Соломенная вдова

Елена Здорик
Алина долго взвешивала: уезжать на лето или нет? Боязно было оставить мужа одного на два с половиной месяца. Слишком много соблазнов в столице для мужчины тридцати пяти лет. Решила, что загулять, в конце концов, муж может и живя под боком, а морской воздух и витамины детям ой как нужны. В начале июня она уехала к родителям в Сочи с двумя сыновьями — годовалым Максимом и восьмилетним Антоном. Там детям рай: море, фрукты, бабушкина и дедушкина любовь. Муж Никита остался в Москве — отпуск ему полагался осенью. Причины для сомнений, увы, существовали в действительности, как ни старалась Алина себя убедить, что всё это ей чудится из-за хронической усталости и постоянного недосыпа. Внешне Никита вёл себя безукоризненно: после работы возвращался в одно и то же время, выходные почти всегда проводил с семьёй. Но Алина ещё до отъезда к родителям чувствовала, что муж живёт двойной жизнью.

Перед отъездом Алина дала подруге Маше шутливый наказ: иногда подкармливать Никиту, чтобы не слишком исхудал. Готовить для себя муж ленился, и Алина предполагала, что питаться он будет как попало. Поскольку речь шла в присутствии Никиты, то он (тоже шутливо) сразу же поддержал просьбу:

— Я только «за»! Там, где вкусная еда, там готов я быть всегда!
Алина с Машей рассмеялись.

***

Было утро воскресенья, когда первый раз за всё время отсутствия жены Никита заехал к Маше в гости — на пирожки. Запахи мяса и жареной капусты просочились в подъезд даже сквозь монументальную входную дверь. Никита потянул носом воздух и нажал на кнопку звонка.
Хозяйка у порога оглядела его с ног до головы:
— А ты ничего, совсем не исхудал.
— Ты тоже не изменилась, всё та же огненная масть.
— А мне не идёт? — Маша остановилась перед зеркалом и взъерошила рыжие волнистые волосы.
Никита поспешил заверить:
— Идёт! Очень даже идёт. Тем более к твоим зелёным глазам.
— Ох, какой проницательный!
— Правда-правда, у тебя глаза цвета недозрелого винограда, — блеснул красноречием гость.
— Скажешь тоже, — улыбнулась хозяйка. — Проходи, чай будем пить.
Маша заварила чай с бергамотом, красиво разложила на блюде пирожки двух видов: с капустой и мясом.
— Вкуснотища! — похвалил Никита. — Всё, как я люблю: пирожки маленькие, а начинки много, — и стал метать крохотные пирожки один за одним.
Маша ненадолго отошла на кухню — проверить, выключена ли духовка, а когда пришла, то увидела, что Никиты в комнате нет. Странно. Маша огляделась. Уйти он не мог, она бы заметила — входная дверь как раз напротив кухни. Да и чего ему так быстро уходить? Договорились же, что она ему с собой пирожков завернёт. И вдруг она услышала с балкона голос Никиты:
— Не могу говорить.
Маша выскользнула из мягких домашних шлёпанцев, бесшумно подошла к балконной двери. Никита сидел в кресле-качалке и вполголоса разговаривал с кем-то по телефону:
— Ну, всё. Целую тебя. Скоро буду.
Машу как кипятком обожгло. В три прыжка она оказалась в глубине комнаты. Когда Никита вернулся, она сидела на диване и разливала по чашкам вторую порцию чая.
— Чего ты там? Садись, продолжим, — предложила она как можно более непринуждённо.
— Извини, Маш. У меня образовалось срочное дело. Спасибо за пирожки, они великолепные. Если не жалко, заверни мне с собой.

— С чего бы мне было жалко? — Маша вышла из-за стола. — Я же обещала.
Она прошла на кухню и, пока Никита обувался в прихожей, быстро упаковала сначала в кальку, потом в пакет десятка полтора пирожков.

— Ой, спасибо! Я тебя обожаю! Пока! — Никита по-свойски смахнул мучную пыль с Машиной щеки, чмокнул её в эту щёку и скрылся за дверью.
Подруги созванивались ежедневно. Три дня Маша мучилась, решая дилемму: сказать об этом Алине или промолчать. Решила молчать. Муж и жена поссорятся, потом помирятся, а она, Маша, будет крайней. Ну уж нет.
Она старалась не думать о своей тайне. Как бы то ни было, прожила Алина с мужем почти десять лет, значит, и ещё проживёт. Была бы жена Никите безразлична, наверняка он давно бы уже загулял.

Но ничего подобного за восемь лет знакомства Маша от Алины не слышала. А может, всё это — её слуховая галлюцинация? Никита ни с кем по телефону не говорил, а она, Маша, вбила себе в голову весь этот бред и теперь мучается и жалеет подругу? Фантазия буйная, вот и лезет в голову чёрт знает что. Но как же объяснить эту картинку, которая до сих пор стоит перед глазами: Никита в кресле-качалке, старающийся ускользнуть из поля её зрения, телефон, прижатый к уху и его слова... С ума можно сойти от этих мыслей... Нет уж. Даже если сейчас что-то не так, со временем всё устаканится у Алинки. По-другому и быть не может. Вот скоро она вернётся, и жизнь потечёт по-прежнему.

***

Если бы Антону через несколько дней не идти во второй класс, Алина с детьми осталась бы у родителей ещё на месяц. Из-за школы в обратный путь двинулись в конце августа. Алина с детства страдала аэрофобией, поэтому поездки планировала всегда наземным транспортом. Чем ближе поезд «Адлер — Москва» приближался к пункту назначения, тем невыносимее становилось дышать. Смог от лесных пожаров крепко взял столицу за горло. Даже сквозь наглухо закрытые окна в вагон проникал дым. От него у Алины начался кашель.

Она дождалась, когда из вагона выйдут все пассажиры, надела на старшего сына Антона детский рюкзачок, выглянула в окно купе и заметила мужа. Он увидел её, махнул рукой и стал пробираться по перрону мимо обвешанных багажом пассажиров ко входу в вагон. Так и договаривались. «Нечего тебе тяжести таскать! Я сам вынесу чемодан. Ждите в вагоне».
Нет, как бы то ни было, а хороший всё-таки у неё муж. Заботливый.

На жаре асфальт плавился — каблуки вонзались в него, как входит в подтаявшее масло столовый нож. Никита нёс тяжёлый чемодан и Максима. Антошка соскучился по отцу и не отходил от него ни на шаг: забегал то справа, то слева, заглядывал в лицо отцу и сиял от радости. Алина, с небольшим саквояжем и дамской сумочкой, шла следом за мужем и детьми.
В машине почти не разговаривали. Несколько дежурных фраз мужа о её родителях — не в счёт. «Он как будто и не скучал вовсе», — уязвлённо подумала Алина.

Дома, открыв холодильник, она сразу поняла, что дома Никита не был самое малое дней пять. Хлеб в пакете покрылся зелёной плесенью. Сердце сжалось, но Алина промолчала. Мало ли почему заплесневел хлеб. Может, Никита после работы ужинал в каком-нибудь кафе и дома даже не открывал холодильник. Он же очень устаёт на работе, успокаивала себя Алина. Но ворчливый голос нашёптывал ей на ухо: «Принимаешь желаемое за действительное? Ну-ну!»

Из комнаты доносились радостные вопли детей и весёлый голос мужа. Эти звуки Алина готова была слушать с утра до вечера. Зачем опускаться до мелких придирок? Мало ли что мне могло показаться? Хороший у меня муж. У некоторых совсем никакого нет. А у меня — и красивый, и умный, и в карьере удачливый. Всё хорошо. И Алина занялась приготовлением ужина.
Пока она укладывала спать детей, а потом принимала душ, Никита на кухне смотрел по телевизору детектив. А когда Алина вышла из ванной, то муж уже спал крепким сном. Она выключила телевизор, ушла в комнату, легла на широкий диван и моментально уснула.

Наутро никто из них не сказал ни слова о вчерашнем недоразумении. Никогда за все годы брака Никита не уходил спать на кухню. Эта мысль точила Алину всё утро, пока она готовила завтрак и собирала мужа на работу. Но не устраивать же разбирательства утром. Как Никита потом будет весь день работать? Можно вечером поговорить.

Днём дела и дети завертели её так, что некогда было думать о всякой ерунде. Нужно было сходить в церковь — договориться о дне крещения Максима. Антона крестили в возрасте двух месяцев, а Максиму уже восемь месяцев, а до сих пор не крещён. Ребёнок слабый, с пониженным иммунитетом, постоянно болеющий. Мама посоветовала Алине срочно крестить сына, и та согласилась. Алина, хоть и не причисляла себя к истово верующим, но крестик носила и считала, что крещение ребёнку не повредит.
Священник из ближайшего храма сказал, что обряд можно провести 11 сентября, в субботу на следующей неделе.

Вечером, когда Никита приехал с работы, Алина готовила ужин. Он вошёл на кухню, не сняв костюма, будто собирался ещё куда-то ехать. Налил стакан сока, выпил залпом.

— Никита, тебе костюм не жалко? А если пятно посадишь? Переодевайся, через пять минут всё будет готово, — Алина помешала гуляш в глубокой сковороде.
Никита рассеянно посмотрел на неё, но ничего не ответил.

— Кстати, в субботу на следующей неделе будем крестить Максима.
Никита так же рассеянно посмотрел на жену:

— Хорошо. Я подъеду.

— В каком смысле? — Алина недоумённо уставилась на него. — Что значит «подъеду»? Разве мы не вместе поедем? Это же будет нерабочий день!

— Это значит, что я ухожу от тебя. Хочу пожить отдельно какое-то время. Надо было ещё вчера сказать. Но ты устала с дороги, я не стал расстраивать.

Радужные круги поплыли у Алины перед глазами. Она где-то читала, что вот это «хочу пожить отдельно какое-то время» — не что иное, как попытка мужчины оттянуть момент объяснения, а на самом деле он для себя давно всё решил. Никита точно это сказал или ей послышалось? Она взглянула на мужа и наткнулась на чужое лицо и отстранённый взгляд. Сомнений не осталось. Алина прислонилась к стене и вдруг истерически засмеялась:

— Не стал расстраивать? Пожалел волк кобылу — оставил хвост да гриву.
Никита поморщился, как от кислого:

— Ой, вот только не надо истерик. Тебе не хуже меня известно, что наши отношения давно себя исчерпали.

Он прошёл в комнату. С тихим звуком отъехала дверь шкафа-купе, и по лёгкому позвякиванию плечиков о кронштейн Алина поняла, что он снял сразу все свои костюмы, все пять, из них два летних. Серьёзно настроен, пути к отступлению себе не оставил. Алина услышала, как муж попрощался с детьми и вышел, аккуратно прикрыв дверь. Только теперь она съехала по стене на пол, закрыла лицо руками и дала волю слезам.

***

Никита ехал в отвратительном настроении, чувствуя себя персонажем какой-то плохой пьесы. Можно же было попытаться хоть как-то объясниться с женой. Он погрузился в раздумья, прокручивая в голове события последних месяцев. Несмотря на вполне состоявшуюся карьеру и прочную семью, червячок неудовлетворённости точил его изнутри. Он и сам поначалу не мог осознать, что не так. А когда понял, покрылся холодным потом: выходило так, что всё в его жизни было хорошо, кроме... жены. Конечно, Алина, как и прежде, оставалась красавицей и умницей. Когда-то они окончили один факультет института, но Никита давным-давно перерос жену и в интеллектуальном, и в профессиональном смысле. Алина много лет безвылазно сидит дома, занимается детьми. Она не обращает внимания на свою внешность: джинсы, кроссовки, простая стрижка, никакой косметики, кроме гигиенической помады. Ей так удобнее: к чему выряжаться, когда везёшь ребёнка на тренировку или идёшь в магазин за продуктами?

А сравнить было с кем. Во всех поездках Никиту сопровождала помощница Екатерина — яркой внешности девушка двадцати пяти лет, с каштановыми волосами, собранными в тугой узел на макушке. С ней было легко и удобно решать любые задачи, она не говорила лишнего, кроме английского, прекрасно владела немецким и умела вовремя позаботиться о чашке кофе для начальника.

***

Алина покормила детей, включила им мультфильмы, а сама вернулась на кухню. Хотелось побыть одной и подумать. Всё-таки сама виновата. Не надо было оставлять мужа на всё лето одного. Какая пара была! Загляденье. Красивые, стройные, голубоглазые. Говорят, когда муж и жена друг на друга похожи, это к семейному счастью.

Поначалу так и было. Познакомились в институте, учились на одном факультете. Надышаться друг на друга не могли. Поженились на четвёртом курсе. Антошка родился сразу после защиты диплома. Алина с головой окунулась в материнские заботы, а Никите с его красным дипломом сам бог велел поступить в аспирантуру. Что он и сделал. Уехал в Москву, Алину с Антошкой временно оставил в Сочи. Снял квартиру, поступил в аспирантуру, учился и подрабатывал программированием.

После окончания аспирантуры карьера его пошла в гору. Конечно, повезло. Мало ли таких, умных и образованных, считают гроши от зарплаты до зарплаты? Никита же год поработал в филиале иностранной компании, стал прилично зарабатывать, хотя должность была среднего звена.
Он перевёз семью в столицу, пока в съёмную квартиру. А через пару лет переманили его в конкурирующую фирму, да не на абы какое место, а сразу — в кресло коммерческого директора. На должность претендовали два кандидата, но предпочтение отдали Никите — помогло отличное знание английского языка.

Перспективы открылись грандиозные, в том числе командировки по всему миру. В промежутках между командировками Никита успел стать отцом второго сына и купить в ипотеку собственную, пока небольшую, квартиру. На работе он преуспевал, совершенствовался. Алина старалась, чтобы внешний облик мужа был безукоризненным: подбор костюмов, рубашек, галстуков и запонок был её заботой.

Всё шло как по маслу, ипотечный кредит Никита погасил раньше срока, и в недалёком будущем маячила перспектива обзаведения трёхкомнатной квартирой — дети растут, им необходима отдельная комната. Да и им с Алиной не помешала бы отдельная спальня...

***

В таких размышлениях прошло три дня. Ежедневно звонила Маргарита Феликсовна, свекровь. И каждый раз Алина делала вид, что у них ничего не случилось и Никита вот-вот вернётся с работы. Алина никогда не испытывала к свекрови родственных чувств. Какая-то она холодная, отстранённая, чужая. Удивительно ей было, что некоторые называют свекровь мамой. Разве чужая женщина может быть мамой? Мама, своя, родная, с которой можно поделиться всем, была за много километров от Алины. Конечно, они часто созванивались. Но по телефону, во-первых, всего не расскажешь, а во-вторых, здоровье у мамы слабое, давление скачет, не хотелось её расстраивать. Вот и получается, что только подруге Маше Алина могла рассказать о том, что творилось у неё в душе.

***

Однако прошла уже неделя после возвращения Алины из Сочи, а Маша так и не позвонила ей. На работе был аврал, домой приезжала поздно. В субботу, запланировав с пятницы как следует отоспаться, Маша вскочила ни свет ни заря. Ей вдруг показалось, что на эту субботу Алина должна была договориться о крещении Максима. Тогда очень странно, что она не позвонила. Сначала за полгода объявила, что хочет, чтобы крёстной матерью стала Маша, а теперь молчит. Может, обиделась, что Маша за целую неделю ни разу не вышла на связь? Но Алинка не такая. С чего бы ей обижаться. Знает, насколько Маша загружена разнообразной работой. Нет, что-то здесь не так. Полседьмого утра. Неудобно звонить Алине в такую рань. А сна — ни в одном глазу.

Маша побродила по квартире, ни с того ни с сего решила вымыть окно на кухне. Для фона включила радио — совсем муторно в тишине. Покрутила ручку настройки, попала на радиостанцию «На семи холмах». Диктор говорил об истории Москвы, потом звучали песни о столице — завтра, в первое воскресенье сентября, будет отмечаться День города.
Еле дождавшись девяти утра, Маша набрала Алинин номер:

— Привет! Извини, что в такую рань. Не разбудила?— Нет, что ты! — голос подруги показался Маше блёклым.

— Ну, рассказывай, как съездили.

— Хорошо.

— Как родители?

— Нормально.

— Алина, у тебя всё в порядке? Что я из тебя по слову вытягиваю? Не хочешь меня слышать — так и скажи, — вспылила Маша. — Собственно, я позвонила, чтобы узнать насчёт крещения. Ты договорилась?

— Да, конечно. В следующую субботу, одиннадцатого.

— Отлично. Что от меня нужно?

— Ничего особенного. У крёстной должен быть крестик и косынка или шарфик на голове.

— С этим никаких проблем. Хорошо. Я поняла, пока!

Маша отключилась, бросила телефон на диван, сама улеглась рядом и уставилась в потолок. Странное поведение подруги не выходило у неё из головы. Ничего подобного с Алиной не бывало за всю историю их знакомства. Может, не с той ноги встала? Случается же такое. Небось скоро сама перезвонит. Но время тянулось, наступил вечер, а Алина так и не соизволила объясниться. Ну, ничего. Я не гордая.

В восемь вечера Маша забралась в кресло с ногами, придвинула ближе журнальный столик с вазочкой, наполненной жареным арахисом, и решительно набрала номер Алины. Начала без предисловий:

— Если ты, коза махровая, сию минуту не скажешь мне, что произошло, я сейчас оденусь и сама приеду.
«Коза махровая» — самое страшное ругательство Алинкиной мамы. Подруги всегда хохотали, вспоминая, как выводили из себя маму Алины, допытываясь, почему это животное махровое.
Алина всхлипнула и ответила бесцветным голосом:

— Приезжай, — и отключилась.
Похоже, действительно произошло что-то из ряда вон... Маша мгновенно собралась, вызвала такси и поехала.

***

Дверь ей открыла тень. Это не прежняя Алина. Обычно весёлая, сейчас она была безучастная, с ввалившимися щеками и тёмными кругами под глазами.
Маша сбросила кроссовки и последовала на кухню за подругой.

— Еду не предлагаю. У меня только каша детская, — прошелестела Алина.

— Я не голодная. Дети уже спят?
Алина кивнула.

— А Никита где?

— А кто его знает? — пожала плечами Алина.

— Как это? — только сейчас до Маши стал доходить масштаб случившегося. — Рассказывай!

Алина рассказала всё в подробностях, начиная с момента встречи на вокзале.
Маша выслушала молча, посидела, кусая губы, спросила:

— Ты его любишь?

Алина улыбнулась и пожала плечами. Улыбка вышла жалкой.

— Если любишь, за него надо бороться, — решительно отрезала Маша, и её рыжие локоны возмущённо подпрыгнули.

— Бороться? Я даже не знаю с кем, понимаешь?

— У мужиков бывают заскоки. Может, у него и нет никого, — сказала Маша и вспомнила, как Никита тайком говорил по телефону, сидя у неё на балконе. — Может, просто устал. Он давно не был в отпуске.

— Год, — поддакнула Алина.

— Вот! Подожди. У него мозги на место встанут, вернётся.
Потом пили чай. Вприглядку. Молчали.

— Кстати, крещение ребёнка — прекрасный повод для примирения, — подала голос Маша.

— Самое страшное, Маш, что мы даже и не ссорились. Просто он ушёл и всё.

— В церковь-то он приедет?

— Обещал. Сказал, что утром заедет за нами на машине, и вместе поедем в церковь.

— Ну, хоть что-то, — вздохнула Маша. — Приготовь обед. После церкви будем праздновать это событие. Я вина принесу. Красного. Глядишь, он тоже выпьет и останется ночевать. Не поедет же он на машине, если выпьет.
Алина грустно покачала головой.

— Не вешай нос раньше времени, подруга, — сказала Маша.

***

После крещения вышли из церкви. Стоял чудный день ранней осени: ярко голубело небо, сияло солнце на золочёных куполах. Хотелось жить, любить и радоваться жизни.

Маша глянула на Алину. щёки у неё раскраснелись, на губах блуждала улыбка. Маша ободряюще улыбнулась подруге, мол, всё идёт по плану. Никита открыл машину, усадил детей, пристегнул. Алина с трудом втиснулась на заднее сиденье между детских кресел. Крупногабаритная Маша заняла переднее. Всю дорогу Никита, как ни в чём не бывало, хохмил, развлекал Машу. Поднялись в квартиру. Алина накормила детей, расставила салатники, тарелки, пригласила всех к столу.

Никита с превеликим удовольствием уплетал салаты, нахваливал мясо по-французски, периодически брал в руки телефон и что-то писал. Вдруг посреди непринуждённого разговора поднялся, вышел в прихожую, и Алина и Маша услышали:

— Ну, я поехал. Всё было вкусно, спасибо!
Подруги не смогли вымолвить ни слова. Сидели и хлопали глазами.
Когда за мужем закрылась дверь, Алина сказала:

— И выпитое вино его не остановило. А мы-то, дурочки...

— Он такси вызвал, — сказала Маша. — Я только сейчас поняла, чего он в телефон пялился. — У меня такое чувство, что пора подключать тяжёлую артиллерию.
Алина вопросительно уставилась на подругу:

— Что?

— Феликсовна давно звонила? — ответила Маша вопросом на вопрос.

— Так почти каждый день, — отозвалась Алина.

— И что? — встрепенулась Маша.

— Что «что»?

— Она знает про Никиту?

— Нет. Он ей не сказал, а я зачем буду говорить? Получится, что ябедничаю, — пролепетала Алина. — Я вообще её боюсь. Она как айсберг. Холодная и вся такая правильная. Рядом с ней я себя чувствую пещерным человеком.

— Странная ты такая! Ты не ябедничаешь, а обращаешься к ней за помощью. Ты вообще-то семью хочешь сохранить. Или не хочешь? — возмутилась Маша.
Алина вздохнула:

— Насильно же не заставишь.

— Но попробовать можно, — твёрдо сказала Маша.

— Я не стану ей говорить, — упрямо ответила Алина.

— Ой, можно подумать, кроме тебя, и сказать некому, — фыркнула Маша. — Я сама ей скажу. Слава богу, у меня есть её номер.

— Я думала об этом, — вздохнула Алина. — Мне кажется, что Маргарита Феликсовна меня не любит и в данной ситуации как пить дать встанет на сторону единственного сына.

— Ну, это мы посмотрим, — отрубила Маша и переключилась совсем на другое: — Меня сегодня радует уже то, что ты не рыдаешь и поела наконец. Когда я тебя увидела неделю назад, то испугалась.

— Да. Я на пять килограммов за неделю похудела.

— Совсем не ела?

— Ела, — улыбнулась Алина. — Чай.

— О боже. Обещай по крайней мере есть. Если упадёшь в голодный обморок, что будет с детьми?

— Обещаю.

— Так мне звонить Феликсовне или ты сама вынесешь свой сор из избы? — Маша обвела рукой кухню.

— Я скажу, — тряхнула головой Алина. — Постараюсь.

— Ты уж постарайся. А там посмотрим, что будет. Есть такой афоризм. Не помню, кто сказал. «Не падайте заранее. Это дурная примета». Запомни!
Дома Маша долго не могла уснуть, стараясь представить, как поведёт себя Алинкина свекровь.

***

Маргарита Феликсовна была дамой миниатюрной, с фигурой изящной, как фарфоровая статуэтка. Искусствовед по профессии, она, в силу регулярных переездов с места на место с мужем-военным, по своей редкой специальности почти не работала. Но полученное в юности образование срослось с её сущностью, как вторая кожа, — плотно и навсегда.
Когда сын, будучи студентом четвёртого курса, собрался жениться, Маргарите Феликсовне стоило огромных усилий воздержаться от резких слов. Но она бы не была собой, если бы совершила поступок, о котором впоследствии пришлось бы пожалеть. Главным жизненным принципом Маргариты Феликсовны был такой: «Если не можешь повлиять на ситуацию, извлеки из неё всё самое лучшее».

— Ну, хорошо, — сказала она сыну, когда тот собрался вступить в брак. — Хочешь жениться — женись. Но даже не думайте повесить мне на шею детей, — продолжила Маргарита Феликсовна и заметила вытянувшуюся от удивления физиономию Никиты. — Я не против внуков, но не хочу общаться с ними по обязанности. У меня насыщенный график, много разных дел. Будет время — приеду. Нет — извините.

Пока шла подготовка к свадьбе, Маргарита Феликсовна успела примириться с предстоящим событием и даже нашла в нём несколько плюсов. Будущую невестку она знала на тот момент года полтора. Сказать, что Маргарита Феликсовна была от девушки в восторге, — значило бы погрешить против истины. Ей нравились особы утончённые, разбирающиеся в искусстве, с которыми было о чём поговорить. Однако будущая свекровь Алины была умна и понимала, что шанс соединить в одной семье двух искусствоведов крайне мал. Невеста сына в лучшем случае могла отличить Айвазовского от Шишкина. Но Маргарита Феликсовна в разговорах с ней обходила острые углы, чтобы ненароком не поставить девушку в неловкое положение. Знаниями можно при желании обзавестись всегда, а вот если нет воспитанности, это уже не исправить.

Алина была воспитанной девушкой. Она не лезла в глаза, чаще молчала, а если высказывалась, то кратко и по делу. По сердцу пришлась Маргарите Феликсовне манера Алины одеваться: неброско и со вкусом. Что ни говори, надо признать, что Бог уберёг Никиту от одной из этих... У которых юбка-манжета еле прикрывает зад, а из декольте того и гляди вывалятся соски. Тьфу! (Маргарита Феликсовна, хорошо знакомая с древнерусской литературой, презрительно называла таких «персиянками» — от древнерусского «перси» — груди).

Так что хорошая девушка досталась Никите — грех жаловаться. Со временем, особенно после появления на свет первого внука, Маргарита Феликсовна нашла с невесткой и общий язык, и темы для разговоров. Но она была не из тех женщин, которые распространяются о своём хорошем отношении и сюсюкают с невестками. Смолоду не привыкла озвучивать свои переживания — ни радостные, ни печальные.

После телефонного разговора с невесткой Маргарита Феликсовна долго не могла успокоиться, а звонить сыну в таком состоянии не считала разумным. День ещё, Никита на работе. До самого вечера Маргарита Феликсовна готовила предстоящий разговор, как опытный шахматист выстраивает многоходовую партию. Мужу новость она сообщила, невзирая на то, что он тоже был на работе. Дмитрий Сергеевич услышанному не слишком удивился, но с сыном обещал поговорить.

— Знаю я, как ты разговариваешь! — вспылила Маргарита Феликсовна.

— Рита, мне по-прежнему трудно тебя понимать, — вздохнул Дмитрий Сергеевич. — Ты с какой целью позвонила мне на работу?

— Рассказать о твоём сыне, который ушёл из семьи.

— Рита, ты неисправима! — вздохнул Дмитрий Сергеевич. — Если Никита делает что-то хорошее, то ты всегда акцентируешь внимание на том, что это твой сын. Если же (не дай бог) он натворит что-то непотребное, то он только мой сын. Странное непостоянство, а?
Маргарита Феликсовна пропустила мимо ушей колкость.

— Ну ты же можешь как отец повлиять на него?

— Рита, ему не пять лет. Разве я могу ему указывать, как ему поступать?

— Прости. Я погорячилась. Давай сначала я с ним поговорю. Больше проку будет.
На том и попрощались.


Звонок матери застал Никиту у подъезда, где он снимал квартиру. Настроение его сразу испортилось. А как было хорошо ещё несколько минут назад... Он припарковал машину, сделал заказ на доставку ужина из ресторана и лёгкой походкой свободного человека направился к подъезду. И вот теперь этот звонок. Несколько секунд Никита помедлил, соображая, насколько полной информацией владеет мать, потом ответил:

— Мамуль, привет!

— Привет, сынок, — ласково прощебетала Маргарита Феликсовна.

— Мам, я перезвоню позже, не могу сейчас говорить.
Ему нужна была пауза на обдумывание.
Никита вошёл в квартиру, принял душ, встретил курьера из ресторана, поужинал и только тогда перезвонил:

— Мамуль, это я.

— Ну наконец-то!

— У тебя что-то срочное?

— Конечно, срочное. Если ты заметил, я вообще никогда не беспокою тебя по пустякам. Не имею такой привычки, — в голосе Маргариты Феликсовны зазвучали металлические нотки.

— Мам, я слушаю.

— Я хотела поинтересоваться, как твоя семейная жизнь. Давно не звонишь. И Алина тоже не звонит, — слукавила Маргарита Феликсовна.

Великолепно зная свою матушку, Никита сразу понял, что ей известно всё, а значит, врать не имеет смысла.

— Мама, мы расстались с Алиной.

— Как? Что ты говоришь? А дети? Что всё это значит?

— Мы расстались на время. Нам надо отдохнуть друг от друга.

— Ах, значит, ты устал? — взорвалась Маргарита Феликсовна. — От чего ты устал, бессовестная твоя морда? Живёшь на всём готовом. Алинка как бесплатная домработница у тебя! Весь дом на ней. Дети на ней! А ты устал, видите ли! Голубая кровь взыграла?
Никита не успевал вставить ни слова в водопад её обвинений.

— В общем, так. Мы с отцом приедем в субботу. Чтобы ты был дома. Со своей семьёй. Точка. И запомни: меня не интересует, какие планы у тебя были на эту субботу, понял?
Никита не стал возражать — себе дороже.

***

Алина очень удивилась, когда в субботу ровно в девять утра кто-то позвонил в дверь. Для родителей Никиты время было слишком раннее. Они жили в соседней области, до Москвы — часа четыре езды. Пока Алина соображала, кто бы это мог быть, пока искала халат, звонок повторился. Алина посмотрела в глазок, быстро поправила растрёпанные волосы и открыла дверь.

Никита вошёл, буркнул «привет», снял кроссовки и подхватил на руки Антошку, который с радостными воплями кинулся к нему. Они расположились на диване в комнате, и Антошка вполголоса стал рассказывать Никите о своих школьных новостях. Самой неприятной новостью было то, что его посадили за одну парту с девчонкой.
Проснулся Максим — заплакал в кроватке. Алина взяла его на руки, ушла на кухню, поставила кипятить молоко для каши.
Вскоре из комнаты послышались смех и звуки борьбы.

— Защищайся! — командовал Никита. — Не стой на месте!

— Папа, а ты мне перчатки боксёрские купишь?

— Конечно! А ещё, когда тебе исполнится десять лет, я тебя в секцию бокса запишу. Если захочешь, конечно.

— Ура! Конечно, захочу! — визжал Антошка. — А почему так долго ждать?

— Антош, туда берут только с десяти лет.

— Уууу, как долго. Два года целых.
Алина прислушивалась к разговору мужа и сына и качала головой. Ну, это мы ещё посмотрим. На бокс он сына запишет. Чтобы его там били по голове.

***

Дмитрий Сергеевич и Маргарита Феликсовна приехали к одиннадцати. Алина к этому времени напекла блинов, но выяснилось, что закончилась сметана. Под этим предлогом чаепитие решили отложить, а Маргарита Феликсовна отправила невестку и старшего внука в магазин, чтобы разговор с Никитой вести с глазу на глаз.

Когда Алина спускалась с Антошкой в лифте, на третьем этаже двери открылись и вошёл парень с мольбертом. Алина улыбнулась. Когда-то она тоже училась рисовать, ходила в художественную школу, и ей это занятие очень нравилось. Давненько она не брала в руки кисть. Наверное, с момента замужества. Всё как-то некогда было. Они вышли во двор, и Алина даже остановилась, вдруг обратив внимание на клумбу у подъезда. Надо же, целый месяц, с тех пор как ушёл Никита, она ходила мимо и не обращала внимания на пышность бархатцев, нежную голубизну сентябринок. Как будто слепая была. Захотелось нарисовать всё это нежно, акварелью.

— Мам, ты что? — подал голос Антошка. — Пойдём. Гости ведь сметану ждут. Ты забыла?

— На клумбу залюбовалась, — улыбнулась Алина.
Они взялись за руки и пошли по направлению к ближайшему «Перекрёстку».

Хитрая всё-таки женщина Маргарита Феликсовна. Ловко очистила пространство от нежелательных ушей. Максимка, конечно, не в счёт. Он ничего не сможет рассказать ни матери, ни брату. Алина шла и думала, что хорошо Маргарита Феликсовна придумала, выпроводив её из дому. Ведь если бы свекровь начала разбор полётов в её присутствии, то было бы неловко перед Никитой, будто родители заставляют его сохранить семью, потому что ей, Алине, этого хочется. А Никита, собственно, ни в чём и не виноват. Это она сама виновата. Ведь не зря говорят, что от хороших жён не уходят.

Когда пили чай, бабушка и дедушка, держа на коленях щебечущих внуков, расхваливали блины. Никита помалкивал. Тему его возвращения в семью не затрагивали, но Алина заметила, что взгляд у мужа стал печальным.

Видимо, Маргарита Феликсовна посчитала свою миссию выполненной, поэтому вскоре после чаепития уехала с мужем по своим делам, пообещав приезжать каждую неделю. Никита при этом тяжело вздохнул. Он исчез почти сразу после отъезда родителей. Алина и не ждала от него другого поведения. Сама виновата. Обабилась, сидя с детьми. Перестала интересовать его как женщина.

***

Родители, конечно, промыли Никите мозги, и вышло, что никаких особенных причин уходить из семьи у него нет, кроме разве что «капризов избалованного мальчика, одной ногой застрявшего в пубертате», как выразилась Маргарита Феликсовна. Но он держал марку, хотя твёрдо пообещал отцу и матери вернуться в семью. О своей симпатии к коллеге Екатерине он предусмотрительно промолчал. Да и непонятно пока, как дальше с ней будут развиваться отношения. Девушка оказалась с запросами. Обдумав своё шаткое положение, он решил вернуться к Алине, но не сразу, а через несколько дней, чтобы не выглядеть в глазах жены совсем уж бесхребетным маменькиным сынком.

***

Алина просматривала сайт интернет-магазина в поисках детских книжек. Она уже отобрала несколько штук с красивыми яркими обложками, как вдруг появилось всплывающее окно с надписью на обложке: «Самоучитель по рисованию акварелью». Ни секунды не раздумывая, Алина добавила этот товар в корзину. Очень хотелось нарисовать бархатцы и сентябринки, пока держится бабье лето и не побили их ночные заморозки.

Наутро курьер привёз книги. Вечером, уложив спать детей, Алина уселась на кухне с самоучителем. Листала, рассматривала иллюстрации, прикидывала, всё ли необходимое у неё есть или нужно что-то докупить. Нужны были краски, карандаши, хорошие кисти.
Утром Алина проводила Антошку в школу, а сама вышла на прогулку с Максимом. Малыш всегда хорошо спал на улице.

Погода выдалась солнечная. Кроны деревьев ещё сплошь зелёные, лишь кое-где виднелись на них жёлтые заплатки отдельных торопыг-листочков. Ветер доносил с клумбы пряные запахи бархатцев. Алина села на скамейку и, машинально покачивая коляску ногой, достала из сумки блокнот и простой карандаш. Глядя на цветы, стала рисовать наброски. За несколько лет рука отвыкла от карандаша, наброски Алине не нравились. Она испортила несколько страниц в блокноте, рассердилась на себя, убрала блокнот с карандашом в сумку и решила прогуляться по окрестным дворам.
Алина медленно катила коляску и раздумывала о том, что произошло с ней за последний месяц. Вдруг подумалось, что боль, которая была невыносимой в первые дни после ухода мужа, теперь притупилась. Правду говорят, что время лечит. Если бы ещё научиться выбрасывать из головы мысли. Всё-таки рисование должно её отвлечь. Хорошо придумала. Надо набраться терпения, тогда всё получится: рука вспомнит навык. Обязательно вспомнит. В соседнем дворе на скамейке сидели две молодые мамаши с колясками. Они обсуждали кого-то из общих знакомых:

— Господи, ты его видела? На что там смотреть вааще? Хлюпик, плечи узкие, задница с воробьиное колено, — вытаращила глаза одна, худая, в джинсах и короткой кожаной куртке. — Ни кожи ни рожи, тем не менее он уже пятый раз от неё уходит!

— Кобель — он и в Африке кобель, — поддакнула вторая.
Диалог как по заказу. Как будто, кроме ухода мужей, других тем для разговоров нет. Алина развернула коляску и направилась в свой двор.

Каждое утро в сухую погоду Алина выходила «на этюды». Постепенно все страницы блокнота заполнились довольно сносными набросками цветов. Алине очень нравились эти выходы во двор. Ей было приятно, что можно позволить себе делать что-то давно забытое и что это забытое сейчас так её радует и отвлекает от грустных мыслей. Действительно, во время рисования она забывала об уходе Никиты, о том, что осталась одна. Штамп в паспорте есть, а мужа нет. В общем, не жена, а непонятно кто. Соломенная вдова. Особенно разъедало душу подозрение, что он променял её на другую. Свекровь к тому же звонит каждый день, осторожно выведывает, как у них дела. Про Никиту не спрашивает, но дураку ясна причина её звонков. Маргарите Феликсовне интересно, вернулся Никита в семью или нет.
Никита пришёл с вещами в субботу, ровно через неделю после визита родителей.

Алина открыла дверь, посторонилась, пропуская его в квартиру, и заметила, каким чужим взглядом муж осматривается по сторонам. Будто в гостиницу заселяется. Это был другой Никита, не тот, с которым она прожила почти десять лет. Он прошёл на кухню, увидел разложенные на обеденном столе листы с акварелями, удивился:

— Ого! Ты наконец занялась чем-то.
Алина зыркнула недоумённо. Он говорит так, будто она все эти годы не рисовала из лени.

— Ты обиделась что ли? Я не хотел тебя обидеть.
Алина промолчала. После обеда Никита пошёл гулять с детьми, а Алина занялась уборкой. Из-за включённого пылесоса не сразу услышала, что звонит Маша. Поговорили недолго. Подруга узнала новости, что произошли за две недели, пока она летала в отпуск, порадовалась воссоединению семьи. А прощаясь, спросила:

— Алина, а что с голосом у тебя? Ты не рада, что Никита вернулся?

— Вроде бы рада. Но что-то не так. Он смотрит на меня, будто он постоялец отеля, а я горничная.

— Вот всё не слава богу! Алина, ну нельзя так. Его не было целый месяц. Ты просто отвыкла. Всё наладится.

***

Всё и наладилось. Никита жил в семье, выходные проводил с детьми, у Алины освободилось некоторое время, и она продолжила рисовальные опыты. В багетной мастерской удачно оформили её акварели: бархатцы и сентябринки. Теперь уже на улице снег, а при взгляде на акварели душа радуется, будто на машине времени перемещаешься в солнечный сентябрь, где разлиты в воздухе запахи последних цветов.

Вскоре был куплен ещё один самоучитель — по рисованию пейзажей.
А через три месяца, в канун дня рождения Никиты, Алина закончила пейзаж с заросшим ряской прудом, который давно хотела нарисовать. Работала она над ним втайне от мужа — готовила подарок. В багетной мастерской за раму пришлось заплатить по срочному тарифу. День рождения завтра, а дарить пейзаж без рамы как-то несолидно.

Часто звонила свекровь — то сыну, то Алине. Хотела убедиться, что в семье всё в порядке. Внешне всё хорошо, а о мелочах Алина никому не рассказывала: ни подруге Маше, ни (тем более) свекрови.

Алине казалось, что после этой истории с уходом и возвращением Никиты душу её сковал лёд. И вот теперь внешне всё нормально, а льдина никак не растает. Кому такое расскажешь и надо ли? Проще сказать, что всё нормально. Меньше расспросов — спокойнее жизнь.

День рождения Никиты пришёлся на субботу. К обеду обещали приехать его родители. Маша с утра пришла помогать Алине готовить, и это было очень кстати, потому что у Максимки резались зубки, он капризничал. Вряд ли Алина успела бы к обеду накрыть стол без помощи подруги.

***

Алина затаила дыхание, когда дарила мужу свой подарок. Очень хотелось, чтобы эта работа, над которой она трудилась так долго, ему понравилась. Никита взял картину, подержал в вытянутой руке, то приближая, то удаляя от глаз и поднял вверх большой палец. В общем, обрадовался подарку или сделал вид, что рад. Теперь Алина каждое его слово подвергала сомнению.

Маргарита Феликсовна с Дмитрием Сергеевичем приехали во втором часу дня. Квартира наполнилась смехом, шутками. Так происходило каждый раз, когда появлялась свекровь. Маша шепнула Алине: «Узнаю батарейку энерджайзер!» и улыбнулась. Родители подарили Никите фотоаппарат Canon с каким-то невероятным объективом новой модели. Алина в этом не разбиралась, к тому же постоянно отвлекалась на плачущего малыша, поэтому особенно не прислушивалась к общему разговору и не запомнила мелочей.

После праздничного обеда Никита с отцом спустились во двор к машине, Маша с Алиной занялись уборкой на кухне, а Маргарита Феликсовна в комнате играла с Антошкой в шашки и одновременно присматривала за Максимкой, который уже ходил самостоятельно.

— Тесновато тут вам вчетвером, — вздохнула Маргарита Феликсовна, обведя глазами комнату.

— Почему, бабушка? — возразил Антон.

— Как почему? Одна комната, а вас четверо.

— Нет, бабушка. Нам не тесно. У нас ведь не одна комната. У нас же ещё кухня есть! Ты разве забыла? — засмеялся Антон. — Так что у нас теперь двухкомнатная квартира!
— Антоша, кухня не в счёт, это подсобное помещение. В кухне же люди только готовят еду и едят. Кухня не считается.
— Нет, бабушка, — у нас считается. Мы же с мамой и Максимом живём в комнате, а на кухне папа живёт.
Маргарита Феликсовна была поражена в самое сердце.
— Постой, Антоша, — то есть ты хочешь сказать, что папа и спит на кухне?
— Ну конечно! Там же угловой диван. Он раскладывается. Там прекрасно можно спать. Ну, ты поняла теперь?
— Да, Антоша. Поняла. А давай попросим маму присмотреть за Максимом, а сами сходим к деду и папе на улицу. Что-то они там долго блуждают.
— Ура!
— Но сначала надо убрать шашки, чтобы потом не искать их по всей вашей «двухкомнатной» квартире.
— Бабушка, я мигом, ты меня подожди, не уходи без меня.

***

У Маргариты Феликсовны повысилось давление. Она это всегда чувствовала и без тонометра. Таблетки были в сумочке, но она не хотела привлекать к своей персоне внимание Алины и Маши и не стала заходить на кухню за водой. В машине была начатая бутылка воды. Вот там Маргарита Феликсовна и выпила свою скорую помощь — капотен.
Ну и ну. Конечно, Никита соблюдает их договорённость и внешние приличия. Ничего не стала спрашивать она у сына. Да и как именно спросишь? «Ты с женой спишь или на кухне?» Это просто смешно. Если предположить, что Маргарита Феликсовна смогла бы задать Никите такой вопрос, он ответил бы: «Хотели, чтобы я вернулся в семью — я вернулся. А где и с кем мне спать — это моё личное дело». И будет прав. Четвёртый десяток мужику. Нормальная мать давно бы ослабила строгий ошейник.

***

В машине на обратном пути Маргарита Феликсовна рассказала Дмитрию Сергеевичу новость. Он помолчал некоторое время, потом ответил:

— Вряд ли мы что-то ещё сможем предпринять.

— «Мы»? — встрепенулась Маргарита Феликсовна. — Один раз поговорил с Никитой и теперь готов себя бить в грудь? Скажите, пожалуйста — «мы»!

— Рита, чего ты кипятишься? Ну, хорошо, я согласен. Скажем так: чего уж ты только ни делала — всё бесполезно. Прошла у него любовь, видимо.
— Ну да, ну да, — Маргарита Феликсовна поджала губы и добрые два часа, до самого конца поездки, молчала.

***

Накануне Восьмого марта Алине позвонила Маша — напомнила о встрече. Восьмого у Алины день рождения, и по многолетней традиции подруги в этот день ходили в кафе «Пушкинъ». Никита считал такие походы непозволительной расточительностью, но, поскольку финансовую сторону (в качестве подарка Алине) брала на себя Маша, от него требовалось только одно — остаться с детьми, пока Алина не вернётся домой, он не спорил и ничего не пытался доказать.
Пребывание в таком «намоленном» месте волшебно действовало на обеих подруг. Пара часов, проведённых в уютной атмосфере, вкусные десерты, ароматный чай — всё это оставляло незабываемые впечатления на год вперёд.

***

Наступил апрель, но Маргарита Феликсовна никак не могла смириться с тем, что в семье у сына всё плохо. Дама дипломатичная, она не имела привычки идти напролом. Всегда нужно заранее всё обдумать. Поэтому так и не поделилась ни с сыном, ни с невесткой сокровенным знанием о Никитином спальном месте на кухне. Но мысль о неустроенности единственного сына мучила Маргариту Феликсовну.

Однако пришёл и на её улицу праздник. В конце апреля позвонил Никита и сообщил, что они с Алиной купили двухкомнатную квартиру. Ипотечный кредит он, конечно, оформил на себя. В этот день Маргарита Феликсовна летала как на крыльях. Выбирала подарки на новоселье, к этой дате заказала у портнихи новое платье. На новоселье приехали из Сочи родители Алины. Радость Маргариты Феликсовны была двойная. Район хороший: детский сад, школа и поликлиника рядом. А самое главное, покупка квартиры — это ли не доказательство намерений сына навсегда выбросить из головы крамольные мысли об уходе из семьи?!
А через пару месяцев оказалось: нет, не доказательство. Родители приехали без предупреждения утром в субботу и встретили у подъезда Никиту, укладывающего в багажник чемодан.

— Вот это да! Сынок, ты в командировку? — воскликнула Маргарита Феликсовна.

— Мам, пап, — Никита замялся, — в общем, я честно... пробовал. Но не могу я. За детей не переживайте. Деньги я Алине буду давать, сколько надо. Они ни в чём не будут нуждаться. Извините, мне надо ехать. Я позвоню.

И уехал, а Маргарита Феликсовна и Дмитрий Сергеевич остались стоять, не совсем понимая, нужно ли теперь подниматься в квартиру и отягощать своим присутствием невестку или, наоборот, необходимо сейчас же пойти, чтобы ей не было одиноко.

— Пошли, — Маргарита Феликсовна первая пришла в себя. — С внуками хоть повидаемся.
Она выразительно посмотрела на мужа:

— Только — я тебя умоляю — если Алина ничего не скажет о Никите, то и ты не заикайся. Кстати, у них окна во двор не выходят?

— Нет, — покачал головой Дмитрий Сергеевич.

— Это хорошо. Значит, она не видела, что мы с Никитой встретились. А мы ничего не скажем. Будто и не видели его.

***

После отъезда родителей мужа Алина занялась уборкой. Дети смотрели мультфильм, Алина протирала пыль, раскладывала по местам вещи, в спешке брошенные Никитой. Хорошо всё-таки, что они не встретились с Никитой. Иначе ему бы пришлось с ними объясняться. Даже жалко его. Маргарите Феликсовне сложно противостоять.

На полке шкафа, где всегда лежали вещи мужа, рука наткнулась на что-то твёрдое. Алина приподнялась на цыпочки и увидела знакомую рамку. Слёзы навернулись на глаза, когда она взяла в руки подаренный мужу пейзаж. Наверняка у него кто-то есть. Иначе почему он оставил здесь картину? И тут же спохватилась. Что это я, дурочка? Он меня бросил — живого человека, мать своих детей. Разве есть ему какое-то дело до этой картины? Тоже мне трагедия — картину он оставил. Но нет-нет, а точила исподтишка мысль: он зачищает территорию. Вернее, создаёт совершенно новую территорию. На которой нет места ни единой вещи, которая бы напоминала ему о прошлом.

Прошёл год, в течение которого в жизни Алины абсолютно ничего не изменилось. Из-за частых болезней Максима в детский сад она не отдала. Деньги муж исправно присылал на карту. Она решила быть дома с Максимом до трёх лет. Может, меньше станет болеть. Педиатр посоветовала выехать летом с детьми на море. Алина и так каждый год навещала родителей. Когда она уже собиралась купить билеты в Сочи, позвонила Маргарита Феликсовна:

— Алина, мы с подругой собирались в Черногорию на отдых, но она попала в больницу. Ты не хочешь составить мне компанию? Ты в Черногории была когда-нибудь?
— Нет. Я бы поехала, если можно взять с собой детей.
— Конечно, обязательно! Эту проблему я решу. Так ты согласна?

— Да. Когда нужно ехать?

— Отлично! Ехать — через две недели.

***

Погода в аэропорту Тиват не слишком порадовала путешественников: при температуре около тридцати градусов лил дождь и сверкали молнии. Решили переждать грозу в здании аэропорта — довольно тесном.

— Ничего, — бодрым голосом успокоила Маргарита Феликсовна порылась в сумочке, вынула оттуда записную книжку, полистала страницы и скомандовала:
— От аэропорта до Будвы всего километров двадцать. Так что осталось нам проехать всего ничего. Выше нос, Антоша!
Антошка, который под конец пути приуныл, немного приободрился.

— А если гроза до вечера не закончится? — спросила Алина.

— Закончится! Куда она денется? — сказала Маргарита Феликсовна так убеждённо, будто сама управляла грозой. — Кстати, нам придётся немного подождать, чтобы основная масса пассажиров уехала. Таксист будет сговорчивее, — прибавила Маргарита Феликсовна.

— Бабушка, я хочу есть! — объявил Антошка.
Маргарита Феликсовна приложила палец к губам:

— Терпение, мой друг! Через полчаса будем ужинать.
Антошка в такси вёл себя очень прилично: не надоедал просьбами, смотрел по сторонам и удивлялся всему подряд. Максим, хоть и спал в самолёте, хныкал всю дорогу до самой Будвы, старинного городка на адриатическом побережье — конечного пункта маршрута. Пока ехали, гроза утихла.

— Сегодня отдохнём, а завтра пойдём гулять по окрестностям, — предложила Маргарита Феликсовна.

— Конечно, сегодня уже ноги не идут, — согласилась Алина.
— У кого это не идут? — подал голос Антошка. — У меня идут.
— Это хорошо, но одного тебя мы не отпустим гулять в незнакомом городе, — улыбнувшись, сказала Алина.

У неё с момента прилёта было смешливое настроение. Смешно наблюдать, как свекровь листает свой блокнот и старательно шевелит губами, заучивая нужные в обиходе фразы на черногорском языке. Смешно смотреть на Максимку, который в такси уснул и теперь улыбался во сне. Что ему снится, интересно? Смешно следить за поведением Антошки. Для него это первая заграничная поездка, но держит он себя так, как будто всё вокруг знает, хотя это всезнайство не мешает ему с изумлением вслушиваться в не совсем понятную речь.
Таксист высадил путешественников у отеля.

— Ну, вот, ребята, мы и приехали в древний город, которому две с половиной тысячи лет, — тоном экскурсовода объявила Маргарита Феликсовна.

— Бабушка, а Москва тоже древняя? — встрепенулся Антошка.

— Москва тоже древняя, но не настолько, ей нет и девятисот лет, — Маргарита Феликсовна пропустила вперёд Антошку и Алину с малышом на руках и покатила за собой оба чемодана.

— Добро вэчэ! — поприветствовала приезжих девушка на стойке регистрации.
Забронированный номер был с видом на море.
Алине всё здесь нравилось. Сам ритм жизни, спокойный, размеренный, был настолько не похож на стремительность московского бытия, что, казалось, находишься в другом измерении.
На следующий день после завтрака отправились гулять по городу.

— Из-за вот этих мелких товарищей нам вряд ли подойдут экскурсии с гидом. Так что я буду вашим экскурсоводом, — заявила Маргарита Феликсовна. — Согласны?

— Бабушка, мы согласны! Но я не мелкий. Я уже взрослый, — надул губы Антошка.
Зашли в шопинг-центр TQPlaza, где Маргарита Феликсовна купила две очаровательные соломенные шляпки, очень похожие друг на друга. Когда вышли на улицу и остановились у витрины магазина, чтобы напоить детей и решить, куда двигаться дальше, Маргарита Феликсовна вручила невестке шляпку:

— Примерь! Это подарок. Хотя бы на отдыхе должны же мы почувствовать себя настоящими леди!

— Ой, что вы! — всплеснула руками Алина. — Наверное, это дорого стоит?

— Совсем недорого. Мне сделали скидку за то, что я купила сразу две. Девять евро за обе шляпки — считай, что даром.

— Спасибо!
Алина, глядя на своё отражение в витрине, стала примерять шляпку, и свекровь залюбовалась ею.

Долго прогуливались по набережной, любовались на белоснежные яхты и бирюзовое море. Алина радовалась, что взяли с собой на прогулку складную коляску. Максим быстро уставал ходить пешком и начинал хныкать, зато в коляске вёл себя превосходно.
Маргарита Феликсовна время от времени рассказывала что-нибудь интересное:

— А знаете ли вы, что море здесь настолько чистое, что просматривается на очень большую глубину?

— На какую, бабушка? — полюбопытствовал Антошка.

— Угадай! — подзадорила бабушка.

— Метров на десять?

— Нет. Холодно.

— На двадцать?

— Теплее.

— Сорок?

— Ещё теплее!

— Бабушка, ну скажи! — взмолился Антошка.

— На 56 метров! — улыбнулась Маргарита Феликсовна.

— На 56 метров всё видно вглубь? Вот это да! Надо папе рассказать. Мам, он сегодня будет нам звонить?
Алина промолчала. Вчера, в день приезда, Никита звонил матери, а не ей.

— Конечно, папа нам позвонит, — пообещала Маргарита Феликсовна и перевела разговор с неудобной темы, поскольку заметила, как напряглась Алина: — А сейчас я вам покажу символ этого города. Уже недалеко. Вам понравится.
На прибрежном камне, будто специально установленном в качестве постамента, была фигурка балерины.

— Ох, красота какая! — восхищённо сказала Алина.

— Будва — город моряков и рыбаков, — продолжила Маргарита Феликсовна.

— Бабушка, а при чём тут балерина? — подал голос Антошка.

— Имейте терпение, молодой человек! А то окружающие подумают, что ты невоспитанный.
Антошка надул губы и примолк.

— Так вот. Эту скульптуру называют по-разному: то балериной, то танцовщицей. По легенде, любимый человек этой девушки был моряком. Долгими часами она простаивала на этом камне, всматривалась вдаль.

— Бабушка, она хотела рассмотреть его корабль?

— Да, Антоша, — грустно улыбнулась Маргарита Феликсовна.

— Ну и что дальше? — нетерпеливо спросил внук. — Дождалась она? Только не говори, что корабль потерпел кораблекрушение!
Маргарита Феликсовна потрепала Антошку по волосам и снова улыбнулась:

— А дальше всё было замечательно: однажды утром танцовщица пришла к морю на свой камень и увидела, что всходит солнце, туман на глазах рассеивается и на горизонте уже виден корабль.

— Ура! — крикнул Антошка. — Это был тот самый корабль, который она ждала? И её моряк к ней вернулся?

— Конечно! Ведь тот, кого очень ждёшь, обязательно возвращается, — ответила Маргарита Феликсовна и бросила взгляд на Алину, которая любовалась грациозной фигуркой танцовщицы.

Свекрови показалось, что при её последней фразе спина Алины дрогнула. «Бедная девочка», — подумала Маргарита Феликсовна. Алине показалось, что эти слова об ожидании были камнем в её огород. Дескать, первый раз не удержала мужа, да и теперь плохо ждёшь, неправильно, вот он и не возвращается. «Какая жестокая тётка, — подумала Алина. — Хотя чего удивляться? Это её единственный сын. Она всегда будет на его стороне. Странно уже то, что она меня пригласила с собой в поездку. Но это из-за внуков, конечно».

***

У Маргариты Феликсовны были все основания жалеть невестку. За пару дней до отъезда в Черногорию они с мужем приехали в Москву и позвонили сыну. Маргарита Феликсовна не теряла надежды, что Никита их пригласит в свою съёмную квартиру. А уж, оказавшись там, она сможет понять, один он там живёт или с женщиной.

Но оказалось, что у Никиты сейчас важная встреча в кафе. Договорились, что, когда родители подъедут, он к ним выйдет. Дмитрий Сергеевич припарковал машину в соседнем с кафе дворе. Они с Маргаритой Феликсовной решили не предупреждать сына о приезде. Может быть, так удастся узнать, кто такая эта его новая пассия. Возможно, именно с ней Никита сейчас сидит в кафе. Маргарита Феликсовна их сразу и увидела, как только поравнялась с огромным окном. Парочка сидела за столиком у окна. Никита держал ладони девушки в своих ладонях и смотрел на неё так… У Маргариты Феликсовны дыхание перехватило, и она сказала мужу:

— Никогда он не вернётся к Алине. Никогда. Обрати внимание, как он на неё смотрит. Он ни разу на Алину так не смотрел, даже перед свадьбой.
Дмитрий Сергеевич покосился на окно и вздохнул:

— Звонить?

— Звони. Пусть выходит, — Маргарита Феликсовна направилась к крыльцу.

А Никита был настолько поглощён своей спутницей, что, пока отец не позвонил, даже не заметил родителей, наблюдающих за ним.

***

Путешественники наслаждались отдыхом: бродили по улочкам, рассматривали старинные дома и церкви, ходили на пляж Могрен, расположенный минутах в двадцати ходьбы от отеля. Это был самый чистый и ухоженный пляж с чистой водой. Несколько огорчали пляжные продавцы напитков и мороженого, скупые на сдачу. А в остальном всё было прекрасно: Антошка учился плавать, маленький Максим довольно резво бегал по песку и тоже настолько полюбил море, что приходилось следить за ним ежесекундно.

Договорились разделять обязанности: пока купается Алина, за детьми следит Маргарита Феликсовна, и наоборот. Стояла сухая солнечная погода, так что в полдень, в самую жару, старались не ходить на пляж. Зато вечером и утром блаженствовали. Раннее утро — лучшее время суток, если хочешь насладиться тишиной и послушать звуки морского прибоя. Днём на пляже шумно, кричат дети, грохочет музыка. Максим и Антошка просыпались поздно, и никто не мешал Маргарите Феликсовне и Алине по очереди с утра ходить купаться. Море ласковое, песок волшебный, жары нет — красота!

Однажды Алина встала очень рано, вышла на балкон и залюбовалась рассветом. Солнце ещё только собиралось показаться из-за горизонта, но небо уже окрасилось в непередаваемые оттенки розового и золотистого. «Вот бы нарисовать всё это!» — подумала Алина, надела купальник, набросила сверху пляжное шёлковое парео и бесшумно вышла из номера, прихватив с собой блокнот, карандаш и телефон. Солнце взойдёт быстро, поэтому нужно сделать несколько снимков, чтобы потом сверяться с фотографией, когда придёт черёд акварельных красок. На это утро Алина поставила себе программу-минимум: сделать пробные наброски. Ей не хватало уверенности в своём мастерстве, но очень хотелось попробовать воплотить на бумаге завораживающее зрелище рассвета над Адриатикой. Надо будет так и назвать эту работу: «Рассвет над Адриатикой».

Алина отправилась к камню с фигуркой танцовщицы. С первого дня эта скульптура притягивала. Алина разглядывала грациозный силуэт танцовщицы с разных сторон, любовалась. Днём почти всегда около камня собирались толпы туристов. Они мешали смотреть и думать. Алина не очень поверила в рассказ Маргариты Феликсовны про эту девушку и её любимого — моряка. Наверняка историю свекровь выдумала на ходу. Ей понадобилась импровизация, чтобы соответствовать запросам любознательного Антошки.

Напрасно Алина надеялась, что около памятника в этот ранний час она окажется в одиночестве. В нескольких шагах от камня со скульптурой стоял загорелый человек в джинсах и белой футболке. Алина приблизилась, замедлила шаг и рассмотрела его. Это был художник с этюдником. «Ага, не у меня одной возникло желание нарисовать эту танцовщицу в лучах рассветного солнца!» — подумала Алина. Это означало только одно: порисовать здесь ей сегодня не удастся. Глупо изображать из себя художницу рядом с настоящим художником, у которого даже этюдник с собой на отдыхе.

Алина побрела в сторону по берегу, скинула парео, оставила на берегу сумку с полотенцем и блокнотом и, ступая по чистому песку, с наслаждением вошла в воду. Остывшая за ночь вода приятно освежала кожу. Искупнувшись, Алина вышла на берег, накинула на плечи полотенце и, когда стала вытирать волосы, почувствовала на себе взгляд незнакомца. Вот нахал. Бывают же такие. Пялится без всякого зазрения совести. Она пошла обратно, демонстративно не обращая никакого внимания на художника.

— Доброе утро! — Алина оглянулась на голос и увидела, что мужчина приветливо машет рукой.

— Кому доброе, а кому не очень, — тихо ответила она.

— Ну, если для меня доброе, то «не очень», видимо, для вас? — улыбнулся художник. — Я вам помешал?
Алина приостановилась.

— Нет, что вы! Как мне может помешать чужой человек? У вас своя жизнь. У меня — своя.

— Конечно, — художник смотрел на неё с прищуром, как будто оценивал и любовался.

— Что вы на меня так смотрите?

— Как «так»? — ответил он вопросом на вопрос.

— Как будто лошадь на ярмарке выбираете, — с вызовом ответила Алина, развернулась и быстро пошла в сторону отеля.

— Извините, если я вас обидел. У меня и в мыслях не было, — крикнул он вслед.

***

Следующим утром, чтобы никто не помешал ей рисовать, Алина пошла не к скульптуре танцовщицы, а совсем в другое место. Решила сделать эскиз морского пейзажа на рассвете с крохотной яхтой вдали. Расстелила полотенце, села и раскрыла блокнот. Когда появились на листке и море, и прибрежные камни, и песок, Алина отвлеклась от блокнота и посмотрела в сторону скульптуры танцовщицы. Она возвышалась в гордом одиночестве. «Какой он странный, однако, этот художник», — подумала Алина. — Ни себе ни людям. Знать бы, что его сегодня там не будет, можно было без помех рисовать танцовщицу». Алине было неловко оттого, что рисунки её несовершенны, и не хотелось, чтобы настоящий художник хотя бы краем глаза их увидел. Теперь уже было слишком поздно менять место, скоро проснутся дети, к этому времени Алина должна быть в отеле.

Она уже возвращалась по горной тропинке, отделённой со стороны моря металлической крашеной оградой, как вдруг в человеке, идущем навстречу, узнала вчерашнего художника. Он был в тех же джинсах (довольно дорогих — отметила Алина про себя). Днём здесь между отдыхающими негде яблоку упасть, а в этот утренний час тропинка была пуста.

— Доброе утро! — поприветствовал Алину художник и остановился.

— Доброе! — Алина тоже замедлила шаг.

— А я вот сегодня позже вышел и направился в другое место. Не хотел вам мешать рисовать танцовщицу.
Алина прыснула в ладонь:

— Да уж! Я тоже пошла в другое место, чтобы не путаться у вас под ногами. Я только учусь, а вы настоящий художник.

— А разве вы успели рассмотреть мою танцовщицу? — удивился художник.

— В самых общих чертах, — улыбнулась Алина. — Но вы же не станете спорить, что по одному взгляду можно определить, дилетант рисовал или профи?!

— Поверю на слово, — усмехнулся он и спросил: — Может, нам уже пора познакомиться? А то как-то неудобно получается. Не знаю, как к вам обращаться.

Алина подумала, что все мужчины одинаковы, небось, оставил жену в отеле или вообще смылся на отдых, чтобы отдохнуть от семьи, и теперь распустил хвост веером. Павлин. И спросила:

— А зачем вам ко мне обращаться?
Художник внимательно посмотрел на неё и проговорил:

— А вы ершистая. Сразу и не подумаешь. Такая вся милая. Тургеневская девушка. Шляпка, наряд этот шёлковый, — он замялся, не зная, видимо, как назвать парео. — Ну, что ж, не хотите — не говорите. А меня зовут Стас. Если передумаете и решите назвать своё имя, приходите. Если любопытно, я вам свои работы покажу.
«Интересно, приходить-то куда?» — подумала Алина. А Стас продолжил:

— Мы вас будем ждать.

— Мы? — опешила Алина. — С кем? Вас несколько?
Стас засмеялся:

— Всего двое. Я и танцовщица.

— Я подумаю, — оценила шутку Алина и усмехнулась, а поравнявшись с новым знакомым, глянула ему в глаза и быстрым шагом направилась в сторону отеля.

Совсем некстати ей сейчас это знакомство, тем более здесь, в непосредственной близости от свекрови. Подумает ещё что-нибудь непристойное. Правда, вечером Алина поймала себя на мысли, что глаза у этого Стаса цвета морской воды и хорошо сочетаются с загаром. Но это ничего не значит. Подумаешь, глаза. И загар. Тоже мне редкость…
***

Вечерами Алина созванивалась с Машей, а та мастерица выуживать секреты.

— Какой-то голос у тебя больно загадочный. Колись, что за новости? Никита прилетел к вам?

— Бог с тобой, с чего бы? Он счастлив с этой своей… Насколько я могу догадываться, — поморщилась Алина.

— Я всё забываю спросить: а развестись он тебе не предлагал?

— Нет.

— Странно, — Маша помолчала. — В таком случае я бы на твоём месте не была так уверена, что он окончательно ушёл из семьи.
Алина вдруг почувствовала, что ей совершенно не хочется говорить о Никите. Она сама от себя не ожидала, но вдруг ляпнула:

— Знаешь, а ведь мне правда надоело.

— Что?

— Надоело ждать его, предполагать, что его может заставить вернуться. Надоело тысячи раз представлять у себя в голове встречу. Осточертело слова подбирать к этому случаю. Я так подумала, а ведь я уже полтора года, как ни жена, ни разведёнка. Непонятно, кто я вообще такая. Видимо, наступил предел, за которым уже ничего не страшно. И ничего не жаль

— Послушай, Алин, может, ты уже «излечилась» от Никиты?

— Не знаю. Я меньше о нём стала думать. Это точно. Привыкла жить одна. Это даже проще в бытовом смысле.

— Так, — Маша помолчала, — тебе надо срочно влюбиться! Ты готова?

— Я, может, и готова. Но кому я нужна с двумя детьми? — возразила Алина.

— Алин, ты такая странная. Я же не говорю, что нужно сразу вместе жить.

— Можно пообщаться с человеком, узнать друг друга. Для тебя ведь много лет Никита был единственным светом в окошке, других мужчин не существовало. А они есть!

— Кстати, — Алина понизила голос, — я тут видела одного.

— Всего одного? — засмеялась Маша.

— Не придирайся к словам!

— И кто он? — спросила Маша, сгорая от любопытства.

— Художник какой-то.

— Имя-то у него есть?

— Стас.

— Понятно. Рассказывай! Давно ты с ним познакомилась?

— Я ему даже имени своего не назвала, — усмехнулась Алина.

— Почему? Он показался тебе подозрительным? — насторожилась Маша.

— Не подозрительнее моего мужа, — ответила Алина.
И тут Маша задала наконец вопрос, который долго вертелся у неё на языке:

— А Феликсовна как на это реагирует?

— Никак она не реагирует. Я ей не рассказывала. Да мы с ним встретились-то всего два раза, и то случайно.

— Не важно. Два раза – пять раз. Он тебе понравился?
Алина помолчала и ответила:

— Скорее вызвал некоторый интерес.

— Осторожничаешь, — вздохнула Маша.

— Учитель хороший был, — отрезала Алина.

— В общем, так. Мне сегодня нужно кое-какие дела на кухне сделать, поэтому прощаюсь. Но помни: я тебя благословляю! Назови ему своё имя, и посмотри, что дальше будет. Что-то мне подсказывает, что он тебя не съест.

***
Алина долго не могла уснуть в эту ночь. Проснулась рано, на цыпочках прошла в ванную, оделась и через полчаса оказалась на берегу у скульптуры танцовщицы. В этот ранний час на пляже было пустынно. Какой странный, однако, человек этот художник. Пригласил на свидание, а сам не пришёл. А она-то хороша! Ломалась, как сдобная булка, даже имя ему не назвала, а сама прибежала по первому щелчку его пальцев. Кстати, пальцы у него тоже очень даже красивые.
Надо рисовать, раз уж пришла. Не этого ли она хотела ещё пару дней назад? Алина вынула из сумки блокнот и карандаш и, поглядывая на грациозную фигурку танцовщицы, стала отрывистыми движениями делать набросок. То, что получилось, ей не понравилось. Она перевернула страницу и начала заново. Штрихи ложились на бумагу не так, как хотелось Алине. Фигурка танцовщицы должна была получиться более грациозной. Я нервничаю, — думала Алина. — Почему, спрашивается? Не из-за этого ли загорелого мачо, который наверняка разбил здесь не один десяток сердец! Ну, уж нет. Не надо мне этого».
— Хороший набросок получился, — раздался голос за её спиной.
Алина вздрогнула и обернулась:

— Порядочные люди сначала здороваются, а потом уж…

— Что «потом уж»? — вчерашний знакомец насмешливо посмотрел на неё.

— А потом уж говорят комплименты.

— Интересное наблюдение, — сказал Стас. — Никогда не задумывался над последовательностью этих действий. Простите, я, кажется, опоздал. Всю ночь уснуть не мог.

Алина ехидно улыбнулась, приготовившись отразить его признание. Наверняка же он сейчас скажет, что не мог уснуть после встречи с ней. Как нахально он её кадрит всё-таки!

— Я же не в отеле живу. Снял апартаменты. Вчера соседи вселились слишком весёлые. А балкон, знаете ли, открыт. Всё было слышно, будто они у меня в комнате горлопанили.
«Хорошо, что я не ляпнула лишнего, — подумала Алина. — Наивная дурочка. Нужна я ему больно — не спать из-за меня».

— Ну, поднялись бы и успокоили их, бицепсы вам позволяют! — Алина взглянула на его накачанные плечи.

— Не хочу портить отношения с соседями. Ведь мне ещё там неделю жить.

— Ясно. А мы через три дня уезжаем, — вздохнула Алина.

— Это просто верх беспечности, — улыбнулся Стас, устанавливая мольберт. — Вы уезжаете раньше меня, но так и не назвали мне своего имени.
Алина произнесла нараспев:

— Что в имени тебе моем?
Оно умрет, как шум печальный
Волны, плеснувшей в берег дальний,
Как звук ночной в лесу глухом.

— Я потрясён. Не предполагал, что в наше время на свете существуют девушки, способные просто так, в разговоре, цитировать Пушкина.
Алина слегка покраснела:

— Не предполагала, что в наше время есть молодые люди, способные узнать автора по четырём строчкам.

— Так что же? Имя скажете?

— Зачем? — Алина пожала плечами. — Если я правильно понимаю, у нас ни к чему не обязывающее знакомство. А значит, я могу остаться для вас неизвестной.

— Так дело не пойдёт, — Стас выпрямился и в упор посмотрел на неё. — Должен же я сделать дарственную надпись на своей акварели.

— На какой акварели? — Алина вытаращила глаза.

— Не хотел заранее говорить. Я подарю вам танцовщицу, которую начал рисовать вчера. Мне показалось, она вам понравилась.

— Да. Но мне как-то неудобно принимать подарок от постороннего человека.

— Странная вы девушка. Я вторые сутки вам твержу: «Имя!» — Стас рассмеялся.

— Сначала меня хотели назвать Мартой, — Алина усмехнулась.

— Потом одумались? — спросил Стас.

— Одумались. Назвали Алиной.

— Это хорошо. Не похожи вы на Марту. Совсем не похожи. А почему хотели — Мартой?

— В марте родилась.

— Подождите, угадаю. Восьмого?

— Да, — Алина засмеялась. — Минус один праздник в году.

— Наверное, это обидно. Все празднуют женский день, и до твоего дня рождения вроде и дела никому нет.

— Ничего страшного. У меня есть подруга Маша. Так вот она мастерица на всякие штуки. Удивить чем-нибудь, например. Но одну традицию мы с ней соблюдаем железно: каждый год в мой день рождения вечером идём в самый дорогой ресторан на Тверском бульваре.

— Ого! Да вы транжирки! — хохотнул Стас.

— Есть такое. Но мы это себе позволяем только один раз в год. Цены там просто ломовые.
Разговаривать с ним было интересно. Алина наблюдала, как Стас установил мольберт, прикрепил лист плотной бумаги и взял в руки карандаш.

— Знаете, Алина, пожалуй, я подарю вам акварель завтра. Кое-что в ней надо подправить. Вы ведь завтра придёте? — Стас посмотрел на неё так, будто нисколько не сомневался в том, что она придёт.

— Я подумаю, — пообещала Алина. — Мне нужно идти. Сейчас дети проснутся.

— У вас дети? — Стас приподнял брови.

— А что удивительного? — усмехнулась Алина. — Всё, как полагается. Муж, дети.

— Ничего удивительного, конечно, — пробормотал Стас. — Просто неожиданно.

— Передумали дарить мне акварель?

— Почему же? Подарю. Завтра. На этом самом месте. А сегодня я, пожалуй, провожу вас до отеля.

— Хорошо, — Алина пожала плечами.
Дорогой говорили о всякой ерунде, и Алина не могла отделаться от навязчивой мысли, что новый знакомый расстроен её признанием о муже и детях. Ничего. Это даже хорошо. Если он окажется ловеласом, как она изначально предполагала, то хотя бы не будет обидно. Пусть не думает, что она надеется на какую-то взаимность.

Маргарита Феликсовна проснулась рано, обнаружила, что Алины нет, и решила, что невестка, видимо, пошла к морю. Внуки мирно спали. Она вышла на балкон с чашечкой кофе. Со стороны моря дул свежий ветер. Как же хорошо, что они приехали сюда! Эти две недели жизни на Адриатике заставили забыть о шуме больших городов и научили умиротворению. Если честно, Маргарита Феликсовна была бы не прочь провести в Будве ещё пару недель. Так она раздумывала, потягивая душистый кофе и глядя на море, над которым уже поднялось солнце.

С раздумий о прелестях отдыха у моря мысли её перескочили на сына. В последнее время она постоянно думала о Никите. Он нарушил привычный ритм жизни Маргариты Феликсовны, привыкшей всё и всегда контролировать. Ведь только так можно добиться порядка. Никита сломал её модель счастливой семьи. Разбил вдребезги. И контролировать его поступки у неё уже не получается. Дурачок. Какой же дурачок. Что с того, что он нашёл какую-то там, как её… Маргарита Феликсовна попыталась вспомнить имя пассии сына, но не вспомнила. Ей не хотелось думать, что с этой девицей у Никиты что-то серьёзное, хотя, конечно, картинка, увиденная сквозь окно кафе, до сих пор будоражила её. Мало ли как Никита смотрел на эту девицу? Он ведь опомнится потом. Как пить дать опомнится. А Алина долго ли сможет терпеть его уходы-приходы? Она молодая женщина всё-таки.

— До завтра! — услышала Маргарита Феликсовна голос невестки и посмотрела вниз.

У входа в отель стояла Алина с симпатичным загорелым шатеном. Это настолько удивило Маргариту Феликсовну, что она пару секунд даже вдохнуть не могла. Опасаясь, что невестка её заметит, Маргарита Феликсовна вошла в комнату и прилегла на диван. Не успела она подумать об этом, а вот и он, ответ на её вопрос. Да, не станет Алина ждать с моря погоды. Подвернётся кто-нибудь приличный — и забудет она про Никиту. Только вот бедным детям хорошо ли будет с чужим дядей?

Чтобы не разбудить мальчишек, Алина вошла на цыпочках, неслышно проскользнула в душ. Маргарита Феликсовна услышала звук льющейся воды, отвернулась к стене и попыталась уснуть. Было всего семь часов утра.

***

Скоро уезжать, а никаких сувениров для своих родителей и подружки Алина ещё не выбрала. После завтрака она весь день занималась делами: оставила детей со свекровью и бродила по магазинчикам, выбирая презенты для Маши. Задумалась, стоит ли покупать что-нибудь для Никиты, но почти сразу отмела эту идею. Пусть ему подарки дарит новая пассия. К вечеру Алина сходила с детьми на пляж. Время от времени она ловила себя на мысли, что вспоминает нового знакомого. Она улыбалась и думала, что завтра утром снова его увидит. Маша права: ей нужен сейчас кто-то, чтобы забыть о Никите или хотя бы не думать о нём так часто. Алина ведь постоянно гнала надоедливые мысли, но они снова и снова лезли в голову.

Рано утром Алина проснулась без будильника, бесшумно вышла из номера и направилась в сторону пляжа. С моря тянуло свежестью. Алина поёжилась. Пожалела даже, что не захватила плотный палантин. Она пришла первой. Это было странно, потому что Стас вчера пообещал ждать её здесь. Ну, мало ли что могло случиться… Может, проспал, потому что опять соседи по дому веселились до утра. Ещё время есть, можно подождать. Алина уселась на камень так, чтобы было видно и море, и дорожку к пляжу. Солнце выкатывалось стремительно, и фигурка танцовщицы уже сияла в его лучах. Алина то и дело крутила головой, но художника не было. Битый час она уже сидела здесь, и всё напрасно. Вдруг она подумала, что этот мачо просто её разыграл. Есть же такие мужчины, которые так развлекаются. Как они называются? Пикаперы. Вот! Познакомятся с женщиной, а потом хвастаются перед своими соратниками. Фу, какая же гадость! И почему только она не смогла сразу его раскусить!

Алина вскочила и решительно направилась обратно к отелю. По дороге опасалась, что может встретить Стаса на дорожке, ведущей к пляжу. С одной стороны, Алине не хотелось верить в версию про пикапера, которую она сочинила, с другой — она готовила себя к любому варианту. Уж если он захотел над ней посмеяться и сейчас наблюдал откуда-то издали, как она час торчала в ожидании на берегу, то пощады ему не будет. Ловелас несчастный. Какие же они все идиоты, эти мужики!

Маргарита Феликсовна сразу уловила настроение невестки и поняла, что свидание, на которое та помчалась, на удивление, даже ресницы подкрасив, сорвалось. В оставшееся до отъезда время разговаривали мало — Алина не стремилась болтать, и свекровь не лезла с беседами.

После возвращения в Москву жизнь Алины быстро вошла в привычную колею. Иногда ей даже казалось, что не было ни поездки, ни моря, ни этой танцовщицы на берегу, ни странного загорелого мачо, который исчез так же внезапно, как и появился. Маша, конечно, сразу прискакала, чтобы выведать подробности.

— Алина, да мало ли что могло произойти!

— Ага, защищай его давай, адвокатша, — поморщилась Алина.

— Ну а что? — не сдавалась Маша. — Ты не знаешь ничего, а уже бочку катишь.

— Зато ты всё знаешь! Это ж не ты сидела там, как дурра, целый час. Как подумаю, что он мог откуда-то за мной наблюдать, мне тошно делается.

— Ну, признайся, Алинка, он же тебе понравился?

— Ага. Маньяки тоже весьма приятные люди, — отмахнулась Алина.

— Вот дурища. Ты его уже в маньяки записала? — рассмеялась Маша.

— Нет, это я так, для наглядности.

— Всё-таки жаль, что акварель не успел подарить. — вздохнула Маша.

— Думаю, что и не собирался дарить. Обещание было частью его хитроумного плана, — язвительно улыбнулась Алина.

***

Прошло ещё несколько месяцев, в течение которых ничего нового в жизни Алины не произошло. Уроки с Антошкой, прогулки с Максимом, походы по магазинам, стирка, уборка — вот то, что Маша назвала рутиной, когда позвонила, чтобы предложить по традиции отметить день рождения Алины в кафе «Пушкинъ»:

— Пора тебя вытащить хоть на вечер из этой твоей рутины. Заклякла совсем. И очень хорошо, что приедут твои родители. Оставишь с ними детей Восьмого марта. Столик я уже забронировала.

— Вот хочется тебе сорить деньгами, — попробовала было возразить Алина. — Есть и другие места, где можно посидеть.

— Традиция есть традиция, — отрезала Маша. — Было бы неправильно её нарушать. Да и как-то даже стыдно.

— Почему стыдно-то?

— Если сейчас изменить традиции, значит, признать, что жить мы стали хуже, беднее. А я не хочу. Так что возражения не принимаются.

***

Вечером Восьмого марта подружки заняли забронированный столик и стали наслаждаться изысканными десертами и неторопливой беседой. Обсудили, конечно же, и мужа Алины.

— Знаешь, Алин, мне кажется, ты уже спокойнее о нём вспоминаешь.

— Стараюсь не думать. Так легче. Но я уже точно не жду, что он вернётся.

— Может, пришло время освободить сердце для новых отношений? — улыбнулась Маша.

Алина махнула рукой:

— О чём ты? Какие отношения?

— Если человек постоянно думает о прошлом, это написано у него на лице, понимаешь? Этим ты добровольно отсекаешь возможность изменений. Никто к тебе даже не попытается приблизиться, если ты морально к этому не готова. Давай я скажу тост.

Маша подняла фужер:

— Желаю, чтобы ты была счастлива и любима! Пусть в твоей жизни происходят удивительные перемены и новые встречи.

— Спасибо!

Алина улыбнулась и отпила шампанское.

Подруги засиделись до глубокого вечера. Маша с радостью отметила про себя, что настроение именинницы заметно улучшилось.

Они уже собирались уходить, когда Алина увидела мужчину с букетом роз, который направлялся прямиком к их столику. Она не сразу узнала в нём своего черногорского знакомого.

Алина кивнула на него и тихо сказала Маше:

— А вот и удивительные перемены. И встречи.

Маша округлила глаза и обернулась. За её спиной стоял импозантный мужчина и улыбался Алине:

— Добрый вечер, Алина!

Алина молча смотрела на него.

— Извините, что я не смог прийти тогда. Мне понадобилось срочно уехать. Мама попала в больницу. А это вам! — он протянул Алине букет. — С днём рождения!

— Спасибо, — еле выдавила Алина.

— Садитесь с нами, — предложила Маша.

— А как вы нас нашли? — Алина продолжала удивлённо смотреть на Стаса.

— Поехал наугад. Какой у нас самый дорогой ресторан на Тверском бульваре? — засмеялся Стас. — Правда, на вывеске написано, что это кафе.

— О да, — улыбнулась Маша. — В Москве много удивительных названий. Ресторан «Кафе "Пушкинъ "» — это ж надо умудриться так назвать.

— Алина, дайте мне номер телефона, я позвоню, встретимся, я подарю обещанную акварель. Если вы не против, — попросил Стас.

— Она не против, — выпалила Маша, которой художник сразу понравился.

Алина смутилась, но продиктовала номер.

***

На следующий день Стас привёз акварель — в раме и паспарту.

— Очень красиво! — оценила Алина. — И оформить успели.

— У меня было много времени.

С этого дня встречаться они стали часто. А ровно через год за тем же столиком в кафе «Пушкинъ» Стас сделал Алине предложение.

Маргарита Феликсовна узнала о том, что у Алины появился ухажёр, от Антошки. Она немного расстроилась, конечно, но надежды на воссоединение сына с семьёй у неё давно не было, поэтому она, желая Алине счастья, одобрила её выбор. Та удивилась и другими глазами стала смотреть на свекровь.

На регистрацию брака Алина пригласила Машу, своих родителей и родителей Никиты.

***

Маргарита Феликсовна ехала с мужем на свадьбу к невестке.

— Думала ли ты в день свадьбы Никиты, что ещё раз побываешь на свадьбе собственной невестки? Лично у меня какое-то странное чувство. Чего мы туда едем? — возмущался Дмитрий Сергеевич.

— Не думала! И что с того? У человека одна жизнь и одна молодость. И он имеет право на счастье, — задиристо ответила Маргарита Феликсовна. — Ты об этом думал?

— Не очень правильно всё-таки мы поступаем. Если бы не ты, я бы вообще туда не поехал. Как будто мы Никиту предаём, когда едем туда.

Маргарита Феликсовна просверлила мужа глазами:

— А ничего, что твой сын сам предал и её, и своих детей и оставил Алину непонятно в каком статусе, когда ушёл к этой своей…?

— Почему предал-то? Детям он помогает, видится с ними, — встрепенулся Дмитрий Сергеевич. — А Алину… Мог он просто её разлюбить?

— Мог. Только я Никите уже говорила, что надо было и о ней подумать, а не держать её в подвешенном состоянии — может, вернусь, может, нет. Никакой определённости. Живи как соломенная вдова. Так что я Алину очень хорошо понимаю и полностью на её стороне. И поступаем мы правильно. Можешь не сомневаться. Я сделала многое, чтобы сохранить брак Никиты. Но не срослось. В этом я бессильна. Именно поэтому я и повезла Алину в Черногорию.

— Зная тебя, не удивлюсь, что именно ты познакомила Алину с этим парнем, — хмыкнул Дмитрий Сергеевич. — Как же ты любишь, Рита, чтобы все были у тебя под колпаком и всё было под контролем!

— Познакомила — это громко сказано. Но определённые шаги предприняла. Где бы, скажи на милость, Алина могла познакомиться с мужчиной? Вряд ли в молочной кухне, в Антошкиной школе или в детской поликлинике.

— И ты решила, что знакомиться надо на отдыхе? — улыбнулся Дмитрий Сергеевич.

— Естественно! Но никого я не знакомила. Я просто предоставила Алине шанс. И обстановка там очень располагает... Надеваешь шёлковый сарафан, соломенную шляпку такую легкомысленную — с цветами — и всё! Ты уже леди на отдыхе, вдали от проблем... А насчёт свадьбы... Я бы, конечно, с удовольствием отправилась на свадьбу без тебя. Но раз уж за пять лет мы ни разу не проболтались детям о нашем разводе, то и сейчас не стоит. Хотя бы у внуков должна быть в голове нормальная картинка семьи: дедушка вместе с бабушкой, а не чёрт знает с кем. Пусть хотя бы у них иллюзия будет. А там разберёмся.

Дмитрий Сергеевич буркнул что-то себе под нос.

— Кстати, скажи этой своей… Как её?

— Татьяне, — подсказал Дмитрий Сергеевич.

— Ага. Скажи ей, что к этой рубашке нужен совсем другой галстук.