ДОЛГАЯ ДОРОГА К БОГУ
ГЛАВА 5 ДЕТИ АЛОИСА И ПРАСКОВЬИ
ЧАСТЬ 7-10-15 1952 - 1953 годы
В ПОИСКАХ СУДЬБЫ
1 9 5 2 год
Когда я поняла, что отца в ближайшее время ждать не стоит, я призадумалась – что мне делать дальше.
По прежнему у меня не было желания работать в совхозе. Да и жить дома, и вместе со всеми – голодать, не имея возможности помочь чем-то семье, у меня тоже желания не было. Впереди ещё было целое лето.
Бабусе я ничего не сказала о том, что бросила техникум. Соврала ей, что перешла на следующий курс, а теперь всех отпустили на летние каникулы…
А пока я ездила по Москве и искала – где бы устроиться на работу с общежитием.
Устроилась я на работу на строительство МГУ. Но не на саму стройку, а на очень не плохую работу, на университетские склады.
Параллельно со строительством, для будущего университета закупалось оборудование, аппаратура и разные приборы. Хранились они в коробках и ящиках, на стеллажах. Склады представляли собой длинные бараки. Вдоль основного прохода, тянувшегося через весь склад – перпендикулярно к нему слева и справа были устроены стеллажи, заполненные оборудованием. Работать была не сложно. Каждому лаборанту (так нас называли), выделяли какой-нибудь стеллаж. Нужно было по порядку брать коробочку, или ящичек, разворачивать прибор, проверять в каком он состоянии – нет ли ржавчины или повреждений. Затем надо было его смазать техническим вазелином – густым, жирным. Приборы и так были смазаны хорошо, но в некоторых «голых» местах нужно было добавить смазку. Этим мы и занимались. Руководил работами инженер – Мельников, среднего возраста, спокойный, уравновешенный. Он следил за тем, чтобы приборы опять были тщательно упакованы, и поставлены на место. Большую часть дня он вообще отсутствовал на складе.
Пользуясь его отсутствием, я часто находила на каком-нибудь стеллаже свободную от приборов полку, забиралась на неё и отсыпалась. А отсыпаться было от чего. Каждый вечер я принимала участие в «посиделках», которые проходили на общественной кухне. Кухня была в отдельном небольшом бараке. Вдоль всех стен были установлены рабочие столы, а в середине барака стояла большая почти промышленная плита. На ней не было конфорок, а было сплошное чёрное покрытие. Можно было ставить кастрюли в любое место на плите, к краю - меньше нагрев, к середине плиты – очень горячо. Кто хотел приготовить что-нибудь, занимал свободный столик, разделывал продукты, а потом готовил.
Поздно вечером, когда уходили все «поварихи», в пустой огромной кухне было тепло и пусто. И тогда туда собиралась молодёжь. Мы веселились, как могли, рассказывали анекдоты, кокетничали, шутили. В общем, особенно в холодные вечера не хотелось уходить в общежитие.
По кругу от площадки, на которой стояла «кухня», стояли панельные дома. Квартиры первых этажей были отданы под общежитие, а в квартиры, расположенные на этажах выше, заселили семейных.
Мне выделили койку в комнате на троих. Там уже жили две рабочих девицы, грубые, нахальные… У нас не могло быть не только ничего общего, с первых же минут возникла обоюдная антипатия. Тем более, мне интереснее было проводить вечера на «кухне».
На кухне собирались ребята и девчонки самых разных специальностей, поэтому часто вечерами обсуждались интересные проблемы, связанные со строительством основного здания МГУ. Мне было интересно.
Новые знакомые обещали мне экскурсию, которую вскоре осуществили.
Здание было всё сырое и серое, можно даже сказать – мрачное. Огромное количество этажей. Для каждого студента планировались отдельные комнаты. Они были такими маленькими, напоминающими пеналы для карандашей и ручек. В них могла поместиться только кровать, стол и стул. Я не знаю, куда там мог бы втиснуться ещё шкафчик для вещей. Стены и перегородки – всё было бетонное. Строили быстро, отделочные работы ещё не начинались, поэтому пахло везде сырым раствором, которым оштукатуривали стены и перегородки, и всё кругом напоминало большой многоэтажный улей со множеством сот. Ещё можно было бы это всё сравнить с огромной скалой, в стенах которой ласточки устраивают свои гнёзда. Но самое большое впечатление на меня произвел вид из окон этого великого высотного здания. Вид с высоты птичьего полёта на окрестности. Черёмушки, которые тогда были обычной деревней, были далеко внизу. Домики казались игрушечными, люди – муравьиными головками… На стройку попасть просто так было нельзя, объект считался «закрытым». Поэтому, мне повезло увидеть это чудо века своими глазами изнутри. Правда, наверх пришлось залезать долго, по недостроенным (без перил) лестничным проёмам. А на верхних этажах и лестничных проёмов ещё не было. Временными лестницами служили перекинутые с этажа на этаж балки с набитыми поперечинами из досок. Но, как говорят, цель оправдывает средства.
Получив первую зарплату, я решила съездить в Вельяминово, и признаться, наконец, бабусе, что бросила техникум. Я накупила гостинцев. Не помню – каких, знаю только, что покупала какие-то крупы, и то те, которые подешевле, чтобы больше купить... Когда я приехала в Вельяминово на выходные, был вечер, и все уже засыпали. Я помню, как с печки протянулись тоненькие ручки Милки и Борьки. Первое, о чём они спросили - привезла ли я чего-нибудь поесть… Они продолжали жить впроголодь. Помогать им я ничем не могла, так как сама «болталась», как щепка в проруби. А они жили на маленькие мамины заработки и бабусину «копеечную» пенсию…
Я предложила бабусе продать последнее, что у неё оставалось от старой жизни – часы. В своё время все золотые корпуса с часов были сняты и спущены в торксин. Так называли скупку вещей. Туда сдавали всё, что было ценным, что принимали, и платили деньги, на которые спасались от голода. А механизмы от часов сохранились у бабуси до сих времён. Часы-то были все швейцарские, дорогие. У бабуси это была, наверное, последняя память о былых временах и людях, которым эти часы принадлежали. Но мне она никогда и ни в чём не могла отказать. Поэтому и сейчас она молча мне отдала эти механизмы от часов. Их было штук шесть-семь: от наручных часов, от часов-луковиц, от маленьких дамских часиков.
Конечно, порыв и желания мои были самыми благонамеренными. Но, к сожалению, довести благие намерения до правильного конца, я не смогла. Я не знала, куда в Москве с ними сунуться. Предлагала их купить в одной, потом в другой мастерской. Но там почему-то этими часами не заинтересовались. Хранить в общежитии их было нельзя, так как это была не комната, а проходной двор. Тогда я попросила нашего инженера – Мельникова подержать часы у себя и помочь их продать. Он обещал, но говорил, что и у него ничего пока не получается. А потом я просто о них забыла, а, может быть, махнула рукой. Я тогда спокойно перешагивала, не оглядываясь, через свою юность и судьбу, а уж часы-то… Маленькая, бессовестная дура…
Время шло. Лето катилось к осени. Работать на складе мне стало надоедать. Я понимала, что надо учиться. Где, на кого?
В общежитии мы с двумя другими жиличками не разговаривали. Я их почему-то раздражала. К ним почти каждую ночь приходили парни. Кровати их были завешаны «балдахинами», вернее, занавесками, наподобие балдахинов. Меня их оргии не интересовали. Честно сказать, я просто не понимала до конца, что у них происходит каждую ночь. Нет, я, конечно, понимала, что у них с парнями взрослые отношения, но что это означает, я и не представляла, да и не задумывалась над этими проблемами. Удивляюсь, как я сама не нарвалась на какие-нибудь неприятные приключения в этом плане. Однажды утром, когда их парни ушли, они долго смеялись. Одна другой рассказывала, что её парень так старался, что, в конце концов, уснул лёжа на ней. Я подумала, что он уснул на ней, потому что кровать узкая, и рядом лежать тесно.
На этом этапе познания этих тем, я пока освоила поцелуи. Целоваться мне нравилось, и я считала это не грехом, а приятным развлечением. Конечно, если нравится мальчик, и флиртовать и встречаться с ним приятно…
Видно, я здорово раздражала своих соседок по комнате своим безразличием. И вот, однажды, прихожу с работы, а мои вещички сложены в сумку и выставлены в коридор. Я попробовала зайти в комнату, они не пустили. Поднялся скандал.
А скандалить тогда я ещё не умела. Они объявили мне, что на моё место они подыскали себе другую «товарку», а я могу убираться куда хочу. Я говорю, но в комнате ещё остались мои валенки и кое-какие другие вещи. Они сказали, что у них кое-что пропало, и ещё надо доказать, что в этом виновата не я. Поэтому они конфискуют из моих вещей то, что им понравилось, а если я не уйду, они меня ещё и изобьют.
У меня в голове крутилась единственная мысль – куда идти-то?
Я подумала – наверное, это судьба. Пора мне завязывать с этой стройкой. Коллектив далеко не тот, что был в техникуме, это видно из моего рассказа.
Взяла я сумку, и… - поехала в Вельяминово, домой. Даже документы никакие не забирала. Как всегда, о том, чтобы забрать трудовую книжку, я тоже – не подумала… Только зашла попрощалась с Мельниковым, сказала, что увольняюсь, и уехала.
Бабусе я покаялась, объяснила, что всё-таки поняла, что нужно кончать десятый класс, и поступать в институт.
И вот опять я оказалась в той же Михневской школе, в том же интернате. Приняли меня в десятый класс, засчитав за девятый – два курса кожевенно-обувного техникума.
И опять бабуся копила свою пенсию, чтобы оплачивать мою учёбу.
Несмотря на то, что я поболталась по «самостоятельной» жизни, почти что соприкасалась иногда с житейской грязью и омерзительными сценами, я осталась такой же наивной фантазёркой, какой и была раньше.
Ведь, если я о чём-то рассказывала бабусе, что я хочу того-то и добьюсь этого, я, ведь верила в это, а не просто «вешала лапшу на уши». А ведь, мне исполнилось уже 17 лет.
В интернате, как и раньше, жили и детдомовские и другие дети. Но играть, как прежде, в пионерские игры мне было не интересно. Меня уже начали интересовать мальчики. А всё свободное время я отдавала художественной самодеятельности.
В этот раз я увлеклась плясками. В школе кружком художественной самодеятельности руководил преподаватель танцев. В основном мы разучивали русские народные пляски. Как-то так получилось, что у нас в этом плане началось соревнование с параллельным классом. У нас из Вельяминово учились ещё девочки. Разговорились, и я узнала, что почти в каждой семье, в сундуках бабушек хранятся старинные народные костюмы – панёвы. Это были яркие сарафаны, блузы, кокошники с лентами. Раньше я думала, что вроде такие костюмы носили только на Украине, или в Молдавии. А здесь была такая красотища. Я не помню, каким образом нам удалось уговорить бабушек одолжить нам эти костюмы. Наверное, потому, что танцевали в этих панёвах и их внучки. На концерте мы произвели фурор. Но, к сожалению, победили соперники.
Зима была холодная. Я донашивала какую-то старую одежду. Помню, однажды, когда я собралась на выходные домой, классная руководительница – учительница химии, Мария Александровна, пригласила зайти к ней домой. Она напоила меня чаем и подарила огромную вязаную шерстяную из деревенских ниток, шаль. Она окутывала не только голову, но и плечи и спину. Пальтишко-то у меня было тоненькое, отнюдь не зимнее.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
1 9 5 3
И опять мне стало казаться, что учёба в школе мне надоела. Меня опять потянуло на приключения. Какие? Я ещё не придумала. Наверное, для этого должно было что-нибудь случиться. И оно случилось.
В марте, как гром грянул с неба. Умер Сталин…
Впечатление от этого известия было такое, что казалось, как - будто небо обрушилось на землю.
Я собрала в интернате свои вещички, приехала домой. Бабуся спрашивает – «Почему ты приехала посреди недели? А как же учёба?» А я в ответ: - «Бабуся, а какая может быть теперь учёба? Ведь Сталин умер!»….
Вот так, в очередной раз я бросила учёбу.
Надо сказать, что в Михнево, кроме самодеятельности, я вела много другой общественной работы. Меня знала в райкоме комсомола куратор нашей школы. Бросив учёбу, я приехала к ней, и попросила помочь найти работу, например, старшей пионервожатой, или что-нибудь в том же духе. Самое интересное, что к этому времени я ухитрилась несколько месяцев не платить комсомольские взносы, а потом и потерять комсомольский билет.
Моему куратору я наплела, что школу я бросила, потому что нечем платить за учёбу. Она мне посочувствовала и сказала, что у райкома есть возможность направить меня на учёбу в Высшую Комсомольскую Школу, в Москву. У них имеется путёвка в эту школу, которую они ещё никому не вручили.
Я задумалась лишь по поводу – а как быть с потерянным комсомольским билетом?
А в следующее мгновение, я ответила согласием. Мне вручили путёвку, с которой я и явилась опять в Москву, теперь уже - на улицу «Малый Комсомольский переулок».
В школе нужно было проучиться, кажется полтора года. Выпускали оттуда инструкторов райкомов комсомола, старших пионервожатых, воспитателей в разные детские и молодёжные учреждения и других специалистов.
Эти «специальности» мне показались близкими моему характеру, а потому – интересными.
Школа находилась в центре Москвы. В том же здании, где была школа, располагалось общежитие. И в этом же здании были учебные классы. Но чаще всего занятия проводились в большом зале, где от стены до стены стоял огромный стол. Мы рассаживались вокруг этого стола, преподаватель восседал в конце его, и так проходило большинство занятий.
Предметы, которые мы изучали, были самые разнообразные. Начали свои познания мы со сказок. Нас учили понимать их и рассказывать. Были уроки по педагогике, психологии, логике и т.п. Занимались мы и музыкой, и пением и танцами и физкультурой. Кроме того, нас прикрепили к городскому Дому Пионеров, в котором мы обязаны были посещать различные кружки: шахматный, фото, умелые руки и т.д. В общем, из нас готовили всесторонне развитых молодых организаторов.
Все занятия мне казались лёгкими, а поскольку они проводились в игровой форме, то и интересными.
Но, фото меня не интересовало, и было это искусство непонятным, поэтому в этот кружок я ходила для галочки. Остальные предметы мне казались детской забавой.
В принципе учёба не занимала у меня время на подготовку уроков, но пропускать сами уроки было нельзя, так как дисциплина была строгой. Кроме того, мы были поставлены на довольствие. А это значит, что нас кормили завтраками, обедами и ужинами. А после ужина закрывались все двери в школе, поэтому опаздывать с прогулок было нельзя. Свободное время нам выделялось от обеда до ужина. Если оставалось время от выполнения домашних заданий, можно было погулять по Москве. А поскольку это время у меня всегда оставалось, я с удовольствием моталась где только хотела.
В этом году я, развлекаясь на уроках, вместо конспектов, писала письма. Естественно, я налаживала переписку с мальчиками.
Для начала написала письмо в 1-ое МАПУ Розову Виктору, старому знакомому времён моей учёбы в кожевенном техникуме, и получила от него ответ.
Естественно, я ответила. К тому же у нас в комсомольской школе можно было покупать билеты в театры и концертные залы. В этом случае нужно было записаться у дежурного на вахте, и это не считалось опозданием. Я купила два билета в Большой театр, и мы с Виктором Розовым сходили на какой-то балет.
Ещё пару раз я встретилась с Виктором Розовы и его другом – Толей Цветковым.
Однажды Виктор не смог прийти на свидание, и пришёл один Толя. Надо сказать, что он сыграл в моей жизни определённую роль. Когда он пришел на свидание один, мы пробродили весь вечер по Москве. А когда спохватились, оказалось, что и я и он опоздали к вечерней «поверке».
Что делать? И мы продолжали гулять уже по ночной Москве. Ходить устали. Он спросил меня – куда меня проводить домой? Я решила пойти переночевать к Кулиничам.
Добирались мы пешком, поэтому пришли к их дому часа в три утра. Будить их в это время было неудобно. Да и оставлять Толю одного ночью, тоже как то – не очень удобно было. Мы зашли во двор на Дербеневской, отыскали в дворовом скверике скамейку, и просидели на ней до рассвета, обнявшись, так как от ночной прохлады немного замёрзли. Потом разъехались по своим училищам.
Я выждала, когда у нас сменится ночной вахтёр и сделала вид, что просто выходила зачем-то на улицу. После бессонной ночи очень хотелось спать, что собственно, я и сделала.
На занятиях при перекличке меня не обнаружили в классе. Девочки сказали, что я – в постели, наверное, заболела. Сразу же доложили директрисе – Фаине Борисовне. Это была не молодая, суховатая, очень строгая, партийная дама. Она немедленно пришла в наш «дортуар», шучу, конечно – в спальню. Разбудила меня и спросила в чём дело? Я сказала первое, что пришло на ум – «Болит живот».
Начался такой переполох. Фаина Борисовна вызвала скорую помощь. Оказывается, наша комсомольская школа была прикреплена к 4-му Управлению. Меня привезли в какую-то «фешенебельную» поликлинику. Взяли анализ крови. Вынесли решение – аппендицита нет. И вообще ничего не нашли. Но, чтобы предотвратить в школе «инфекционные» заболевания, предположили, как вариант, дизентерию, и отправили в инфекционное отделение шикарной больницы.
Первые три дня у меня брали всевозможные анализы, даже смотрели прямую кишку – «в трубу». Это теперь я знаю, что это процедура называется обследованием у проктолога. У меня, естественно, никаких заболеваний не нашли. Но, оказалось, что, попав в инфекционное отделение, я должна выдержать карантин – 24 дня.
Я попала, как в санаторий. Питание нормальное, режим – спи, не хочу, и т.д.
В палате лежало несколько женщин. И две из них были артистками оперного театра. Они соревновались между собой, и поэтому периодически в палате устраивались концерты. Они исполняли отрывки из опер. Точно помню – из «Чио-Чио-Сан», из «Снегурочки» и т.д. Арию Леля они исполняли обе по очереди, несколько раз, на бис. В общем, скучать не приходилось.
Ко мне пару раз приходили под окошко девочки из группы. Они передавали передачи, которые покупали на специально выделенные для этой цели деньги дирекцией школы.
Но однажды мне передали записку, и я не поверила своим глазам. Приехал отец, отыскал меня, и теперь написал, что стоит под окном нашей палаты…
Я бросилась к окну. Действительно, я увидела отца, но не одного. С ним была незнакомая женщина.
Срок отец отбывал в Иркутске, а семья была вынуждена «задержаться» в совхозе, в бараке.
Я, будучи тринадцатилетней девчонкой, воспользовавшись появившейся «свободой», выскользнула из семьи, и до возвращения отца «болталась», как щепка, попавшая в ручей. Меня прибивало то к одному берегу, то к другому, а потом несло дальше… Как я не «утонула», не затерялась в этой неустроенной, голодной жизни, не знаю. БОГ спас, а Ангел в лице бабуси – охранял…
За это время я довольно долго хлопотала о помиловании отца.
В результате, мои хлопоты окончились успехом. Отец был амнистирован и вместо 12 лет, в лагерях пробыл 4 года.
Освободившись из мест отдалённых, отец домой не спешил. Решил подзаработать на обратную дорогу. В результате, он задержался на пару лет в Иркутске.
Для устройства на работу, он попросил выслать ему трудовую книжку.
Книжку отослали, но до него она не дошла, пропала. Отец пробовал разыскивать её. Получил подтверждение, что заказное письмо с трудовой книжкой, действительно дошло до колонии, в Ангарск, и получил её уполномоченный ШАРИФУЛИН, но отцу она вручена не была. Её просто украли…
Поэтому в трудовой книжке отца стоит запись: - «трудовой стаж составляет 10 лет – со слов».
Записи в трудовой книжке так и начинаются с этой фразы…
СВЕДЕНИЯ О РАБОТЕ
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
ТРУДОВОЙ СТАЖ СОСТАВЛЯЕТ 10 лет....................со слов.......
1.1952…VI…21…......Усольский ТОРПИЩЕКОМБИНАТ......................
..................Принят на должность инженера..........Приказ № 111
.......................................................от 21/VI 1952
2.1952… VIII…5….Направлен в распоряжение ОБЩЕПРОМА.......Приказ № 124
...... на основании отношения ОБЛПИЩЕПРОМА....от 5/VIII 1952
В Иркутске отец работал в ОБЛПИЩЕПРОМЕ, где и познакомился с будущей гражданской женой – Лидией Павловной Черных.
Совсем мало осталось документов – свидетелей того периода, но всё же…
ПРОТОКОЛ
ТЕХНИЧЕСКОГО СОВЕЩАНИЯ ПРИ ГЛАВНОМ ИНЖЕНЕРЕ
ИРКУТСКОГО ОБЛПИЩЕПРОМА
25 октября 1952 г.
Гор. ИРКУТСК.
ПРИСУТСТВОВАЛИ:
Главный инженер ОБЛПИЩЕПРОМА - т. ИТИН
Начальник планового отдела - т. ЕПИШИНА
Инженер-технолог - т. Бондарчук
Инспектор районной промышленности - т. БЕРКОВИЧ
Автор проекта - т. Степанов.
Инженер Н-Удинского Райпищекомбината - т. ЗАЛЕССКИЙ
ПОВЕСТКА ДНЯ
1. Рассмотрение проекта восстановления крахмально - паточного цеха
в селе ИКЕЙ ИРКУТСКОЙ области.
Слушали: Проект о восстановлении проекта по восстановлению сгоревшего крахмально – паточного цеха в селе ИКЕЙ Иркутской области.
Автор проекта – СТЕПАНОВ В.В.
На рассмотрение представлено:
Чертёж строительной части с размещением технического оборудования
и сметно - финансовый расчёт.
КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ ПРОЕКТА
Участок для строительного цеха закреплён в вечное пользование Тулунскому РАЙПИЩЕКОМБИНАТУ. Генеральная планировка согласована комиссией в составе представителей заинтересованных сторон.
-2-
(Второй листочек протокола отсутствует).
-3-
8. Увеличение сметной стоимости на оснащение общей части СУСН...на 5 %
На непредвиденные расходы.....................................на 2,5%
ПОСТАНОВИЛИ: По исправлении сделанных замечаний, данный проект-
рекомендовать к утверждению.
ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ТЕХНИЧЕСКОГО ПРОЕКТА.............................подпись
Сохранился ещё один документ...
Иркутский областной отдел пищевой промышленности
«ОБЛПИЩЕПРОМ»
МПП – РСФСР
№ 3 - 11
3 июня 1953 года
ДИРЕКТОРАМ: ТУЛУНСКОГО ТАЙШЕТСКОГО ЗИМИНСКОГО РАЙПИЩЕТОРГА
Тов. ДОРФАНУ, ПОПОВУ, ЕГУНОВУ.
В связи с освобождением, по семейным обстоятельствам и выездом, инженера тов. СТЕПАНОВА В. В. ОБЛПИЩЕПРОМ предлагает провести с последним окончательный расчёт по 10.06.1953 года. и имеющейся за вами задолженности по составлению смет, а также выплатой компенсации из расчёта месячного отпуска за 24 рабочих дня.
Деньги переводить телеграфно до 26.06.1953 года.
Деньги переводить телеграфно к 10.06.1953 г. по адресу:
г. ИРКУТСК, почтовое отделение № 8 – востребования.
Отец в Иркутске не только сумел устроиться на хорошую работу, но и при этом обзавёлся гражданской женой и её дочкой – Ольгой, (лет 12-и) с которыми и приехал из Иркутска в Москву.
Естественно, ни работы, ни прописки в Москве он не добился.
После безрезультатных поисков, он и Лидия Павловна устроились на работу в подмосковном городе энергетиков - Шатуре. Жильё предполагали снимать в частном секторе.
А пока в Москве они остановились у подруги Л. П. .
Оставаться с мамой, естественно, он не мог.
В общем-то он уже написал бабусе в письмах, что познакомился в Иркутске с Лидией Павловной Черных, что она ему очень помогла, когда он вышел из заключения, что он ей многим обязан, и теперь они – одна семья…
И вот теперь, он стоял под окном больницы, с чужой женщиной…
Папа мне кричал в окно, что он мне очень обязан за его досрочное освобождение, что он сделает всё, что я захочу и т.д.
Дальше он сказал, что был у моей директрисы - Фаины Борисовны. Она обо мне очень хорошо отзывалась. Когда она от него узнала, что я потеряла комсомольский билет, сказала, что это ерунда, билет восстановят.
Папа произвёл на неё очень хорошее впечатление (он вообще всегда магически влиял на женщин). Фаина советовала оставить меня в школе до окончания учёбы. Но…
Но я уже решила, что школу я брошу…
От отца я узнала, что он устроился на работу – мастером строительно-ремонтного цеха в Подмосковье, в городе Шатура. Туда он поедет жить с Лидией Павловной и её дочкой – Ольгой, младше меня года на четыре.
Не раздумывая, я сказала, что поеду с ними, что хочу, наконец, окончить 10 классов, и поступить в институт…
Итак, в очередной раз я бросала временное пристанище в лице Высшей Комсомольской Школы. Интересно, если бы я её окончила, как сложилась бы моя жизнь? Школа давала возможность сделать карьеру сначала по комсомольской линии, а затем по партийной. Но я не только тогда об этом не задумывалась, я и не представляла, и не понимала – что это такое…
Естественно, с отцом должна будет уехать в Шатуру – бабуся. А перед нами – детьми был поставлен вопрос – с кем мы хотим остаться из родителей.
За себя я решение приняла сразу, решив, что хватит беспризорничать…
Борис был очень привязан к бабусе, и в общем-то устал от голодной и бедной жизни. И только наша младшая сестрёнка Милочка, разрывалась между желанием переменить жизнь к лучшему и жалостью к маме.
Она решила осталась с ней в совхозе ещё на последующие долгие 6 лет…
Я не присутствовала, и не была очевидцем, как отец объяснился с мамой..
Позже, со слов Милы я узнала об этом трагическом моменте.
Отец приехал в Вельяминово, объяснил суть вопроса, что так мол и так…
Милке и Борису он предложил решать самим – с кем им жить. Борис сразу же сказал, что поедет с отцом. Бабуся, естественно, тоже – другого и быть не могло.
Милка понимала, что уехать – это обрести сытую жизнь. А они так все устали от голода, нищеты и безысходности… Но, мама, мама…
Милка металась в своих решениях, и всё-таки, глядя на безумное состояние мамы, сказала, что остаётся с ней…
Вскоре папа приехал на грузовой машине, собрали, и погрузили старую мебель «астраханских времён» и… уехали.
Когда грузили буфет, кровати с набалдашниками, стулья и сундук, в комнате остались только стол, табуретки, два стула и две казённые железные кровати, ну и русская печка, которую увезти было невозможно…
Мама спросила – «а нам - то что же остаётся?». Бабуся, помолчав мгновенье, обвела взглядом пустую комнату, и жестом поведя вокруг себя, сказала – «Всё это…».
Это было жестоко. Но - что она ещё могла сказать?
Зная её доброту и чуткость, с трудом верится в эту бессердечность. Но кто знает, что она чувствовала в тот момент? И был ли у неё какой не будь другой вариант раздела её имущества? Кровать, буфет, стулья, сундук…???
Мила рассказывала, что когда все уехали (я имею в виду бабусю, и Бориса, я ещё была в больнице, т. к. оставалось ещё несколько дней моего «карантина»), - с мамой творилось что - то неладное. Она, буквально не вменяемая, сидела на стуле, находясь в какой-то прострации. Длинные волосы были распущены, и разметались по плечам и спине. Она не плакала. Спазмы душили её горло. Казалось, что она не переживёт этого мгновенья. Милка сбегала за маминой сослуживицей. Та пробовала успокоить её, уговаривала, гладила по голове, но неутешное горе, свалившееся на маму и Милку, не отпускало их не только в этот момент, но и долгие последующие годы…
Виновата ли я в том, что их бросили одиноких и беззащитных? Виновата ли бабуся, которая дождалась, наконец, своего сына и поехала за ним? Виноват ли Борька, который выбрал отца? И можно ли это назвать предательством?...
Уезжая в Шатуру, я понимала, что детство моё кончилось…
Я опять возвращалась в очередной раз в семью. На долго ли?
Я уже витала в своих фантазиях, а сбудутся ли они, и, что для этого нужно будет предпринять, меня – не волновало.
Впереди были годы ЮНОСТИ, которые в моих мечтах были раскрашены в цвета северного сияния. Поживём – посмотрим…
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ