
что ж, у нас опять война?!
Погибают миллионы
мужиков от бодуна.

Где бы мне найти ответ
на вопрос такой ершистый?
Что небесный педсовет
рассудил про хорошистов?           Dm E Am


Но хватит о грустном.
Периодически Тамара собирала остатки  класса на шашлыки. И вот не помню уж, чего мы в тот раз выпили, но я пожаловался ей на тщетные поиски подземного хода.
- Ф-фигня вопрос, - говорит Тамара (она слегка заикается), -  я там была. П-поехали, я покажу в-вход.
Я решил, что перебрал, и у меня  слуховые галлюцинации.
- П-поехали, по п-пути расскажешь.
Рассказ Тамары  был столь прекрасен, что излагать его грубой прозой -   кощунство.

В малолетстве, классе в пятом,
собрались друзья в поход,
и, держась от страха рядом,
забрались в подземный ход.
Собрались не по наитью,
был у группы командир.
Жил он в «царском общежитие»
и подвалы изучил.
Свечки дружно запалили,
запах сырости и гнили
поманил за поворот.
Дальше вел подземный ход.
Ход, примерно два на два,
камнем сложена стена.
Страшно в ней чернеют ниши,
круглый свод могилой дышит.
Дети двинулись гуськом
за отчаянным вождем.
Свечи плачут сиротливо,
тени мечутся пугливо.
Вдруг в хрустящей тишине
кто-то вскрикнул! Тут же все
разом кинулись назад,
словно стадо жеребят.
Глупо кончился поход,
но, не меньше чем пятьсот
метров дети прошагали,               
а обратно проскакали.
Тут закончилось вино,
мы садимся на «Рено»,
выезжаем на объект,
напрягаем интеллект
и Тамарка – доброхот
тычет пальцем: «Вот он вход …».

Гладкая стена, куда ткнула Тамара, была в арке колокольни, в самом ее конце, со стороны Успенской церкви.
- Вход был т-тут, - уверенно завила она.
Логично,  подумал я. Башня стоит на четырех опорах. Каждая - шесть на четыре метра. В одной  есть полость, вход  на колокольню. Но Тамара ткнула в противоположную тумбу.  Значит, там тоже полость, тоже лестница, только вниз. И нас не должно смущать, что  «угрешская свеча»  построена  в XIX  веке, - три   нижних яруса  на двести лет старше.
 
Итак, второй  вход в «тайник» нашелся, но он замурован. Значит, вся надежда на третий вход - вход Моисеева - через Успенский храм, примыкающий к колокольне.
Я не пошел   к Владыке во избежание «суеты и соблазна», я отправился  к архитектору монастыря, отцу Икс. Он сдался  сразу:
- Я знаю,  Владыка будет недоволен, но мы с вами просто осмотрим прилегающие помещения Успенской церкви.
И мы их осмотрели. Отец Икс открывал их своими ключами. Помещения были гладко оштукатурены и забиты хламом. Ничего похожего на вход в «тайник» мы не обнаружили – ни кованых дверей, ни прямоугольных колодцев, ни винтовых лестниц.  Для очистки совести я даже заполз в подпол «царских палат» и посмотрел там. Ничего. Но есть  странность  - подвал   засыпан  свежей землей (!).  Так в XVII веке не строили. Кто-то очень тщательно поработал, заметая следы  «тайника». Кто бы это мог быть?
Уши торчат из «Летописи Николо-Угрешского монастыря».  Вот, что я прочитал на странице за 1970 год:  «По инициативе архитектурного отдела НИХТИ (!) на территории монастыря начались реставрационные работы. Работы длились несколько лет. В результате была восстановлена «Палестинская стена», укреплен фундамент колокольни (!) …, отреставрирована Успенская церковь (!)».
Вы поняли, что произошло?  Под видом реставрационных работ  капитально замуровали  второй и третий входы в монастырский  «тайник». Значит, подземный ход не так прост и, значит, он реально беспокоил первый отдел нашего режимного предприятия. А иначе, с чего НИХТИ прибило на частичную реставрацию  Успенской церкви и фундамента колокольни. Особенно смущает фундамент колокольни. Никогда не слышал, что у нашей колокольни  проблемы с вертикальностью.  На Пизанскую башню она,  увы, не тянет.  Я думаю  так:  денег у предприятия  было навалом, вот и решили проблему «тайника» скрытно и по жуковски с размахом. Заодно подъезд к НИХТИ облагородили, отреставрировав «Палестинскую стену».
И заметьте, как все сходится. В шестьдесят девятом отец Юры Моисеева обнаружил вход в «тайник» из Успенской церкви. Как человек сознательный, стукнул куда следует, и уже в семидесятом «царское общежитие» закрывают, и начинают «реставрационные работы» Успенской церкви, фундамента колокольни и пр. Я эту реставрацию помню. Она была странноватая.  Чересчур тихая. Все работы за три-четыре года провели два неразговорчивых старичка. Прямоугольный колодец и винтовую лестницу они видимо  разобрали. А может, Владыка в курсе этой пикантной истории и мягко притормозил мой неуместный энтузиазм?  Нет, вы только гляньте, сколь затейливо переплелось  мрачное средневековье  и тайны серьезных ведомств.

Р.S. Прошло время, и  прилетел привет от волнующей меня с детства  тайны в виде двух нечаянных интервью:
Михаил Журавлев. «В 1952-м, когда я был в пятом классе, мы с четырьмя друзьями проникли в подземный ход через лаз под большим камнем. Тогда на нем еще бронзовый олень стоял. Лаз уходил вглубь метра на три. Вниз спускались  по подобию ступеней.  На всю компанию у нас был один слабенький фонарик, поэтому много разглядеть  не удалось.  Ширина хода примерно два метра, стены сложены из необработанного камня.  Сначала ход уходил, вроде бы, вправо к собору, а потом сворачивал  к реке по направлению на село  Остров.  Прошли мы, по ощущению, метров двести - двести пятьдесят, дальше ход уходил в воду. Дальше не пошли и вернулись тем же путем.  Да, еще ребята говорили, что главный вход туда был из подвала собора.»
Борис Гаврилов. «Мы в детстве ходили по подземному ходу. Он начинался из подвала Преображенского собора. Там есть южный вход с каменными ступеньками. Так вот, вход начинался справа от ступеней, если смотреть снаружи.  Нам казалось, что мы прошли почти до реки, ход пошел вниз наклонно, стало мокро, и мы вернулись. Свод полукруглый, кирпичный, высотой метра два. Сейчас, наверно, вход  замуровали.»
Что же мы имеем теперь. Во-первых, свидетельство Журавлева дополняет свидетельства  Венцкевича и Уткиной. Во-вторых,  свидетельство Гаврилова содержит новую информацию - ход выходит из подвала Преображенского собора  конца XIX века, что есть  нонсенс. Зачем  в XIX веке строить подземный ход? Кому он понадобился? Но свидетельство Гаврилова частично пересекается со свидетельством Журавлева, что усиливает  достоверность. Но самое любопытное - строго напротив указанного Гавриловым места, в тридцати метрах, находится арочный проход в южном крыле «Братского корпуса» тоже XIX  века. Более того, если провести прямую от места, указанного Гавриловым, через арочный проход «Братского корпуса», то через сорок метров попадаешь точно в южные ворота монастырской стены того же XIX века. А если продлить прямую еще на три километра, то упрешься точно в Преображенскую церковь XV века села Остров. Совпадение ли это? Навряд.
 Подземный ход, безусловно, старше «Братского корпуса» и монастырской стены. Но если перед архитектором, предположим,  ставили задачу  сохранить в целости древний тайник, то разумно было разместить над ним проходы в здании и монастырской стене. А если так, то подземный ход прямолинеен и действительно ведет в село Остров, что адекватно легенде. Следовательно, можно (а, значит, нужно) провести раскопки на его предполагаемой линии и проникнуть в подземный ход за пределами монастыря.
Сказано - сделано, звоню Валере Крылову (да-да, старине Крылову, тому самому) с нескромным предложением: слегка покапать. Валера обозвал меня «пистоном» и тут же «подорвался». Теперь мы копаем пятиметровую траншею,  пересекающую гипотетическую линию подземного хода, и углубились на метр. Нами найдены: а) старый ботинок, б) бутылка из-под кефира, в) ржавая дверная ручка, г) гирька от ходиков и д) слой битого древнего кирпича. Судя по всему, по этому месту проходила дорога от пристани, по которой к монастырю в разные века подвозили кирпич для строительства. Битый кирпич – традиционный материал для мощения  грунтовых дорог. Вот пока и все, о дальнейших находках обязуюсь сообщать по мере   возникновения.
А пока мы машем лопатами, обобщим приметы подземного хода, известные на сегодняшний день.

Длина:
Моисеев: «вышли за пределы монастыря», значит, более 200 метров;
Зеленецкая: около 500 м;
Журавлев: 200-250 м;
Уткина (со слов археологов):  тянется до берега Москва-реки (400-500 м).
Гаврилов: до реки (400-500м)
Средняя длина: 400 м.
Высота:
Зеленецкая:  2 м;
Моисеев:  «Идти приходилось согнувшись» (возможно, речь идет об участке между колокольней и камнем, который не проходили другие свидетели).
Гаврилов: метра два
Средняя высота: 2 м.
Ширина:
Зеленецкая:   2 м;
Журавлев:  2 м.
Средняя ширина: 2 м.
Свод:   
Моисеев: полукруглый;
Гаврилов: полукруглый.
Зеленецкая: полукруглый;
Я: внешняя сторона полукруглая.
Свод полукруглый.
Стены:
Моисеев: мелкий кирпич, брусчатый камень;
Зеленецкая: камень,  в стене  ниши;
Журавлев: необработанный камень.
Гаврилов: кирпич.
Стены из камня и кирпича.
Глубина:
Журавлев : пол подземного хода на глубине примерно  3 м.
Глубина 3 м.
Окончание хода:
Уткина (со слов археологов):  частично обвалился;
Моисеев: уходит под воду;
Журавлев: уходит под воду.
Гаврилов: стало сыро.
Уходит под воду, далее обвалился.

Итак,  имеет место туннель шириной и высотой два метра, что   подходит  для   проезда небольшой кибитки  (не тащиться  же царю пешком  3,5 километра, в самом деле).  Согласно показаниям свидетелей, примерно через 400 м туннель уходит под воду. Значит, за прошедшие четыреста - шестьсот лет тайник все же затопило, что  не мудрено.
Но вернемся к нашим раскопкам. Остановили на глубине метра. Выяснилось, что в XIX веке перед строительством «Братского корпуса» и южного участка стены на этом месте была подсыпка грунта, с целью выровнять пойменный склон.  Поэтому нам с Валерой пришлось бы проходить минимум два метра насыпного грунта, что, согласитесь, несколько затруднительно. «Землетрясение встало на пути великого комбинатора».

P.S, P.S.  В последние годы у меня образовалась странная привычка - после третьей рюмки в компаниях  малознакомые людей я начинаю трепаться про подземный ход. И что вы думаете? Срабатывает. Иногда. Вот последний улов  от Владимира Шимаского.
Лет восемь назад, на другом берегу Москва-реки, как раз напротив монастыря, осыпался  обрыв и обнажился древний деревянный сруб вроде колодезного. Мне стало любопытно, и я нанял узбеков для раскопок.  Сруб они раскидали. Колодец оказался засыпан обломками известняка и кусками изразцов, на некоторых из которых читался герб графа Олова. Там же я нашел десяток медных екатерининских пятаков (отнес в школу). Углубились метра на два и бросили. Ниже прощупывалась пустота, потому что лом проваливался. Я думаю, это был вентиляционный колодец подземного хода. 
Разумеется, уже на следующий же день я рванул в указанное место. Раскоп я нашел – полуобвалившаяся яма два на два. Ух, покапаем.

Что ж? Подведем итог. Подземный ход существует, это  - достоверный факт.  Не знаю как вас, а меня это греет.  У каждого города должна быть своя  тайна. Тем более - у такого древнего как наш.