Уписаться можно, - думал Шарик, глядя на просыпающегося хозяина. Не потому, что писать хочется, это-то само собой, хочется, и еще как, а в широком смысле! Вот вы только посмотрите на него! Совсем голый, лысый везде! На голове что-то там такое слегка, не в счет. Лысый, как кончик моего носа! Мерзнет! А как же, конечно, мерзнет! Закутался в тряпки! Закутаешься тут. Ему даже летом холодно! Одна тряпка снизу, другая сверху, и еще подушка под головой. Ладно, хоть не на голове – там немного шерсти растет, греет. И не может спать без этих тряпок! Представьте себе – застала его ночь в лесу, голого и без этих одежд – ему же конец, до утра не доживет! В чем душа держится – уписаться можно от смеха! Вот я – хоть летом, хоть зимой, где бы ни был – никаких штанов и курток мне с моей шерстью не нужно. Лягу себе где угодно и сплю. Могу хвостом нос прикрыть, чтобы совсем уже холодным воздухом не дышать. И сплю себе всласть! Мы, когда стаей-то, бывало, спали в сильный мороз, так спинами прижимались друг к другу, и прекрасненько ночь проводили, никто не померз. А эти? Натянут на себя пижамы, залезут под тряпки и спят!! Ну, на что это похоже? – Ой, мама! Где такое видано?! В Африке, на Севере – нигде такого позора промеж зверей нет! Уписаться можно!
Ну, вот, он проснулся. Вылез, закутался, во – глядите – на ноги (голые они у него тоже, смотреть стыдно) напялил эти самые дохлые шкурки – тапочки. Пошел, смотрите на него! А когти где? Где, я вас спрашиваю?! А если по склону залезть? А если, не с утра будь сказано – драка какая? Как без когтей-то? Пошел. В тапках! Шир-шир… Куда пошел? В унитаз писать! Это, с одной стороны, дело, вроде, как и хорошее, для ленивых – не надо во двор выходить. Но! Каких только удовольствий он этим самым унитазом ни теряет! Дурак полный! Это же главное в жизни – выбежать с утра во двор, солнце светит, воздух чистый – за версту чуешь, где какая собака отметилась! Тут же целая программа «Новости» - и эта вот тут написала, и этот вон там помочился – это же сколько впечатлений! На весь день потом думать хватит! Еще и ночью думаешь – кто, да где! А этот что? Подошел к унитазу, понюхал – а что там нюхать-то?! Нечего! Одно и то же. Ну, жена еще пописает – так тоже все знакомо. Скучно, я вам скажу!
А как он на улицу собирается! Точно, уписаться можно со смеху. Сколько всяких штучек ему надо напялить на себя, на все места - на глаза, на уши, на голову, на руки, на ноги, засунуть в карманы, что-то куда-то вставить, повернуть, и нет конца этим вещам! Море вещей! Океан вещей! А если по лесу бежать, в дождь? Все эти штуковины цепляться за сучки будут, рваться, намокать, давить, сковывать, чувствовать они мешают… бррр… Вот я - встал и пошел! Ничего не надо брать с собой! Все мое при мне! Ничего мне не надо - ни ботинок, ни шапки, ничего!
И вот домой вернулся, опять, смотрите – начинает одни тряпки с себя снимать, а другие напяливать. Одну, другую, пятую, десятую. Зачем?!!! Ой, уписаюсь! О, пошел на кухню. Смотрите – они по полу ходят! Кто это придумал?!!! Земля – она же всю информацию дает. Стоишь на ней лапами – и всё чувствуешь – кто где бежит, что где растет, был ли дождь, будет ли, как там черви в земле, кроты, землеройки всякие. Не собирается ли землетрясение какое? А что они, стоя в тапках на полу, чувствуют? Ничего – вот, что я вам скажу. А следы на земле?!!! И не начинай!! Оставим эту тему! Не будем про запахи! У них, у человеков-то, ни носа нет, ни нюха! Жалкие они!
Вот не могут они без вещей! Никак не могут. Взять хоть этот холодильник. Что они там все сами от себя прячут? Взяли бы, да и съели всё сразу, как полагается. Нет! Они сначала спрячут там, в этом холодильнике, а потом уже ищут-ищут, как бы случайно найдут еду в нем и радуются, как щенки. Ладно, игра у них такая. Игру уважаю. Ну, и что ты там уже нашел в этом холодильнике? О! Ля! Кусок мяса вытащил! Мясо - это хорошо. Когда оно мясо. А это что?! Какая-то холоднючая склизкая старая противная говядина! Мясо, оно как осетрина должно быть – только первой свежести – теплое, и чтобы кровь капала. А лучше ему, еще живому мясу, самому бошку оторвать, тогда еще лучше! Вот тогда это полезно для организмов. А так – ой, мама! И что, вы думаете, он сейчас его съест?! Черта с два! Они ничего не могут сделать правильно. Теперь он будет долго его мучать, чтобы там и следа жизни не осталось. А попить водички? Настоящей, из лужи? Не могут! Из этих своих бутылок пьют. А то еще нагреют до невозможности в "чайнике". Или вот сварит себе эту гадость - кофею, и пьет, ему нравится! Дурак, что с него возьмешь? И меня из миски поит, хлоркой отдает вода, не живая!
И, вот началось! Теперь он будет полдня ходить и играть этими мертвыми штуками, которыми он заменил себе природу. Что все эти штуки-дрюки означают – в ум не возьму. Это не живые деревья, растения, вода, камни. Это же какая-то нежить! Какая-то дурно пахнущая «пластмасса», железо, лак, клей, бумага – и прочая мерзость. И среди нее он живет!!! Вы только посмотрите на него!! Лысый, без когтей, без зубов, ничего сам не может, и живет среди неживого! И меня тут держит! В этом склепе. Сдохну, наверное, я от всего этого, братцы! Если бы два раза в день он не выводил меня на живую землю, то точно бы сдох тут! Ничего живого в доме! Есть, правда, кактус на окне. Живой еще, кажется. Мы с ним иногда разговариваем. Но он зачумленный какой-то. Только о птицах и облаках говорит, которые он в окно иногда видит, когда шторы открыты. Больше ни о чем с ним не поговоришь. Хотел я его как-то раз с тоски съесть, живое, все-таки. Да он такой колючий оказался, что я язык только наколол, потом весь день саднил. Кактус и не обиделся даже. Похихикал себе под нос, и опять в небо уставился. Ладно, пусть себе стоит. Все-таки, что-то живое среди мертвечины. Однажды он меня предупредил, что болезнь приближается. Точно! Я еле успел на прогулке найти нужную травку и съесть ее. Она меня спасла, братцы. Так мне плохо было, помер бы я без той травки точно. Спасибо кактусу.
А этот, хозяин, ничего сам не видит и не слышит. Вот приходит к нему давеча мужик какой-то. За версту пахнет болезнью печени, язвой в желудке, и вижу, что скоро он руку свою сломает. Так вот, стоит этот мужик перед хозяином и врет ему по-черному. А этот дурень слушает и верит! Ну, как такое снести?! Я уже и рычу, и зубы скалю, всем видом своим показываю, что врет-де мужик, не верь ты ему и гони его в шею! Так нет же – стоит хозяин, уши развесил и верит. Через пару дней до хозяина дошло, что его надули, аж заболел от огорчения. А я же тебе дураку говорил, я тебя предупреждал! Ничего не могут! Ладно, тот мужик на третий день с лестницы упал, руку сломал, далеко не ушел, повязали его соседи.
Вот, опять эта штучка – телефон, пищит. Чую, что жена его звонит. Издалека. Куда-то улетела, мне и за месяц не добежать. Чую, что что-то плохое сказать хочет. Берет этот свой телефон, не сразу узнал ее, слушает, опять верит. Вижу, что настроение у него портится. Точно, что-то плохое ему сказала. Расстроился хозяин опять. Еще и погулять, небось, забудет вывести. Чувствую, что она ему что-то не договаривает. Ну, очевидно же! А этот ничего не чувствует! «Дорогая, говорит, ты только не волнуйся, я сейчас же все вышлю». А я ее не люблю. Всегда врет, когда дома. Но хозяин ее любит. У него сразу секс в голове начинается – он ее раздеть пытается, а та кричит, что ей холодно и все такое. Я-то вижу, что врет, и что у нее другой кобель есть. Но аппетитная сучка! Я и сам засматриваюсь. Но честь дороже.
Хозяин хоть и дурак, и шерсти у него нет, и босиком ходить не умеет, и запахов совсем не чувствует, и без телефона на расстоянии разговаривать не умеет, и, вообще, без вещей он ноль, но я его люблю, братцы. Все-таки, он еще живой среди всей этой мертвечины. Как моллюск в толстой раковине, там где-то глубоко внутри еще шевелится. И без меня бы, не поддерживай мы его с кактусом жизненной энергией, совсем бы помер. Жалко мне его. Но и я как-то приспособился. Сплю тоже на тряпках. Ем с тарелки – хи-хи-… Терплю, когда моет шампунем (ничего, на улице найду дерьмо, вываляюсь вволю!). Да и развлекаюсь я, братцы! Смотрю, как это он барахтается среди всех этих мертвых никчемных штучек – и уписываюсь со смеху.
Вот так и живем.