…Мне в России Руси не хватает…
В.С. Скворцов.
Родился я в воскресенье 15 июня 1958 года в городе Ленинграде в обычной рабочей семье. В деревнях в ту пору полным ходом проходили покосы. Поэтому есть в моём творчестве стихотворение с такими строками:
Я - сын последней деревенской воли,
Родился я в покос воскресным днём.
И деревенское бескрайнее раздолье
Впитал я с материнским молоком…
Одними из самых моих ранних воспоминаний остались две картины. Отец завёз меня на лодке на середину реки, где было очень мелко. И бросил там одного. В памяти осталась удаляющаяся лодка и отец на вёслах. А я стою по горло в воде и плачу… Вторая картина – мать поёт мне песню с такими словами: “Рябина, рябина, несчастная я, два парня, два друга влюбились в меня…”.
Так случилось, что Родина моя – СССР. Учился я в ленинградских школах № 1, № 12 и № 219. С 1973 года по 1977 год продолжил своё образование в Ленинградском электромашиностроительном техникуме по специальности “Электромашиностроение”. Вспоминаю эти годы, как одни из счастливейших! Студенческие вечера, сельхозработы по уборке картофеля, танцы под песни битлов и советских ВИА.
Ощущение полной свободы… Первая юношеская любовь и первый поцелуй…
Летом 1975 года с группой однокашников из шести человек покорил Северный Кавказ, пройдя по дорогам и местам боёв Великой Отечественной войны 1941-1945 г.г. и пронеся за плечами рюкзак весом в 40 кг. Маршрут начинался от посёлка Гузерипль. Далее проходил через Фишт к Красной Поляне, затем до Аватхары. Затем покорили мы знаменитые хребты Архыза и Домбая. Закончили мы маршрут измученными и полностью истощёнными физически. Добрались до Сухуми, пройдя пешком через горные перевалы и долины рек в общей сложности 450 км. Там, на горных перевалах, мы среди холода, голода и жажды, из сопливых и наивных юнцов превратились в мужчин, знающих цену мужской дружбе. Это было моё первое и последнее знакомство с настоящими горами, оставшимися в моей памяти на всю жизнь. Было нам тогда всего по 17 лет каждому. С тех пор прошло почти 50 лет. Но и сегодня, через столько лет, мы видимся… Помню, как добрались тогда на последние деньги до города Новороссийска, и я остался совершенно один в незнакомом мне городе с воспалением лёгких, железнодорожным билетом до Ленинграда и 7-ю копейками в кармане. Заняв своё место в вагоне поезда, я растянулся на полке в раздумьях – как же мне доехать до Ленинграда? Больному, измученному и без каких-либо средств? Но мне повезло – попутчица моя, женщина средних лет, тоже ехавшая в Ленинград, посмотрела на меня и поинтересовалась моим здоровьем. Узнав о воспалении лёгких, она тут же засуетилась и кормила меня всю дорогу до самого Ленинграда двое суток. Днём практически на каждой станции она покупала для меня свежие продукты. Может быть, поэтому я и выжил. Когда я после этого путешествия вернулся домой, мать меня не узнала. Два месяца назад из дома ушёл один человек, а вернулся другой… Сколько себя помню, я всегда был несколько тучен. В горах же за один только день я порою терял более 1 килограмма веса. Это путешествие стало для всех нас серьёзным испытанием!
Летом следующего года меня вновь позвала романтика приключений, и я завербовался в полевую геологическую экспедицию, проводящую геологоразведку в лесах и болотах Севера. К этому времени я достиг совершеннолетия – 18-ти лет. Там, в дремучих лесах и болотах моё глубочайшее убеждение, подогретое словами из песни Владимира Высоцкого о том, что “…если друг оказался вдруг… … парня в горы зови, не жди… ” потерпело полное фиаско! Я вдруг с ужасом для себя уяснил, что горы – это “ягодки” по сравнению с тайгой. Мне, 18-летнему парню, приходилось целыми днями таскать камни в рюкзаке за плечами по непролазной тайге. Иногда по пояс в болотной жиже проходил я с геологами в день 30-ти километровый маршрут, останавливаясь через каждые 50 метров для замеров радиоактивности и намагниченности коренных пород . От гнуса не было спасения. Но какая там была рыбалка! Никогда более я не видел столько рыбы! А охота!
Вообще геологи советских времён – это отдельная тема. Три четверти отведённого рабочего времени они обычно пили (причём всё, что горит), охотились и рыбачили. А в оставшееся время, спохватившись, навёрстывали упущенное рабочее время. Там, в тайге, встретились мне очень красивые, физически и нравственно сильные люди, знающие цену своему слову и своим поступкам.
Стоит ли говорить, что, когда через два месяца я вернулся домой, мать в очередной раз не узнала меня!
С 1977 года по 1979 год – служба в Советской армии в районе Семипалатинского ядерного полигона в Казахстане. О службе в армии, кроме сержантской муштры и совершенно курьёзных (даже смешных) случаев, вспоминать нечего. Хотя об этом времени можно было бы написать своеобразный роман. Там я в полной мере познал всю низость, тупость и продажность армейского руководства, голод и дедовщину в самых страшных её проявлениях. Поэтому вспоминать о службе в армии не люблю. Добавлю только, что по возвращении домой, мать снова не узнала меня. Да и я не сразу узнал её, так как не виделись мы 2 года. Встретились случайно на улице. Издали я увидел своего детского друга и узнал его. Рядом с ним стояла моя мать. Друг обнял меня и начал о чём-то говорить. Мать стояла за его спиной и, казалось, не замечала меня. Впервые мгновения мы не узнавали друг друга. Только через несколько секунд она вдруг узнала во мне своего сына и мы, обнявшись, расцеловались. Думаю, что не узнала она меня потому, что мы так давно не виделись. Кроме того, я был истощён скудным армейским питанием и был в военной форме. Кстати говоря, этот самый друг первые несколько дней на гражданке заново учил меня завязывать шнурки на ботинках и правильно заправлять рубаху в брюки. В это можно не поверить, но это было именно так. Как же всё-таки меняется человек, зависящий от обстоятельств и окружающего его мира!
Ещё помню, как первые дни гражданской жизни приносили для меня всё новые и новые открытия. Два года я не видел, к примеру, деревьев. Служба проходила в голой степи, где не то, что деревья, трава плохо росла! И вот я увидел дерево. Надо сказать, что меня поразило это обстоятельство. Я стоял и вспоминал, что деревья бывают очень высокими, а не такими карликовыми, как те, что росли у штаба нашей части. Ещё я был очень потрясён, когда увидел женщину, ведущую за руку очень маленького ребёнка. Помню, как смотрел я на малыша и удивлялся, какие маленькие люди бывают на свете! Но через минуту я вдруг вспомнил, что и я был когда-то таким же маленьким и понял, что это был просто ребёнок. Надо сказать, что и женщин за всё время службы я видел редко, да и то издали. Ушёл я в армию 18-летним юношей, а вернулся, когда мне был уже 21 год. Вот что порою делает с человеком служба в армии! Знаю точно, что мне просто тогда не повезло. Оказался я не в том месте и не в то время…
В 1979 году, вернувшись из армии, пошёл работать на Ленинградский завод “Электросила” техником–испытателем электрических машин. Со мною работал один мой товарищ ещё по техникуму, который просто бредил морем. Мечтал он стать капитаном дальнего плавания. За компанию с ним я в 1980 году поступил в Ленинградский институт водного транспорта на факультет “Судовые машины и энергетические установки”.
В 1983 году почти весь наш курс отправили на практику в Якутию. Часть из нас попала на реку Лена. Я же с другою частью студентов был направлен на реку Колыма. Работали мы мотористами на судах колымского флота. От верховьев и до низовьев арктического побережья пришлось исходить Колыму более 10 раз. Поднимались мы по малым рекам, впадающим в Колыму, на сотни километров. Не раз сидели мы на мели. Но работа была интересная. Никогда не забуду красоту и противоречивость колымской природы! А северное сияние! Для молодого человека, только ещё вступающего в мир, это были непередаваемые впечатления! Районы эти живут полной жизнью только 5 месяцев в году, пока идёт нвигация и вскрыты реки. От одного маленького посёлка до другого расстояние по нескольку сотен километров! Приходилось видеть и заброшенные лагеря времён сталинской эпохи. Но самым сильным потрясением в то незабываемое время была наша ледовая эпопея, когда судно наше село на мель в 400-х километрах от ближайшего посёлка. Главные ходовые двигатели из-за нерадивости команды и капитана вышли из строя. Все вспомогательные энергетические установки к тому времени были разобраны для проведения аварийного ремонта. Поэтому электроэнергии на судне не было. Повариха отказалась кормить команду, которая днями на пролёт бесцельно блуждала в поисках спиртного. На календаре был октябрь, конец навигации и начало Белого Безмолвия. По Колыме полным ходом шла уже шуга (первые льдины). Днём температура воздуха была ниже 10-ти градусов. Ночью температура опускалась ещё ниже. В моей каюте иллюминатор с разбитым стеклом пришлось забить подушкой, так как в каюте температура воздуха ничем не отличалась от уличной. Спать приходилось под двумя матрацами, натянув на себя всё, что попадало под руку. На голове шапка-ушанка, на носу очки, (всю жизнь я ношу их), казалось, с ними было теплее! Помню, как снимая очки, я чувствовал, что мой нос, переносица и брови тут же начинали мёрзнуть. На ногах единственно оставшаяся обувь – резиновые сапоги. Днём в сапогах по промёрзшей стальной палубе ходить было нестерпимо. От холодной стальной палубы горели пятки. Самое трагикомичное в нашем положении было то, что рация тоже не работала. И мы не могли подать сигналы SOS в эфир.
Нашли нас через 2 недели. Сначала прилетел вертолёт, а затем прибыл и буксир для съёма нашего судна с мели. Но сняли нас с мели не сразу. Для начала подошедший к нашему судну буксир снесло сильным течением реки, и он получил небольшую пробоину в носовой части от столкновения с нашим судном. Мы вместе с командой буксира поборолись ещё за живучесть буксира, прибывшего для нашего же спасения.
Так или иначе, прибыл я в пункт приписки флота и в срочном порядке был отправлен на самолёте в родной Ленинград через Москву. В столице меня чуть было не забрали в милицию за внешний вид, когда я прогуливался по Красной площади. Но, когда милиционер, остановивший меня для выяснения моей личности, узнал, что прибыл я с Колымы, он рассмеялся и отпустил меня. По приезду домой мать в очередной раз меня не узнала. На этот раз не виделись мы 6 месяцев.
В 1985 году я закончил институт. Получил диплом судового инженера-механика, и по моей просьбе комиссией по распределению молодых специалистов был отправлен в г. Сургут, что в Западной Сибири. Проработал там на ремонтно-эксплуатационной базе флота Обь-Иртышского речного пароходства ровно два года. Поездил по Сибири в командировках. Побывал в Тюмени, Нефтеюганске и Тобольске.
В 1987 году вернулся в родной Ленинград и всю свою жизнь проработал на металлообрабатывающих заводах города. Работать пришлось в различных должностях от мастера производственного участка до начальника цеха, главного инженера, технического и исполнительного директора малых предприятий. Слабыми чертами своего характера считаю веру в человека и то, что никогда не смотрел начальству в рот. Думаю, что благодаря этому мне не довелось в армии стать генералом. И именно поэтому на производстве довелось мне пройти путь в обратную сторону от директора до мастера производственного участка. Кроме того, меня так же, как и всю страну, захлестнула сначала перестройка, потом лихие 90-е, а затем первые годы нового столетия со всеми вытекающими из этих перемен последствиями. Так, в постоянной смене впечатлений и даже приключениях, а затем в работе на производстве прошли мои детство, отрочество, юность, молодость и наступила зрелость.
Первое своё стихотворение я написал ещё в 1976 году. Навеяно оно было известнейшей в то время песней английской рок-группы Animals под названием “House Of The Rising Sun” и весьма лёгкой интерпретацией русского варианта этой песни с названием “Гимн восходящего солнца”. Назвал свой стих “Дом, стоящий там”. В этом стихотворении я соединил своё понимание этой английской песни и услышанного русского вольного варианта. Вот строки из этого моего стихотворения:
Ходит по свету легенда о том,
Что средь высоких гор
Стоит на крутом перевале одном
Дом, где солнце встаёт.
И счастлив тот, кто этот дом,
В один прекрасный день,
Найдёт и скажет себе лишь об одном –
Вот дом, где солнце встаёт!
Справедливости ради нужно признать только, что первую строчку стиха я позаимствовал у кого-то из наших всеми забытых сегодня поэтов. Не помню у кого. Тогда же, в 1976 году, студенческая рок-группа под названием “Shadows” (”Тени”), в которой я был заводилой, исполняла эту песню с моим русским текстом. Остались даже магнитофонные записи. Каково же было моё разочарование, когда через 30 с лишним лет прочёл я буквальный перевод этой песни. В ней рассказывалось о некоем доме, “стоящем где-то там” в далёком Новом Орлеане. Живут и работают в этом доме ненесчастные женщины, вынужденные продавать себя от безысходности своего существования…
А вот о родном городе Ленинграде – Санкт-Петербурге у меня, к сожалению, написано всего одно стихотворение за всю мою жизнь. Называется оно “Под музыку крыш”. Есть в Питере кафе с таким названием.
О КОРНЯХ
Корни мои крестьянские, деревенские. Практически всё своё детство в 1960-х годах провёл я в деревне у бабушки с дедушкой в деревне Байково Дедовичского района Псковской области. Поэтому, когда я начал писать стихи и прозу, я взял псевдоним - Василий Байковский. По имени своего отца и названию деревни. Вот там-то, в русской деревне, и был я навек пленён красотой русской природы и души русского человека. Бабушка с дедушкой были очень старые. Когда я подрос, они едва управлялись со мною, да ещё с двумя-тремя такими же бесенятами, моими двоюродными братьями и сестрой. Мы были предоставлены самим себе. Колхозные лошади все без исключения принадлежали нам (в то время, когда те не находились на колхозной работе). Помню своего коня. Звали его Герой. Был он очень старым и седым. Но я умудрялся скакать на нём, переходя с рыси в галоп. Как-то один раз мы пересекали железнодорожное полотно, и Герой на полном скаку споткнулся. Я перелетел через его голову и упал на землю, потеряв сознание. Когда я очнулся, рядом никого из друзей не было (все видимо не заметили потери “бойца”). А рядом со мною мирно стоял преданный Герой...
Реки, поля, дороги и даже леса принадлежали тоже нам, дружной деревенской ватаге. Мчались мы на этих лошадях по дорогам, полям и лесам не то что без седла, а зачастую даже без уздечек, держась просто за конскую гриву. Ночные купания лошадей, туманы на реке, языческие страхи и байки про леших, домовых, кикимор, русалок, подпитываемые старинными сказками моей старенькой бабушки...
Помню один страшный рассказ из её молодости. Было в нём что-то старинное, языческое. Рассказывала она, что в дореволюционное время люди ходили в Питер (так она тогда называла Ленинград) пешком. И вот как-то одна молодая девушка, пройдя много вёрст, устала и легла отдохнуть под деревом. Заснула с открытым ртом. Так и спала… А с дерева спустилась змея и вползла ей прямо в рот. Так и жила внутри её долгие годы. А девушка та стала потом ведьмой…
Иногда, раздумывая над такими деревенскими байками, я прихожу к мысли о мудрости наших предков. Думаю, что такие байки были для народа некоторым назиданием в дорогу. Видимо, слушая их, слушатели тех времён уже не разевали рот в опасном путешествии. Вот вам и народная мудрость! Вот так закладывалось в мою детскую душу языческое чувство единения с природой. Отсюда и истоки моего творчества.
Вспоминается ещё один эпизод из моей жизни. Самый, наверное, ранний. Как я уже отмечал ранее, до школы я рос в родной деревне. Родители жили и работали в Ленинграде. Мне очень нравилась деревенская жизнь! Но однажды родители привезли меня в Ленинград, который мне по всей видимости страшно не понравился. Помню, как страдал я по деревне (а было-то мне 5 ЛЕТ!). Ностальгические чувства раздирали мою детскую душу…
И вот однажды приехали мы в гости к родному брату отца, жившему под Ленинградом. Место это называется Бугры. Сейчас это уже окраины Питера. Тогда места эти были совсем не городскими, а самыми что ни наесть деревенскими.
В памяти стоит картина - вышел я в Буграх на проезжую дорогу и вдалеке увидел такую же гору, как в родной нашей деревне на Псковщине. Увидел я такой же дуб, как рядом с дедовым домом и ещё несколько деревенских домиков. Помню, как я в тоске по родной деревне один без родителей пошёл по дороге в направлении к этому дубу. Мне казалось - там добрая моя бабушка и родная моя деревня. ВОТ ЭТО ЧУВСТВО Я ОЧЕНЬ ХОРОШО ПОМНЮ!
Я шёл по дороге, а мимо проезжали машины. Я плакал от обиды на родителей за то, что они оторвали меня от любимой моей бабушки. Больше я ничего не помню. Наверное, меня нашли родители и вернули назад. Кстати говоря, в моей родной деревне дуб этот и сегодня стоит на том же месте. Интересно, сколько же ему лет, если и тогда, 60 лет назад, он так же был виден за много километров от деревни?
Вот так и сформировалась в моей душе тема любви к родной земле и людям, живущим на ней. Так прошло мимо меня когда-то СВЕТЛЫМ АНГЕЛОМ МОИМ ПУТЕВОДНЫМ моё счастливое детство, которое не отпускает меня и по сей день.
Это всё, что я могу рассказать о себе. Более подробно расскажут обо мне мои стихи и проза.
Василий Байковский.
г. Санкт-Петербург.
25 сентября 2013 г.