Утро вечера мудренее, жена мужа удалее. Любовница — не исключение.
С безукоризненной заботой Людмила Егоровна проводила Игоря Петровича, озабоченного социалистическим хозяйствованием, на работу в Главстрой, а затем отправилась прямиком в спальню к Максиму. Выспавшийся и полный свежих сил, он с нетерпением ждал её.
А где-то через пару часов они позавтракали и отправились выполнять ответственное поручение Елены Сергеевны — одарить единственного и драгоценного сына с ног до головы всякими модными шмотками, как потенциального жениха Любавы. Джинсы, шорты и кроссовки, футболки и рубашки, электробритву и часы электронные — все товары, в основном, заграничные, без проблем приобрели в блатных точках.
Хороши и подарки: для возможной невесты — французские духи «Мисс Диор»; для её мамы, Розы Григорьевны, — «Климат от Ланком»; Игнатию Васильевичу предназначался одеколон «Ожён», советско-французский.
— Твоя мама никогда не жадничает, — заметила Людмила Егоровна. — Прелестные подарки обязательно понравятся. Едем к следующей маминой подружке.
Вскоре Максим восхищался:
— «Мишка на Севере»! Любимые конфеты будущей невесты. Кроме того, «Белочка» и «Трюфеля». Как мама догадалась?
— А что тут догадываться? Они, твои знакомые, тоже из номенклатурного круга, за варёной колбасой в очереди не стоят. Да и не нужна она им, бьюсь об заклад. Сырокопчёной, небось, увлекаются. Едем в следующую точку?
— Конечно. А что «дают» там?
— Спецраспределитель. Всего полно. Затаримся для нашего дома.
Загрузились ею, колбасой сырокопчёной, а также ветчиной, швейцарским сыром, чёрной икрой, бужениной, натуральным молотым кофе, тушёнкой, бананами, апельсинами и туалетной бумагой. В следующей блатной точке — отборной свининой и говядиной.
— Учись правильно жить, Максим, — по дороге домой поучала Люся. — С кем поведёшься, от того хорошего товара и наберёшься. Цени выгодные связи превыше всего.
— У меня всё получится как по нотам, — прихвастнул Максим. — Партийный билет в кармане, и не тупая голова на плечах имеется. Женюсь и сделаю отличную карьеру, даже не сомневаюсь.
— Меня забудешь?
— Забуду, Люся.
— Хоть иной раз вспоминать будешь?
— А зачем? Начну жизнь с чистого листа.
— Так не бывает.
— То есть?
— Я в твоей удалой головушке мысленно возникать буду. И никуда тебе не деться — затоскуешь непременно. Будешь с Любавой миловаться, а обо мне мечтать-унывать. А, может, она красивая, но совсем глупенькая?
— Люся, оставь при себе гипотетические измышления.
— Поживёшь с ней и увидишь, но в моей бабьей памяти навсегда останешься, потому что ты — настоящий бриллиант. Жаль, что женишься. Оно тебе надо, скажи?
— Чудно ты рассуждаешь, — уклонился от честного ответа.
— Так и рассуждаю, что женского счастья не существует в условиях семейной жизни. Семья — скучно и хлопотно. До свадьбы — стыдливые поцелуи. В законном браке — беременность и роды. А дальше — пелёнки. О чём и о ком там вспоминать?!
— Насчёт детей я соглашусь. Надо пожить для себя. А в остальном я буду верен жене. Даже в мыслях. Любить её буду.
Нагло врал он, желая выглядеть перед Люсей, конечно, порядочным и честным. Она почему-то не стала возражать:
— Не спорю, попробуй. Может, получится.
— Люся, давай, не будем сегодня накручивать километры. «Семёрка» и так в порядке. Пообедаем и к тебе на дачу. Мне там понравилось. Ты настоящая богачка!
— И не сомневайся.
— Как удалось? За что тебе так щедро платили? И кто, однако, ты на самом деле?!
— Любопытной Варваре на том базаре...
— Тогда извини за нескромные вопросы.
— Я не обиделась. Надо уметь правильно жить, вот и весь секрет. С выгодой во всём.
— От меня тебе какая выгода?
— Когда-нибудь расскажу, а пока не допытывайся.
После неспешного обеда в уютном кафе отправились на дачу. Максиму впору было вновь ахнуть: да, всё шикарное — от мебели до видеомагнитофона.
Людмила Егоровна шустро подсуетилась, и на журнальном столике возникли бутылка коньяка, кофе и конфеты:
— Чувствуй себя, Максим, как дома. Кстати, я тоже, как и твоя будущая половинка, обожаю «Мишку на Севере». Если честно сказать, то я ей здорово завидую. Везучая она. Ладно, давай, смотреть видик.
— Может, в другой раз? Лучше выпьем.
— И выпьем, и посмотрим. Обещаю, что тебе скучно не будет. Я тут без ума от одного фильма. Его за бугром вовсю крутят в кинотеатрах, а у нас всё более или менее приличное, сам знаешь, можно достать только из-под полы. Держи кассету.
— Зачем она? Народный хор, судя по наклейке.
— Конспирация при доставке. За наличие такой кассеты можно запросто получить на орехи от компетентных органов. Ты же на меня не станешь сексотить.
— И не подумаю. Так о чём фильм?
— Об одной красавице, на мой взгляд, далеко не легкомысленной. Она стала моим кумиром с того часа, как я узнала о ней.
— Любопытное признание. Подробней, пожалуйста. За что её можно было так обожать?
— Полная раскрепощённость страстной и увлекающейся натуры!
— И чем же она увлекалась?
— Блуднями.
— Развратными похождениями?
— Абсолютно точно.
— И ты говоришь о ней, как о своём кумире и называешь её «далеко не легкомысленной»?
— Конечно. Жаль только, что я не могу перевоплотиться в неё, как в своего кумира. К сожалению, я живу в СССР.
— Ты же не считаешь себя развратной?
— Не будь смешным. Я уже откровенничала с тобой по этому поводу: у меня было немало мужчин. Один из них — твой папа. И кто он такой, если не самый настоящий развратник? Мама твоя — того же поля ягодка. Полноценная развратница. А ты сам — начинающий развратник. Не так ли?
— Ни разу не задумывался.
— И не надо. Живи удовольствиями, пей, веселись, будь сам себе богом на земле.
— А ты себя чувствуешь богиней?
— Учусь быть ею. Вот сейчас я властвую над тобой. Никуда тебе от меня не деться без моего на то согласия.
— Возьму и уеду, Прямо сейчас. К ней.
— Не уедешь. Я тебя запрограммировала. Только обо мне и способен думать. Кстати, впредь угрызений совести перед Любавой никогда не будешь чувствовать — стыдиться своих поступков ты не способен. Безгранично восхищаюсь тобой.
— Моим отцом больше не восторгаешься?
— Разумеется, нет. Я ему благодарна за всё хорошее в моей жизни. Правда, он в некотором смысле консервативный мужчина. По крайней мере, «интересное кино», а таких кассет у меня собралось больше дюжины, предложить ему для совместного просмотра я пока не решаюсь.
— Скандал устроит?
— Не поймёт. Посчитает за чушь собачью любой сюжет.
— Любопытно. Сам — развратник, как ты точно говоришь, а кино про блудни смотреть не желает.
— Он самый скромный развратник на всём белом свете. Ну да. А я, наоборот, мечтаю раскрепоститься когда-нибудь до неприличия.
— Ты мечтаешь именно об этом?!
— Могу утверждать, что мечтаю и днём, и ночью. Я бы даже хотела, чтобы в нашей безрадостной стране произошла сексуальная революция. Но вряд ли так случится. По крайней мере, в ближайшее время и при нынешней-то власти. Тем не менее, и без революции высший смысл моей жизни — наслаждение.
— Посмотрела «левый» фильм и враз поняла высший смысл?!
— О запретном я ещё школьницей серьёзно подумывала. Фривольное сочинение написала про Веру Павловну по роману Чернышевского «Что делать?». Выдумала пятый сон. А снов у Веры Павловны было, как известно, четыре, а они показались мне скучными. И тогда я хватила через край, насочиняв нарочно кучу ужасных физиологических подробностей. Меня сразу вызвали к завучу, поставив за мою честную писанину о любовном треугольнике жирную двойку.
— Припоминаю, что я получил отличную оценку. Всё по уму написал. С уверенным заглядом в светлое будущее.
— Вот видишь, какой ты был с юности правильный.
— Ну да. Только не верится, что одна-единственная книжка кардинально повлияла на твою судьбу.
— Ты правильно подметил. Не только книга. До сих пор восхищаюсь революционерками-блудницами. В своё время о них мне рассказал известный тебе деловой мужчина.
— Не догадываюсь, кто он.
— Возлюбленный твоей матери.
— Леонид Артёмович?!
— Он самый. Я уже тогда, в старших классах, была совершенной красавицей, а он около года работал почему-то учителем истории в школе, где я училась.
— И тоже прочёл твоё «талантливое» сочинение о Вере Павловне?
— Не только прочёл, но и однажды предложил продолжить разговор на пикантную тему сразу после уроков.
— Приставал к тебе, наверное?
— Нет, ни жестом, ни словом. Я пообещала быть с ним откровенной по той простой причине, что полностью доверяла ему. Было в его манере общения со мной что-то дружеское и неформальное. Возможно, гипнотическое. Он задавал мне разные вопросы, в том числе, и щекотливые. Я правдиво отвечала, краснея. Вдруг он спросил, глядя прямо в глаза: «Люся, ты, наверное, мечтаешь стать валютной проституткой и много зарабатывать денег?» Я намеревалась возразить, солгать, но не смогла.
— Почему ты резко не оборвала разговор, а призналась в тайном намерении? Тоже мне учитель нашёлся.
— От общения с ним я испытывала странное удовольствие, незнакомое прежде. Если бы он вздумал меня обнять и поцеловать, то я бы нисколько не сопротивлялась. Да хоть бы раздел на школьной парте!
— Догадываюсь, что он разубедил тебя?
— Да. Терпеливо объяснил, что я выбрала дешёвый и сомнительный вариант для счастья и, если не передумаю, то по своей исключительной наивности могу оказаться в кругу рядовых безотказок.
— Что же он посоветовал?
— По-умному распорядиться своей судьбой и красотой. Рассказал подробно об одной из большевичек. Дипломат. Чрезвычайный посол нашей послереволюционной страны. Нарком, то есть, министр. Мужчин она нередко меняла, что само по себе было и не ново в жизни разных известных женщин-революционерок. Леонид Артёмович предложил познакомиться на досуге с её литературным творчеством. И не в библиотеке, а у себя дома. Ему не хотелось, чтобы книги покидали пределы квартиры.
— Неужели ты согласилась? Ловушка для тебя, неискушённой в амурных делах.
— Насчёт неискушённости ты сильно ошибаешься. Своим умом я могла такое сама себе нафантазировать, что какой-либо целомудренной старшекласснице и в страшном сне не снилось. Леонид Артёмович прекрасно догадывался о моих фантазиях.
— И ты пришла к нему?
— Вечером того же дня. Его квартира оказалась скромной однушкой. Вручил мне повесть, напечатанную почему-то на машинке, и ушёл на кухню. Я читала взахлёб. Как губка впитывает воду, так и я легко приняла в своё девичье сознание блестящую мысль, прозвучавшую в книге.
— Чрезвычайно интересно. И что за мысль?
— Я её запомнила на всю жизнь. Запоминай хорошенько и ты. Для самых близких отношений мужчине и женщине достаточно понравиться друг другу. Не более того. Встретились, приглянулись друг другу и можно сходу отправляться в постель.
— Без взаимной любви?!
— Разумеется, без неё. Как у меня с тобой. Нам же нет смысла признаваться друг к другу в любви, так как между нами её нет.
— Вроде так. Получается, что я тебя не люблю, как ни странно это звучит.
— Ничего странного. Ты вызвал к себе симпатию, и я, в свою очередь, оказалась тебе по вкусу — этого вполне достаточно. Никаких романтических ухаживаний, брачных уз, клятвенных обещаний и взаимных обязательств. Друг другом пресытились — можно разбежаться в поисках новых отношений. А про чувство ревности и вспоминать не следует. Ты же меня к своему отцу не ревнуешь?
— Если у меня нет к тебе любви, то нет смысла и ревновать. В данной ситуации ты, действительно, поступаешь, как свободная женщина, не обременённая семейными узами и всякими банальными условностями. У меня не должно возникать никаких претензий. Иллюзий — тоже.
— Блистательный ответ. Надеюсь, что ты не будешь безумно ревновать меня и к бывшему учителю истории. Я с ним однажды, уже после школы, переспала.
— А незачем испытывать чувство ревности. Правда, мне интересно узнать, чем завершилось увлекательное чтение книг именно в его однушке. Леонид Артёмович ничем не обидел тебя?
— Наоборот, он проявил железную выдержку, когда я под сильным впечатлением от всего прочитанного брякнула: «Леонид Артёмович, вы мне нравитесь...» И в объятия к нему — целоваться.
— А он?!
— Сказал, что я очень красивая, но мне, дескать, рановато целоваться с ним и категорически нельзя нравиться кому бы то ни было. Выпроводил вежливо домой.
— Благородный поступок.
— Пообещал найти меня, когда он того пожелает.
— Вижу, что нашёл. Ты довольна?
— Как тебе сказать. И да, и нет. Ладно, об этом в другой раз. Смотрим фильм.
Глупо было признаваться в том, что и дача, и квартира принадлежат целиком и полностью тому самому Леониду Артёмовичу, благодаря которому она зачитывалась беллетристикой о концепции «новой женщины», раскрепощённой и не стремящейся к семейной жизни. Кое-что у Люси получилось. Своей семьи нет. Любви тоже нет и не надо. Раскрепостилась, а, точнее, развратилась. Своеобразное миропонимание закономерно вышло ей боком — неминуемо оказалась под магической властью всевидящего Леонида Артёмовича. Почти ничего о нём не знала, а он знал о ней всё и систематически напоминал о том, кто её всесильный хозяин. И над затуманенным с юных лет разумом — естественно. Нередко вручал ей книжонки и кассеты сомнительного содержания. Она читала, смотрела и всякий раз слепо восхищалась.
В душе нервничая из-за предстоящей разлуки с «донжуаном и баловником», Людмила Егоровна была несказанно обрадована новостью от Игорёши, которую он озвучил вечером прямо с порога квартиры расстроенно и озабоченно:
— Оказывается, я, как руководитель территориального стройуправления, обязательно должен участвовать в работе отраслевого семинара-совещания по актуальным вопросам капитального и жилищного строительства. Возвращусь из Москвы и уволю секретаршу. Сообщение о семинаре она получила две недели назад, но не в ту папку положила. Вот же бестолочь с накрашенными губами и недохваткой мозгов! Я ей чуть не нахамил, но, сдержавшись, всё-таки отчитал вежливо. Устрою кадровую чистку в управлении, непременно устрою, иначе никакой эффективной работы не получится!
— Не принимай близко к сердцу досадный случай, — Людмила Егоровна попыталась тотчас успокоить Игоря Петровича. — И никакой чистки. Поссориться легко, но тяжело помириться. Озлобятся на тебя многие, тебе же в итоге хуже будет. Ты лучше привези секретарше коробку московских конфет. И впредь повежливей с ней, повежливей.
— Ах, Люся, ты опять права. С добром надо идти к людям, с уважением и беззлобно.
— И когда семинар?
— В следующие понедельник и вторник. На выходных — заезд в гостиницу, домой возвращусь в среду.
— Максим уезжает в четверг, накануне мы должны собраться все вместе. Успеешь?
— Дневным рейсом прилечу. Увидимся перед его дорогой в Речовск. Но, поверь, моя голова идёт кругом и думает не о сыне. Нельзя мне на семинаре ударить в грязь лицом. Надо к семинару хорошо подготовиться.
— Я помогу тебе. Есть беспроигрышные заготовки выступлений как раз по капитальному и жилищному строительству. Не переживай сильно, ладно?
— Спасибо заранее. Как там Максим?
— Днём он обкатывал «семёрку» и очень доволен ею. Не может нарадоваться. А сейчас по телику смотрит «Жизнь Берлиоза».
— Берлиоз?.. Про композитора, что ли?
— Ну да. Многосерийный фильм.
— Вот было бы интересно посмотреть! Жаль, не до того мне сейчас. Такое ощущение, Люсенька, что в моей жизни время бешено ускоряется, и с этим я ничего не могу и не смогу поделать.
Продолжение: http://proza.ru/2021/04/13/1244