Рассказ
Она приходила в себя долго, тягостно и мучительно. Но она уже успела понять, что ее одолел вовсе не мертвецкий крепкий сон. Она надолго впала в забытье. Вот уже две недели с ней периодически стали случаться обмороки.
Валентина Тимофеевна воспринимала окружающий мир, как в тумане. Ее глаза еще плохо различали то, что она тщетно пыталась разглядеть. Она водила взглядам по стенам комнаты и не была уверена, что у себя дома. Ей почему-то мерещилось, что она грохнулась у кого-то, а не у себя. Еще этого ей не хватало при ее нынешней жизни. Здоровье становится все хуже и хуже. Попала в полосу сплошных несчастий и потерь. Вот и прошлой ночью…
Она стала вспоминать, что вчерашним вечером душой болела за происшедшее с ее младшим сыном Володькой. Этот стервец все ходил на квартиру к жене среднего ее сына Жени. И доходился. Два дня назад Володька с женой Жени уехал. Куда – никому не известно. Валентине Тимофеевне стало предельно ясно то, что младший ее стервец умыкнул бабу у своего брата. Позор на все село. Ей теперь людям на глаза стыдно показываться. И так, и этак мучилась она прошлой ночью над этим позором. Пока совсем не отключилась. Пришла в себя вся измотанная и больная.
Валентина Тимофеевна с глубокой тоской думала, что ее беды начались задолго до смерти ее мужа Вани. Всю свою жизнь тайно была уверенной, будто она недостойна его. Он был красивым и удалым. Она – с незавидной внешностью, да и фигурой не вышла. Так что при встречах ни один мужик ей вслед не оглядывался. А вот поди ж ты, со своим Ваней они прожили всю жизнь до самой его смерти в мире и полном согласии.
Только вот пил Ваня неумеренно. Возможно, и в могилу потому раньше времени ушел. Разное на селе люди говорили по этому поводу. Многие считали, что Ваня как-то попал в гости к своему двоюродному брату Василию. Тот как раз выгнал самогон. Васька был тщедушен телом. Потому и состязаться со своим братом в выпитом не стал. А ее Ваня себя не ограничивал. Только вот глазами стал плохо видеть. Василий, когда провожал его из своего дома, еще предупредил. Гляди, мол, может, машину у него во дворе оставить? А сам домой пешком? Нет, Ваня, сказал: доеду. Ну и доехал. Только мимо дома. И оказался километров за тридцать от своего села. Там в лесу у села Дубового у него бензин в баке машины кончился. Вот и остановился. Да всю ночь там продрожал от холода. Мороз в ту ночь был крепкий. А Ваня налегке одет. Все форсил в свои уже немолодые годы. Когда вернулся домой, поднялась температура. Ваня был твердо уверен, что это простудное. Полежит дня два – три в постели, и все у него наладится.
Валентина Тимофеевна в ночные бессонные часы отчетливо, как наяву видела своего Ваню. Он все бодрился, успокаивал свою жену, что ему становится лучше. И он вот- вот совсем поправится. Не поправился. Дело кончилось тем, что пришлось ехать в районную больницу на прием к врачам. Там его тщательный образом проверили и «обрадовали». Сказали, надо ехать в областную онкологическую больницу. Есть, мол, предположение, что у Вани открылся в легких рак.
Что оставалось делать? Повезли мужа в Воронеж. А там больных невпроворот. И принять Ваню смогут только через неделю. Ваня был растерян и мрачен. Услышал весь этот разговор и обратился к жене:
– Ну, что, Валя, поехали домой. Будем готовиться к моей кончине.
Валентина Тимофеевна тогда обошла все кабинеты онкологической больницы. И плакала, и умоляла. А было и такое, что повышала голос. Да только все это было уже не нужно. Все врачи, которые принимали тогда Ивана Егоровича Черкасова, пришли к одному мнению: дело серьезное. На излечение никаких шансов нет. Надо жить дома и поддерживать себя лекарствами. Если судьба будет благосклонна, какое-то время еще поживет. Надо молить Всевышнего, чтобы онкология в легких замедлила свою разрушительную работу. И срок жизни Вани продлится.
Но эти надежды не оправдались. Вскорости муж Валентины Тимофеевны в три часа ночи бился от удушья. Младший их сын Володька все поднимал отца, клал его на кровать. Но отец все бился и метался и с грохотом падал на пол. Да так, что в неимоверных мучениях и Богу душу отдал. В гробу он лежал с большими синяками на лице. Это от падения.
Валентина Тимофеевна бесконечно задавала себе вопрос, почему ее семью постигла такая страшная полоса бед. Они следовали беспощадной чередой. И ей стало казаться, что этому не будет конца. Люди нередко говорят: беда одна не приходит. Валентина Тимофеевна теперь понимала, что это действительно так.
Было время, когда у них все клеилось. Давалось все очень трудно. Оба со своим Ваней они очень много работали. И имели планы для обустройства своей жизни и быта в комфортных условиях.
Они тогда работали в соседнем колхозе. Она главным агрономом, он – механиком. В хозяйстве уже были возможности обеспечивать своих специалистов хорошими квартирами. У них в квартире были все удобства. Живи и радуйся. Но они тогда жили грандиозными планами на будущее. Хотелось иметь дом в два, а то и в три этажа. К этой цели стремились изо всех сил. На работе пропадали от темна до темна. Детям внимания почти не уделяли. Вот и росли они, как сорняк в поле. Но они с Ваней считали, что мальчики у них нормальные. Пока жизнь их убедила в обратном.
Старший сын Максимка как-то незаметно дорос до выпускного класса средней школы. И тут с родителями побеседовать о нем возникла необходимость у участкового милиционера. Оказалось, что Максимка состоит в компании тех, кто не только водочкой балуется, но и наркоты уже попробовал. У участкового были неопровержимые доказательства. Иван Егорович устроил старшему сыну выволочку и взял с него слово больше ни к водке, ни к наркоте не прикасаться. И, вроде бы, все вошло в нормальную колею.
Максиму пришел срок идти на военную службу. Его призвали в воинскую часть на территории Белоруссии. Валентина Тимофеевна и Иван Егорович по очереди писали ему письма. Он на них тут же отвечал. Служба у Максимки, по его письмам, проходила нормально. Родители, как теперь часто вспоминала мать ночами, были довольны. Военная служба дело строгое и серьезное. Их Максимка должен бы отказаться от своих вредным привычек. Возьмется за ум после военной службы.
Теперь, когда Максимки уже не было в живых, Валентина Тимофеевна судила себя и мужа за то, что они тогда жили в иллюзорном мире. Надеялись на одно, получилось обратное. Старший сын после демобилизации появился в родительском доме с молодой женой Ниной. Оказалось, это дочь командира части. При встрече со свекром и свекровью сноха вела себя вполне раскованно. Хотя знакомилась с родителями Максима впервые. Сын преподнес родителям сногсшибательный сюрприз.
Иван Егорович выбрал момент и отвел Максима в кухню. Там только и спросил, почему не предупредил родителей, что на службе успел обзавестись супругой. Тот спокойно и непринужденно ответил:
– А мы с Ниной только перед дембелем расписались. Она забеременела.
Отец был сражен наповал. Новость за новостью. А они с Валентиной ни сном, ни духом. Ну, сын. От таких сюрпризов можно дойти и до инфаркта.
По случаю демобилизации сына, как теперь вспоминала в своих думах Валентина Тимофеевна, они с Ваней устроили дома вечеринку. Созвали родственников и близких знакомых. Всего было вдоволь и вечеринка удалась роскошная. Только родители обратили внимание на то, что беременная их сноха ни одной рюмки в сторону не отставила. Все осушала до дна. А как же беременность? Вроде бы полагается воздерживаться от спиртного.
Потом они имели возможность убедиться, что ни о каком воздержании, ни у сына, ни у его жены Нины не болела голова. По случаю возвращения с военной службы Максимка стал ходить в гости к своим друзьям. Оттуда они возвращались почти под утро в стельку пьяными. Это продолжалось почти месяц. Валентина Тимофеевна выбрала момент, когда они с Ниной остались в комнате одни, и завела со снохой разговор об их разгульной жизни. Нина выслушала свекровь со спокойным вниманием. Но нисколько не повинилась. Не пообещала прекратить ночные загулы и перейти к трезвой жизни. Ведь в ней теперь развивается либо их внук, либо внучка. Нина выслушала свекровь и тут же перевела разговор на другую тему.
Валентина Тимофеевна попробовала урезонить сына. Но тот беспечно отмахнулся от матери. Сказал, что служба военная была трудной. Надо расслабиться. Вместе с ним основательно расслаблялась и беременная сноха. На этой почве в семье дело дошло до скандалов. Иван Егорович начал давить на сына, чтобы он устраивался на работу. На службе он приобрел специальность шофера. Можно было пойти работать в колхоз. Иван Егорович об этом похлопочет. Но сын особой радости от такого предложения не испытывал. И лишь после очередного семейного скандала неохотно пошел на предложение отца.
Но выпивок их с Ниной меньше стало не намного. Отсюда и семейные дрязги. Валентина Тимофеевна стала замечать, что, по мнению Максимки и Нины, главной зачинщицей их ругани в семье была именно она, мать. И так продолжалось четыре месяца. И вдруг Нинина мать срочно позвонила по мобильнику и сообщила дочке, что у отца случился инфаркт. Он лежит в военном госпитале в тяжелом состоянии. Нина срочно уложила свои вещи, и Максим отвез ее на железнодорожный вокзал. Через два дня они созвонились. Нина сказала, что у отца вышел конфликт с вышестоящим военным начальством. Дело кончилось инфарктом. Отец в тяжелом положении и ей придется в Минске задержаться, дабы помогать матери в ее нынешних хлопотах и заботах.
С отъездом Нины Максим стал просто невыносимым в обращении с родителями. Как только он напивался, или употреблял гашиш, тут же начинал свои бесчисленные упреки в адрес матери: «Это ты ее довела. Она мне уже целую неделю не звонит. Того и гляди, окончательно от меня откажется». От таких сцен Иван Егорович тоже стал чаще, чем раньше возвращаться с работы под шафе. Он с презрением смотрел на Максима и выговаривал:
– Для тебя военная служба не стала закалкой. Ты домой вернулся хуже бабы. Пить надо меньше. И наркотиками не баловаться. А то своего ребенка не дождешься. Загнешься.
Слова для сына звучали обидные. Но как ни странно, на слова отца он так агрессивно не реагировал, как на материнские упреки. Максим по-прежнему каждый день пробовал звонить Нине. Но разговаривать с женой доводилось не часто. То она вообще не отвечала. То укорачивала их общение до минимума. Говорила, что дома у них с матерью много неотложных дел. Так что лясы точить просто некогда. Между тем Максим по некоторым признакам из их телефонных разговоров стал догадываться, что его тесть идет на поправку. И Нина просто ему лапшу на уши вешает своими отговорками. В такие дни он был в отношении к матери особенно нетерпим. Иван Егорович и добром, и руганью пытался держать сына в рамках приличия. Но все безрезультатно. Был бы сын маленьким ребенком, накостылял бы по шее. Теперь не то время, и не тот возврат. Под наркотиками Максим итак не раз готов был полезть на отца в драку. Не семья оказалась у Ивана Егоровича Черкасова, а дурдом. Он уже и не знал, что ему делать.
А между тем время шло к появлению потомства. Она предупредила. Что рожать мальчика (всем в семье давно стало известно, что сноха вынашивает мальчика) в Минске. Там не то, что у них тут в селе в затрапезном роддоме, все хорошо налажено. Решение Нины было непоколебимым. Максиму с ним пришлось согласиться.
Роды прошли у Нины нормально. Валентина Тимофеевна в ночных своих бдениях часто вспоминает, как они разглядывали снимок своего внука Игоря, присланного им по мобильнику. Мальчик еще был совсем мал. Но Валентина Тимофеевна с Ваней все приглядывались, на кого он похож. Муж считал, что в малыше просматриваются черты их Максима. Валентина Тимофеевна ему постоянно возражала: « Он, наш Игорек – точная Нина. Нашего в нем ничего нет».
Когда новорожденному исполнилось три месяца, вплотную встал вопрос о возвращении Нины с Игорьком в семью Черкасовых. Сноха долго упиралась. Все говорила, что рано. Сын еще совсем маленький. Максим настаивал, умолял жену. Он просто не в силах дальше жить без них. Наконец, Нина сдалась. Но поставила жесткое условие: жить она с Максимом согласна. Но только без его родителей. Иван Егорович и Валентина Тимофеевна были в полной растерянности. Особенно впала в отчаяние она, Валентина Тимофеевна. Те дни она и по сей день не может вспоминать без дрожи во всем теле. Она так хотела ласкать и лелеять своего внука, отдавать ему каждую минутку свободного времени. А тут такой ультиматум. Они с Ваней рядом с их внучком явно нежелательны. Скандалы в семье Черкасовых стали все более злыми и постоянными.
Положение осложнялось еще одним малоприятным обстоятельством. И Валентина Тимофеевна и Иван Егорович стали замечать, что их средний сын Женя, как и старший Максим, потянулся к наркотикам. Они вдруг обнаружили, что братья что-то все время шушукаются. Максим, в выходные дни почему-то уезжал в Воронеж. Оттуда он приезжал с чем-то заполненной сумкой. Потом привезенное из областного центра братьями куда-то пряталось. Нередко по утрам Женя выходил из дома и стоял у забора, который окружал их двор. Нечасто, но к нему подъезжали молодые ребята на машинах. Женя садился рядом с приехавшими и что-то им передавал в аккуратном свертке. Те тоже что-то подавали Жене. Он выходил из машины, воровато оглядываясь по сторонам.
Такую картину родители стали наблюдать довольно часто. Братья уходили во двор дома и с кем-то по мобильнику созванивались. При этом тщательно стремились, чтобы эти разговоры родители не слышали. Но матери с отцом стало совершенно ясно, что Максим с Женей торгуют привозимыми из Воронежа наркотиками. Старший сын, по их оценке, человек конченый. Но Женю еще можно было спасти. И они, скрепя сердце, согласились оставить Максиму и Нине свой просторный красивый дом и купить для себя обычную крестьянскую хату, дабы избавиться от ежедневных семейных свар.
Было еще одно немаловажное обстоятельство для такого решения. Однажды Максим возвратился с работы домой сильно пьяным и начал склоку с ней, матерью. Сын впал в неистовство, схватил со стола кухонный нож и замахнулся на мать. Слава Богу, рядом оказался Иван Егорович. Он сумел отвести руку сына в сторону, скрутил его и выпихнул во двор. На следующее утро родители пошли к хозяевам, которые продавали пустующую хату и за приемлемую сумму купили ее.
Вот и живет теперь одна Валентина Тимофеевна сейчас в этой хате. А тогда они забрали с собой Женю и младшего Володьку. Хотели спасти младших своих от беспутного и безнадежного старшего брата. Только напрасными были эти надежды. Женя не был удаленным от Максима за три девять земель. Он жил рядом. Братья часто встречались. И торговля наркотиками продолжалась. Пока одна молодая женщина не заметила, что ее муж пришел домой «окуренным». Муж оказался человеком слабовольным. Когда жена его основательно прижала к стенке, он тут же во всем сознался. Благоверная немедленно заявила на торговца наркотой в полицию. Женю задержали, провели следствие, и суд присудил среднему сыну Черкасовых пять лет лишения свободы. А вскорости пришлось хоронить и старшего Максима.
Приехавшая из Минска Нина прожила со старшим сыном Черкасовых в оставленном ими доме совсем недолго. Прошло всего четыре месяца. Максим с Ниной крепко поскандалил. Она уложила свои вещи и укатила с Игорьком к родителям. На прощание бросила Максиму: «Больше ты нас с сыном не увидишь. Жить с тобой и мучиться у меня сил больше нет». И сдержала свое слово. Больше она Максиму на глаза не показывалась. А беспутный отец Игорька закончил свою жизнь бесславно.
Когда Максим остался один, он совсем утратил человеческий облик. Колхоза в селе уже давно не было. Вместо него функционировало неопределенное новообразование ООО. Максима с работы уволили за пьянство. Старший сын стал существовать только на доходы от продажи наркоты. Он сумел увернуться от наказания, когда судили Женю. С родителями Максим никаких отношений не поддерживал. Зато вечерами у него собирались люди самой непутевой репутации. Дело доходило до драки. Пьяные и «окуренные» часто засыпали прямо на полу.
А однажды вечером в доме у Максима задержался Митька, сын директора местного лесхоза Максима Архиповича Фирсова. Как потом было установлено, они пили сначала водку. Потом дело дошло до гашиша. В середине следующего дня приятели Максима нашли его в доме с проломленной головой.
Соседи видели, что Митька Фирсов в тот вечер был у Максима. Но когда его допрашивала потом полиция, от упорно говорил, что примерно в полночь ушел от Максима. Тот был, по словам Митьки, хмельным и «окуренным». Но провожал его, будучи на ногах.
Полиция не очень усердствовала в расследовании причин смерти Максима Черкасова. Следователь по этому туманному делу допрашивал людей, которые к этому делу имели касательное отношение. В этот вечер они и близко не были к месту совершения убийства.
А вот Фирсовы все время оставались в тени. В конце концов, Иван Егорович Черкасов стал отчетливо понимать, что справедливости ему никогда не добиться. Об отце Митьки Максиме Архиповиче в селе все говорили, что он богатейший человек в их краях. О нем открыто говорили, что директор лесхоза направо и налево продает вверенное в его распоряжение богатство. И с него, как с гуся вода. Иван Егорович сначала сомневался в том, что разговоры о директоре лесхоза, правда. Может и приторговывает Фирсов старший строительным лесом, но не до такой же степени.
Но вот в процессе следствия его пригласил к себе домой сам Максим Архипович. Они беседовали за обильно накрытым столом. Максим Архипович держался с Иваном Егоровичем на равных. Он говорил, что строжайшим образом допросил Митьку о происшедшем. И убедился, что сын не имеет к убийству Максима никакого отношения. Но ему надоело это бесконечно тянувшееся следствие. Его авторитет от этого сильно страдает.
Нет, он, конечно, согласился бы с тем, что сын его виновен в преступлении, если бы у следствия были хоть какие-то доказательства. Но ведь все переливается из пустого в порожнее. Никаких конкретных результатов нет. И, как теперь уверен Максим Архипович, не будет. А все сплетни по селу только вредят его авторитету. Он согласен заплатить Ивану Егоровичу два миллиона рублей, дабы прекратить ненужные сплетни. Ему сказал следователь, что у дела никакой перспективы. Дело тянется так долго только потому, что есть весомое подозрение в убийстве. Хотя есть основание думать, что Максим ударился головой о спинку железной кровати.
С большим унынием слушал все эти увещевания Черкасов. Он не только понимал умом, но и всем своим нутром чувствовал, что со следствием у Фирсова старшего до последней капли все согласовано. И этот вариант будет окончательным для закрытия дела. Максиму Архиповичу он долго ничего не отвечал на его предложение. Сказал, что ему надо все взвесить. Посоветоваться с женой Валентиной Тимофеевной.
Дома он все до мельчайших подробностей рассказал жене. Та всю ночь проплакала. Иван Егорович несколько дней с разговорами о предложенной сделке Валентину Тимофеевну не беспокоил. Пока сама жена не заговорила об этом. В конце концов, она пришла к такому же неутешительному выводу, к которому Иван Егорович пришел еще за обильно накрытым столом в доме старшего Фирсова. В итоге родители Максима пришли к выводу, что сына им теперь никак не вернуть. В последнее время их финансовое положение основательно ухудшилось. А беды давят их к земле одна за другой. А тут с поганой овцы – хоть шерсти клок.
Недели две они прожили в глубоком раздумье о довольно некрасивом и нечистоплотном своем решении. Потом Иван Егорович съездил в районный центр и написал заявление, что к сыну директора лесхоза они никаких претензий не имеют. И Иван Егорович, и Валентина Тимофеевна изредка заговаривали о своей сделке. И оба убеждали себя, что они были вынуждены именно так поступить, а не иначе. Пришли, мол, такие времена. Все продается, и все покупается. Только оба хорошо понимали, что их эти доводы нисколько не утешают, не успокаивают. Оба хорошо понимали: им теперь доживать свой век на земле с этим тяжелейшим грузом.
Наконец, возвращение в реальность окончательно состоялось. Валентина Тимофеевна осторожно встала со своей постели и, держась за все, за что можно ухватиться, добралась до окна. Было уже позднее утро. Сегодня ожидался ясный погожий день. Ни занудливого осеннего дождя, ни унылой пасмурности вроде бы не предвиделось. Только у нее на душе вместе с ней самой проснулась прежняя пасмурность и тоска. Говорят, утопающий хватается за соломинку.
Только вот ей теперь ухватиться не за что. Последняя спасительная соломинка от нее уплыла. Володька уехал с женой брата Жени неизвестно куда. И никакой надежды на их возвращение не осталось. Женя придет из тюрьмы совсем другим человеком. Это чувствуется по его письмам. Они стали насыщены блатным жаргоном. Женя попал в тюрьму уже испорченным человеком. У Валентины Тимофеевны все более укрепляется опасение, что сын там стал отпетым уголовником. И, не дай Бог, Володьке появиться ему на глаза. Убьет брата на первой же минуте встречи. Возможно, и переживать не будет о содеянном.
Теперь она остается совсем одна в этом неустроенном, холодном и жестоком мире. Надеяться ей совершенно не на кого. И тут же себя одернула. Семья ее рухнула в бездну. Но рядом с ней живут нормальные люди. Когда она впала в полную немощь и с ней стали случаться эти обморочные припадки, заботу о ней приняли на себя соседки. Вот и сегодня завтрак ей должна принести Люба Путинцева.
Их четыре женщины, которые взяли на себя заботу о пострадавшей от невзгод и потрясений пожилой женщине. Кроме Любы Путинцевой готовят ей пищу, стирают и моют полы в хате еще Лариса Курдюкова, Мария Мязина и Анна Лесных.
И действительно в сенях послышалось движение. Дверь в хату распахнулась и в хату вошла Люба Путинцева. Она принесла в сумке вермишель с мясом и недавно вскипяченное молоко. Когда Люба сняла крышку со стеклянной банки из нее стал подниматься пар.
– Ну, как ночь прошла, Валентина Тимофеевна? Спала ли нормально? Или снова отключилась?
– Был такой грех.
– Вот беда-то на тебя навалилась. Ну, ладно. Давай я тебя покормлю, да пойду со своим хозяйством управляться.
Люба помогла Валентине Тимофеевне удобнее устроиться за столом и села рядом, подперев подбородок кулаком.
Валентине Тимофеевне хотелось узнать сельские новости. Да только либо их у Любы не было. Либо она торопилась домой. Потому и ответила, что в селе все по-старому. Никаких событий не произошло.
Завтрак длился недолго. У Валентины Тимофеевны в последнее время был плохой аппетит. Вермишели она поела только половину миски. И лишь молоко выпила все до капли. Люба спросила, что ей приготовить в следующий ее приход. Черкасова только неопределенно развела руками. Люба пожелала хозяйке нормального самочувствия и покинула хату. Валентина Тимофеевна посмотрела ей вслед и отметила для себя, что от Путинцевой сильно пахло самогонным перегаром. Гуляют женщины. А что им еще остается? От той же Любы муж через два года брака ушел к другой женщине. У Ларисы Курдюковой и Маши Мязиной их благоверные умерли. А Анна Лесных в пору своей молодости все перебирала парней. То один не такой, то второй ей не подходил. В результате добилась того, что парни ей перестали интересоваться. Теперь все четверо живут в одиночестве. Дети разбрелись, разъехались по всей стране. К матерям приезжают не часто. У них свои семьи. И свои заботы.
Как понимала Валентина Тимофеевна, у ставших одинокими женщин жизнь тоже не сладкая. Тоже в душе, вероятно, страдают от одиночества. Судьбой нормальным женщинам отпущено жить семейно. Когда этого нет – нет и нормального уюта. Вот и балуются женщины самогонкой. Благо наступила осень. На огородах все давно убрано. Многие в это время режут откормленных за лето кабанчиков. Солят сало. И как давно привыкли говорить в селе, «устраивают шашлыки. Это значит, что по случаю появления в доме свежины приглашаются родственники и близкие друзья для праздничного застолья.
Валентина Тимофеевна знала, что все ныне ухаживающие за ней женщины держали в своем хозяйстве поросят. Пришло время их резать и солить сало. Вот и балуются бабы по этому случаю самогоном.
Но эти мысли занимали ее голову недолго. И снова одолела тоска о стервеце Володьке. О сидящем в россошанской тюрьме Женьке. Почему у них с Ваней жизнь сложилась не как у нормальных людей? Они что учили своих сыновей, чтобы они так пристрастились к выпивке и наркотикам? Наоборот, всю жизнь хлопотали, чтобы обеспечить для них материальный достаток. Чтобы жили они не хуже, чем люди.
Только вот их дети почему-то их непомерный труд не оценили. У них оказались востребованными совершенно другие блага. Они предпочли воспринимать окружающий мир только в состоянии опьянения и «обкуривания». В нормальном состоянии он им казался, скучен и не интересен.
Люба Путинцева зашла в дом Марии Мязиной и в нос ей ударил крепкий запах жарившейся на свежем сале картошки. Но ныне у нее так болела голова, что ей ничего не хотелось, кроме как лечь в кровать и отключиться от всего на свете. Зря они вчера так налегли на самогон Аньки Лесных. Та принесла его в мязинский дом целую четверть. Все хвалилась, какой он у нее удался. По качеству выше самой дорогой водки. Вот тебе и качество. Только теперь и жить не хочется.
Но в доме Мязиных, по всему чувствовалось, готовились к опохмелке. Этого еще не хватало. Достаточно сверх макушки и вчерашнего. Только у подруг Путинцевой было другое настроение. На столе стояли тарелки с солеными огурцами, вареными яйцами, порезанным салом еще прошлого засола. Нынешнее еще не успело просолиться.
Подруги встретили Путинцеву вопросом: «Как там Валентина Тимофеевна? Поправляется, или по-прежнему страдает от своего недуга? И услышали неутешительный ответ. И тут же все решили: вот позавтракаем, посидим немного за столом, и пойдем проведать больную.
Мария Мязина сходила в подвал и принесла трехлитровую четверть. Она уже было заметно неполной. И Люба Путинцева с легким ощущением стыда подумала: « А мы уже стали тянуть на уровень мужиков. Только те такие жадные до выпивки».
В их компании за командира была Маша Мязина. Она была самая рассудительная из всей четверки, самая сообразительная и самая решительная. Скажет, как гвоздь забьет. Накрепко и надежно.
Маша налила рюмки самогоном и предложила выпить за выздоровление их подопечной. Все дружно выпили. Даже такая больная с похмелья Люба осушила свою рюмку до дна. И через какое-то время поняла, что правильно поступила. В голове у нее прояснилось и стало казаться, будто жизнь не такая уж плохая штука. Ее потянуло к сковороде с жареной на сале картошке. Аня Лесных предложила повторить и все с этим согласились.
Дом Маши Курдюковой был как дом. Похож на все остальные на этой улице. Везде царствовала тишина и благодать.
Но через какое-то время из него вдруг понеслась песня:
Позабыт, позаброшен
С молодых юных лет,
Сам остался сиротою,
Счастья – доли мне нет.
Редкие на улице прохожие останавливались, прислушивались и качали головами:
– Есть же счастливые люди. У них нашелся повод попраздновать на всю катушку.
К полудню вся четверка была уже основательно навеселе. Люба Путинцева стала собираться к Валентине Тимофеевне Черкасовой. Пришло время кормить ее обедом. Все отвлеклись от стола и стали собирать обед для своей опекаемой. Когда все было уложено в сумку, они вышли во двор Машиного дома, чтобы проветриться. Люба пошла к черкесовскому дому. Но она как-то очень быстро управилась. Люба не шла, а бежала к мязинскому дому. Лицо ее было искажено страхом.
Мария Мязина впилась в Любу взглядом:
– Что там произошло? Почему ты такая испуганная?
– Она умерла
Лариса Курдюкова оторопело уставилась на Путинцеву. Потом до нее дошло сказанное:
– Ну что ж. Нам теперь не песни петь, а отпевать придется. Пойдемте к покойнице.
Они пришли в хату Черкасовых, внимательно вглядывались в лицо Валентины Тимофеевны. Аня Лесных даже подержала свою ладонь у губ Черкасовой. Но никакого дыхания не ощутило. Их всех заметно покачивало. Но подруги уже не думали, что это от выпитого самогона. Они считали, что это от страха смерти, которая произошла рядом с ними.
И Лариса Курдюкова неожиданно сказала:
– Денег у нее после всех семейных передряг на попа вряд ли найдется. Давайте ее отпоем, пока еще теплая.
Женщины стали у кровати Валентины Тимофеевны и слаженными спевшимися голосами завели:
Святый Боже,
Святый крепкий,
Святый бессмертный,
Помилуй нас!
Они много раз повторяли этот фрагмент поминальной молитвы и вдруг все разом дико закричали. У Валентины Тимофеевны стали медленно открываться глаза. Непонимающим и слепым взглядом она смотрела на поющих. Потом, по всей вероятности, у нее стало проясняться сознание. Медленно, но поступательно к женщине возвращалось сознание. Ее подруги застыли у постели с перекошенными лицами. Они тоже и сами на чувствовали на каком они свете, на земном, или в потустороннем мире. Оторопелые и испуганные Лариса Курдюкова и Аня Лесных стремительно рванули вон из хаты. Умеющая держать себя в руках при сложных обстоятельствах Маша Мязина осталась у постели Валентины Тимофеевны. Больная, наконец, пришла в себя и хрипящим голосом спросила:
– Что тут происходит?
Маша помялась и тоже дрожащим голосом произнесла:
– Простите нас, пожалуйста, Валентина Тимофеевна. Ради Бога и всех святых, простите, пожалуйста. Мы сильно ошиблись.
И Валентина Тимофеевна поняла, в чем дело. Она снова впала в обморок. А ее приняли за мертвую. Она долго молчала. И Мария Мязина не произносила ни слова. Не словами, а своим сердцем изо всех сил она просила больную простить их скверный непростительный проступок.
И, наконец, Валентина Тимофеевна заговорила:
– Вот что, Маша. Открой гардероб. Под стопкой простыней найди кожаную сумочку. Там у меня осталось немного денег.
Маша тут же выполнила просьбу больной. Она подошла к кровати и спросила:
– Валентина Тимофеевна, что с ними делать? Я все выполню, что вы скажете.
– Сходи к батюшке и попроси его прийти ко мне. Я хочу исповедаться.
– Сейчас?
– Именно сейчас. И проси его так, чтобы он обязательно согласился. Я знаю, ты, если что задумаешь, обязательно добьешься. Эти деньги из сумочки отдай ему. Он будет сговорчивее.
Маша, отходя от кровати, попросила:
–Вы, пожалуйста, только держитесь. Батюшку я к вам обязательно приведу. И она привела попа. Поп провел обряд соборования. Но денег с больной не взял. Сказал: вам, ее соседям еще побегать придется, чтобы ее похоронить.
После ухода попа Валентина Тимофеевна снова впала в беспамятство. Больше она в сознание не приходила. Мария Мязина созвала своих хмельных подруг и распределила их для дежурства у постели больной. Все четверо быстро протрезвели и заботились о больной достойно.
К обеду Валентина Тимофеевна отдала Богу душу. На этот раз ее кончину подтвердили медики. Мария Мязина пошла в правление ООО, нашла там старые кадры, которые когда-то в колхозе работали вместе с Валентиной Тимофеевной Черкасовой и ее супругом Иваном Егоровичем. Эти люди убедили руководство ООО похоронить покойную достойно. Нынешнее руководство бывшего когда-то колхоза согласилось с доводами просящих. Похоронили Валентину Тимофеевну, как и полагаось по местным обычаям.
А четверка подруг стала предметом насмешек злых на язык земляков. В их адрес довольно часто произносились слова:
– Да что с вами разговаривать? Вы отпевали живого человека.
Женщины сильно обижались. Пытались оправдаться в своем поступке. Но вся их защита не приносила им успокоения. Лишь Мария Мязина была спокойна, хладнокровна. Она парировала доводы нападающих:
– Жизнь людей, она по-разному замешана. Одни живут в комичной атмосфере. Других гнут к земле сплошные трагедии. Не живут такие люди, а мучаются. А иногда она выкидывает такую фортель, когда не поймешь, где комедия, а где трагедия разыгрывается. Все смешивается в крутой комок так, что ни в чем не разберешься.
Г