Москва. Середина июня 1993 года. Летняя сессия у студентов столичных высших учебных заведений в самом разгаре. В одном из университетов города проходит экзамен по философии.
— Так-с, — произнесла профессор Гуляшевич с шипящим дореволюционным словоерсом, и, глядя поверх очков на стоявшего перед ней лысого низкорослого студента, приняла из его рук экзаменационный билет и спросила:
— Готовы отвечать, молодой человек?
— Да, Тамара Дмитриевна, — с наигранной робостью ответил тот и, присев на стул сбоку от стола пожилого профессора, мило улыбнулся ей и воскликнул:
— Готов! Перед смертью всё равно не надышаться вдоволь!
Молодым человеком был студент второго курса Виталий Туманов, по кличке «Лысый». Круглый год он носил именно такую прическу на своей голове, выделяясь на фоне студенческой массы формой своего «сократовского черепа». И хотя, парень не был шибко эрудирован, язык у него был подвешен довольно-таки неплохо: он мог часами рассказывать самые удивительные и невероятные истории. Заслушаешься! Вот только любил он частенько пропускать «пары», а по некоторым предметам и вовсе не появлялся на них, предпочитая пропадать в разных кампаниях в студенческом общежитии до позднего времени и отсыпаться затем до полудня. Но, как ни странно, каждую сессию он закрывал вовремя и с хорошими результатами, выходя из ситуации исключительно за счёт своего обаяния и красноречия.
Профессор Гуляшевич, которую когда-то студенты, — наверное, такие же, как и Лысый, — ласково окрестили «бабой Гулей», мельком глянула на него. Негромко хмыкнув на произнесённую им фразу, она положила экзаменационный билет рядом с собой на стол и принялась искать нужный ей документ среди кипы, лежавших там же на столе, зачётных книжек, владельцы которых сидели перед ней в аудитории за партами в шахматном порядке и с нервным трепетом ожидали своего часа.
Найдя нужную «зачётку», баба Гуля произнесла:
— Вы у нас будете: студент второго курса, Виталий Туманов…
Голос у профессора Гуляшевич был твёрдый и даже жесткий, как у грозной комиссарши из старых фильмов. И произнесённая ею фраза прозвучала словно смертный приговор.
Но Лысый снова мило улыбнулся ей. И баба Гуля, вернув зачётную книжку на стол, взяла обратно в руки его билет и прочла вслух:
— Отношение древнегреческих философов ко лжи и правдивости. С одной стороны, ложь вредна и порождает недоверие и даже презрение к лжецу, а с другой стороны — она может быть полезна. Приведите примеры для таких ситуаций и назовите имя одного из древнегреческих мыслителей, задававшихся в своей жизни подобным вопросом.
Лысый слегка заёрзал на стуле, словно пытался таким образом наэлектризовать свои мозги, настроив их на нужный лад, и вспомнить кого-то из них. Но ни одного из имён древних философов, говоривших об этом, он не мог выудить из своей памяти.
— Вообще, — затянул он, наконец-то, осторожно, — лгать нехорошо. Это, во-первых.
— Так-с! — воскликнула профессор Гуляшевич, пристально глядя на него сквозь оправу очков.
— Во-вторых, — продолжил он. — Лгунам дорога в рай будет заказана…
— Ну, почему же, — возразила она. — Ведь, существует и вынужденная ложь. К примеру, лгут на войне, чтобы обхитрить противника и победить его. Или, когда человек, подвергаясь нападению врага, использует обман во имя своего спасения.
Баба Гуля сделала паузу и, приспустив очки на нос, спросила:
— Как вы думаете, такая ложь будет считаться дозволенной?
— Ну да, — неуверенно ответил Лысый, и баба Гуля, раздражённо поправив очки, продолжила:
— Ведь и Платон задавался вопросами о том, всегда ли полезна правдивость, и в каких случаях будет оправданна ложь. Помимо этого, речь шла и об умении человека лгать и не лгать. Опять-таки, более искусным и успешным будет тот, кто умеет делать и то, и другое. Поэтому тот, кто не умеет лгать, явно проиграет тому, кто умеет это делать. А ещё, древний мыслитель считал, что использовать разные стратегии поведения могут более умелые и искусные люди, чем те, кто ограничен в своём умении. И тот, кто не умеет лгать, представляется человеком, действующим «не по своей воле», а следовательно, невеждой или рабом… ну, в общем, как я полагаю, человеком несвободным.
Лысый слушал и молча кивал головой. А баба Гуля сделала паузу и, пристально посмотрев на него, сказала:
— Но сдаётся мне, молодой человек, что вы ни разу не посещали моих лекций.
Она пригнулась к нему поближе и, чтобы слышал об этом только он один, тихо воскликнула:
— И убейте меня, но я вас совсем не помню!
— Тамара Дмитриевна, как так вы не помните меня! — незлобиво возмутился Лысый. — Я же не пропустил ни одного вашего занятия!
Профессор Гуляшевич опешила от такой реакции студента и, хлопая глазами, смотрела на него.
И Лысый, глядя на неё в ответ не мигающим взглядом, продолжил:
— У меня тогда ещё были длинные волосы, а на моей джинсовой куртке висели колокольчики, привязанные к бахроме. Помните?
— О, да! — оживилась профессор Гуляшевич, прихлопнув в ладоши. — Ну, конечно же, я вас помню! Вы всегда сидели передо мной на первой парте!
Но, продолжая глядеть на Лысого, она снова захлопала глазами, но уже от удивления и, держа ладони сложенными перед собой, спросила:
— Постойте, а куда же подевались ваши длинные волосы с колокольчиками?
Лысый, не смущаясь ни на йоту, ответил:
— Образ жизни сменил. Подумал, всё-таки в обществе живу, где нужно соблюдать определенные нормы и правила.
Профессор Гуляшевич восхищённо всплеснула руками и, откинувшись на спинку стула, принялась завороженно слушать Лысого.
И тот продолжал:
— И если сегодня я буду одеваться как моей душе заблагорассудиться, то, кто знает, может быть, завтра захочу забраться на стол в нашей столовой или ездить на крыше автобуса. Будет ли это нормальным? Конечно же, нет! А ведь всё начинается с малого. И дабы быть честным с самим собою, — заметьте: не лгать, так сказать, самому себе! — я решился на такой шаг в своей жизни…
— Браво! — воскликнула с придыханием баба Гуля. — Какой же вы молодец!
Лысый промолчал. Мило улыбаясь, он смотрел на неё. И та добавила:
— А знаете, что? За одно только то, что вы не пропустили ни одну из моих лекций, я поставлю вам «зачёт»!
Она раскрыла зачётную книжку Лысого и принялась выводить оценку.
Лысый терпеливо дождался, пока баба Гуля не распишется в зачётной книжке. Схватив затем «зачётку», он быстро откланялся перед ней и ринулся к двери, где чуть было не столкнулся лбом с входившим в аудиторию однокурсником…
***
Сидя за столом, профессор Гуляшевич недоумённо глядела на только что вошедшего молодого человека. Она сразу узнала его. Те самые длинные волосы и колокольчики на джинсовой куртке, словно издеваясь над ней, раскачивались на толстых нитках — бахромках.
Профессор Гуляшевич тут же вскочила с места и ринулась к двери. Но в коридоре след Лысого уже простыл.
В этот момент, он торопливо спускался по центральной лестнице университетского здания. Хихикая под нос, словно чёртик из гоголевских произведений, он крепко держал в руке свою зачётную книжку и ощущал себя свободным человеком.