Утонуть в океане времени - тоже выбор

Борисова Алла
Ни сомнений, ни шансов — они не промахнутся, и никто не услышит выстрела. Даже ветер мешал бежать, вставая на дыбы, становясь заслоном.
— Да кому нужны мои жалкие три единицы? — Безысходность окатила ледяной волной. Я бежала со всех ног по ночной улице, слыша сквозь вой ветра топот бегущего следом.
Влетев в узкий переулок, вцепилась взглядом в стальную лестницу на стене дома. Шанс. Мигом выскочила на крышу. Ветер бил в лицо, ночь сияла звёздами. Холодная, неуютная и последняя.

— Спрыгнуть на чужой балкон? — Глянула вниз, — стена ровнее не придумаешь. Кричать, звать на помощь? Кто-то услышит и прибежит? Нет. В мире, где можно прикупить годы жизни, люди не спешат выручать кричащих от ужаса. Ночами улицы пусты, ибо редко кто, как я, пойдёт в тёмном городе прогуляться пешком. В таком мире не выходят на улицы затемно.

Теперь понимаю — кто работает с покупателями и товаром, находят средство их выманить. Попалась, как последняя идиотка. Вот суки, узнали же. Дёрнуло побежать сразу после звонка. Но я же закончила книгу, обрадовала заказчика и полетела. Мне позарез нужны деньги, чтобы купить ещё хотя бы сотню лет.
— Дурацкая шкала с минимальным сроком, — взглянула на запястье , где светились под кожей цифры, — зато у кого-то сегодня прибавится, если не найду выхода.

Ветер свистел, издеваясь — выход один. Когда заказали, сколько не бегай, достанут. Пусть мне ещё девяносто два, я разобьюсь об асфальт, зато дрянь, оплатившая даже не зная сколько мне дано, не получит ни года.
Ветер отпустил меня на краю. Прыгнув, не почувствовала страха. Только злорадство — не достанется.

***

Сумерки перед глазами растаяли. Я — в кресле. Великий программист, гений компьютерного дизайна — напротив. Крутит в руке мигающий цилиндр.
— Мне жаль, — Марк, как всегда невозмутим.
В моей голове ещё свистит, издеваясь, ледяной ветер, но память вернулась, и я сузила глаза.
— Жаль? Амиго, я подписала договор на счастливую жизнь, а не на ту, от которой бросаются вниз с крыши дома, в мире полном ненависти и крови. А тебе всего лишь жаль. Ты меня растрогал — уже плачу.
— Ещё как жаль, но это твоя вина.

Марк выключил мониторы. Тишина.
— Анализирую. Не возвращать ли половину суммы тем, кто не умеет жить счастливо.
— Не дурачь меня, перечитай контракт. Пункт про счастливую жизнь в каком-то из твоих миров.
— Стандартный базовый пакет. Твои дополнения выполнены — рождение в благополучной семье, средний достаток, мир без политики, войн, ты талантлива в чём-то одном, здорова. Что не так?
— Условия того мира не так. Почему мне досталось всего сто одиннадцать, а кому-то под завязку: девятьсот девяносто девять. Это же не я придумала?
— Не ты, — Марк достал из кармана тонкую пластину, — поверни руку шкалой вверх.

Скользя по коже, пластина щипалась. Я закрыла глаза, пытаясь придти в себя, поверив до конца, что это была, лишь виртуальная жизнь, и она кончилась. Моя же, пусть и не в лучшем из миров, осталась.
— Всё, я закончил. Хорошего вечера. — Похоже я перестала его интересовать. Да и ладно. Хотелось дать ему пенделя или наговорить гадостей. Всё-таки та реальность ещё сидела на подкорке, жила где-то внутри меня сама по себе.
— Счастливая жизнь в тупом, злобном мире. Желаю тебе такой же. А знаешь, я рада, что там у меня было всего лишь три единицы.

И тут он развернулся и пошёл прямо на меня. Его гнев, его отчаянье я почувствовала кожей и отпрянула.
— Посмотри на шкалу! Там три девятки! И у всех в моём мире, сначала три единицы, а на самом деле девятьсот девяносто девять. Сто одиннадцать лет — всего лишь рубеж, взлётная полоса. Это конец раннего детства! В котором люди просто играют, дружат, объединяются, познают мир, себя. Вы сломали мой мир, но я рад, потому что нельзя верить во всех людей — они слишком разные.

— Зачем такой обман? Каждый знает только свой жизненный срок, и если ты всем заложил сначала минимум, то это же смешно, потому что там все знают что есть больше. У кого-то больше. Удачливым идиотам с неба свалился океан времени, а такие как я ни черта не успевают, потому что всего сто с копейками.
— Всего? Здесь живут гораздо меньше и успевают. Я заложил бонус к программе. Пережив предел, каждый следующий день люди принимают, как подарок. Дальше никто не знает сколько впереди, и страх пройден. Я мог предположить, что вы изобретёте бизнес долголетия? Начнёте покупать липовые годы, якобы дополняя свои? Обман, хитрость и тупость? Не думал о таком.

До меня дошло: Марк не был виноват ни в чём, по крайней мере со мной. Начиная с четырнадцати, узнав свой лимит, я зубами хваталась за всё подряд. Хотела так много успеть. Прав, научная скотина: здесь и до ста редко кто доживает, а там у меня были гарантированные сто с лишним, но...
— Если ты это не закладывал, почему люди в том мире стали покупать убийство?

— Потому что таковы люди. Хорошо не все. Не все, как ты гонялись за дополнительными жизнями, работали на дядю, а не на себя. Не все искали пройдох.
Далеко не все, а теперь иди домой. Я не изменю условий и в следующих контрактах.
— Ты зверь, амиго.
— Напротив, я человек разумный. Узнал новую фишку своего мира — он вычисляет нормальных людей. Вспоминай, кто жил радуясь, не боясь смерти.

***

У Элис большая, благополучная и очень красивая семья. Молодые, здоровые. Ведь там никто не стареет. Дожив до тридцати, такими и остаются. Всегда думала, что ей-то за триста, как минимум. Помнила её с детства, а родители говорили, что Эли жила здесь когда они только купили дом.

Элис и её неповторимые цветы. Она совершенно не думала о смерти.
— А вот как это? — Я налила себе кофе и врубила музыку. Мы провожали их с мужем и одним из сыновей. Отлично помню: какая-то новая планета, чуть ли не астероид. Она заключила контракт на её озеленение. Нет конечно, на свои цветы: на те, которые удастся развести в том климате. Черт побери, я же ляпнула бестактно и глупо, — а если вы умрёте?

Как спокойно она смотрела на меня, улыбаясь, без тени сомнений.
— Все разработки сохранены. Везу с собой. Легко продолжить любому из ботаников экспедиции.
И она не умрёт. Ни она, ни те кто улетели на эту дурацкую планету. Они и правда будут счастливы. Да и здесь не были несчастны. Сад полный волшебных растений. Элис вывела поющие цветы, работала над вибрациями каждого лепестка, добиваясь понимания с миром растений.

Потом не бывала в их саду — въехали новые жильцы. Я скучала по ней, но помнила, как Элис сказала, что жить долго на одном месте и заниматься одним и тем же, ей чуть надоело. Радовалась новым возможностям, даже не представляя, чего это будет стоить.

Так вот в чём фишка Марка. Почему её никто не пытался убить? Может, потому что и она не думала прибавить, докупив. Какая-то неосознанная мысль пробивалась сквозь калейдоскоп событий того мира.
И всё равно до меня не доходило, как можно спокойно жить, не зная сколько впереди. Принимать каждый новый день, как подарок. Хотя, стоп. Был же ещё чудак в том погребке.

***

В полутёмных барах-погребах на окраинах собиралась самая последняя шваль. Я работала там официанткой. Как же доставали эти идиоты. Отрывались по полной. Теперь-то я понимала — это тоже результат трёх единиц. Мальчики и девочки похожие на тени, бросившие думать о чём-то кроме кайфа, долго не жили. Все считали, что их заказывали. Какие же мы были идиоты. Суицид для вот такого ошмётка человека — самое то. Но никто не верили в самоубийство. Какой там. Убили однозначно, кто-то прибавил себе сотни лет.

Тот человек всю ночь просидел тихо за маленьким столиком в углу бара, а под утро пересел к стойке. Спросил, кто здесь совсем недавно. Уверял, что это не конченные люди. Он как раз работает над биоэнергетикой человека, и можно уже начинать верить, что мир не всегда будет таким.

И у него не было ни страха, ни отчаянья, ни желания сбежать. Он никуда не торопился, черт побери. Были ли у него пройдены чёртовы единицы, или он, как и я ничего не знал. Не важно — у него было дело, в которое он ушёл с головой и смысл жизни. Наверное такой вообще не думал о времени — просто жил и делал мир лучше.

***

Я ходила по комнате, пытаясь сложить пазлы, но они рассыпались.
Мелькали знакомые лица. Искала тех, кто не жил как я, кто был спокоен и счастлив. Я отказалась иметь детей — на кой, когда и с браком-то ничего путного не вышло. Мой бывший муж, ненавидел меня уже через год. Встретил бы, лет через тридцать, после развода — отскочил бы в сторону. Да и я бы не обрадовалась — мерзкие воспоминания. Но ведь были и другие. Хотя бы пара горняков, как я их называла. Уж больно шустро они лазали по скалам всем многодетным семейством, дарили нам фотографии, рисовали маршруты, уговаривали рвануть в другой раз с ними.

— Этой паре было уже не по двадцать, — чуть не обожглась, наливая вторую чашку, — вот прямо сейчас возьму и поверю, что надо ждать того, кого точно любишь, а не трахаться со всеми подряд и выбегать замуж за первого встречного, кто согласится пока так же влюблён.

А кто-то ждал вторую половину. Встречала таких. А если не дождёшься? Куковать в одиночестве, довольствуясь чем попало? Эх, ну почему я не знала, что шкала это просто планка. Если бы всё вернуть, понимая, что каждому нужен только один единственный, который обязательно встретится. Но я торопилась. Всегда торопилась.

***

Закат сегодня какой-то больно розовый. Вздохнула свободно, — всё-таки я жива и у меня здесь... А что у меня здесь? Села в кресло и опешила.
— Скотина ты, Марк, всё тоже самое и здесь. Только там есть другая планка, и тогда даже сто с лишним и пожизненная молодость кажутся маленькой подачкой, потому что есть больше, а у кого ты не знаешь. Скотина, космическая скотина. Марк, я ненавижу тебя — ты прав, я плохой человек и это мои ошибки.

Солнце село, а я не включала свет. Слезы текли по щекам, во мне что-то боролось. Я старалась оправдать себя остальными — они хуже, в сто раз хуже чем я. Все эти денежные мешки, прокручивающие аферы, банкиры с немыслимыми процентами. Они жирно, клёво жили, но они, Марк, пили кровь из всех, кто совался в их фирмы или банки. Люди работали сутками, чтобы погасить кредиты.

Я гнала новые и новые воспоминания, стараясь увидеть худших. Образы ускользали, а липкая лживость их не удерживала. Видимо совесть у меня ещё оставалась, ибо она настойчиво твердила мне: "Кто мешал жить не гробясь?".

Я могла писать книги для себя — мне нравилось. Любила сказки и получалось. А вот эти, которые стала писать на заказ, зная под чьими именами они издавались. Эти зачем?

Мало было моей квартиры, дома, родителей, друзей, возможностей?
Мало. Вбила себе в голову, что открою издательство и уж тогда доживу до конца на широкую ногу. Не сказочницей, коих тысячи, а хозяйкой, у которой на поводке будут и сказочники, и реалисты.

Эх, Марк, твоя программа чудовищна. Сколько же настоящих книг я не написала, сколько удовольствия от каждой истории не получила.
Но их писали другие. Я с ними встречалась, зачитывалась их строками — отлично, душевно. Не очень-то и известные — без пиара. Зарабатывали не так и много, но они жили и писали для себя и для тех, кому нравились их книжки.

***

Тот мир раскололся на два, когда кто-то пустил слух, что можно, убив другого, получить свои с плюсом в сотню, а то и больше. Мол, тогда картинка на шкале покажет новые цифры. Я попалась, как муха в паутину.
— Путь к ним долгий, не каждому ответят, назначат. Не с каждым договорятся, без денег не ходи, — шептали в укромных местах незнакомцы, соблазняя, — целая тайная канцелярия.

Сейчас, сидя в своём мире, в своём доме, я прекрасно поняла, что канцелярии не было. Были заказчики, и они сами оплачивали свою смерть. Меня собрались грохнуть раньше чем я заплатила всю сумму, а им это было и не нужно.

Страх умереть на фоне заказных убийств — это нормально. Ведь никто никогда не узнал бы, что за цифры на руке. У всех изначально было сто одиннадцать, а на самом деле почти тысяча без года. Мы сами убивали себя.
Сука ты, Марк. Это не компьютерный мир — это тест на человечность, и я его не прошла.