По четвергам в старинном особняке с окнами в поросший мхом, сумрачный парк собиралось общество. Это были люди благородного происхождения с изысканным вкусом и блестящими манерами. Они носили одежду с фамильными гербами и пили прекрасное вино за добрые времена и верность традициям.
В их кругу всегда занимались только значимыми и вызывающими уважение делами: проводили ежегодные балы, устраивали большую охоту на лис, заключали сделки, выгодные для благосостояния и будущего семьи. А все, что могло обеспокоить душу тяжкими думами, было под запретом. Они Придумали свой мир, зажгли лампы и задернули шторы, как набрасывают покрывало на морду лошади, чтобы не понесла от страха и не погубила себя и седока, или на клетку с крикливыми птицами. Так и непредсказуемое небо за белой тряпкой грохотало, сияло, плакало, отпускало, хоронило, возрождало, освещало и укрывало, но никто из них этого не замечал.
Как и многие дети в благородном обществе, она выросла за белыми шторами. Круг желтого прогорклого от времени света над головой заменял ей тонкий луч утреннего солнца, крадущийся по подушке, и тихий закат, золотящий предметы в комнате. Запах грозового воздуха ей был незнаком, но запертая в придуманном мире утонченных вещей, она рисовала в своем воображении другой мир, где как в немом кино, двигаются и разговаривают черные силуэты – люди без прошлого и будущего. Вот только у них не было ни лиц, ни голосов, ведь прежде ей не приходилось встречать никого из тех, кто живет по ту сторону мрачного парка. От этих фантазий по телу пробегала дрожь, становилось холодно и страшно, но сердце находило в этом необъяснимо желанную муку.
Она Верила: однажды в окна с накрахмаленными шторами ударит ветер и распахнет ставни. Зазвенит стекло! И тот, настоящий мир заполнит каждый уголок комнаты, станет ее воздухом, новым смыслом жизни.
Однажды порог особняка переступил странник. Общество прежде никогда не принимало чужаков. Но время шло, и на памяти каждого здесь было слишком много заломов. Они нуждались в новых воспоминаниях, которые невидимыми оковами снова будут удерживать их вместе. Появление незнакомца пришлось на середину жаркой дискуссии. Рассуждая о пути, который уготован любому и с которого невозможно свернуть, джентльмены в своих дорогих костюмах с золотыми запонками чувствовали превосходство над остальными. Эти разговоры как некий ритуал повторялись в каждую встречу. Их ненавидели, но без них было никак нельзя. Чужестранец мог стать новым зрителем их заигранной пьесы, и его приняли с большим радушием.
Он был бледен, как святой, как если бы мельтешение дней и ночей его не трогало. Ни один из присутствующих не предполагал, что этот кто-то Сомневался в их превосходстве, могуществе, безусловной правоте. Да и как? Он смотрел на всех одинаково ровным, принимающим взглядом. Трепещущая на его губах полуулыбка усмиряла разгневанные сердца, так приятно холодит затылок больного горячкой нежный шелк свежей наволочки. А в небрежной походке, легковесных, скользящих по паркету шагах не читалось никакой угрозы их миру. Но та, кто Верила, сразу почувствовала неуловимое движение в воздухе, будто над головой нестройным рядом проплыла стайка мыльных пузырей. Она поняла: теперь все будет иначе.
Когда странник вышел из большого зала, прикрыв за собой двери, внутри было так же шумно. Звенел хрусталь приветственно ударяющихся друг о друга бокалов с шампанским, грудной женских смех рассыпался среди мужских хмельных голосов.
Погруженный в свои мысли, он спускался вниз по белой мраморной лестнице. Звук шагов гасил густой мягкий ворс брошенной на ступени ковровой дорожки. Еще несколько вдохов и выдохов, и душный сверкающий мир останется позади. Обычно людей пугает неизвестность, то, с чем они могут столкнуться в дороге, но на той и этой земле, под этим и тем, другим небом, он встречал лишь тоскливую, изнуряющую душу предсказуемость. И здесь, в этом собрании избранных господ, он узнавал под масками почтительного благородства все те же жадность, зависть, ярость и похоть и мог лишь понимающе улыбаться им в ответ. Порочные связи крепче дружбы, сильнее любви – из них не выбраться, не бросившись в бездну. Изгнать порок из себя можно только вместе с жизнью – ему это было известно, как никому другому.
С верхней площадки лестницы раздался оклик. Несколько секунд он стоял, прикрыв веки, и слушал приближающийся шелест легкого платья. И лишь когда сбившееся дыхание послышалось прямо за спиной, заставил себя посмотреть на нее.
Перед тем как сойти с мощеной дорожки, они оглянулись на особняк в последний раз. Ей казалось, что вечернее солнце, опустившись за потемневшими от времени каменными стенами, ласково струится теплым золотом через длинные ряды окон. Он видел, как за накрахмаленными французскими шторами беспечно плещется сверкающий камнями, начищенным столовым серебром и золотыми подсвечниками мир.
Влажная темнота парка медленно наползала на изумрудную, идеально ровно подстриженную лужайку. Пришла пора выбирать.
Путь, которым он следовал, пролегал вдали от проторенных дорог и не щадил тех, кто хотел себя поберечь. А она была так нежна и уязвима. Не погубит ли ее отчаянная жажда жить? Он Сомневался.
То, что оставалось позади, было до дрожи дорого и мило душе, но давно не утоляло ее мечты. Теперь завтра уже было предначертано - идти рядом с ним как по тонкому льду. Она Верила.