... Проснулся я от дикого переполоха в курятнике - он тут, рядом, через стенку - и яростного лая соседских собак. На ощупь нашёл галифе и сапоги, частично оделся и соскользнул с сена на землю. Зевая и на ходу застёгивая пуговицы на брюках, вышел из сенного сарая во двор, а там уже дядя Вася в трусах, майке и обрезанных валенках меня поджидает. Из поленницы сучковатое полено вытащил, хрипит мне:
- Колька, ты что, у нас ночуешь? Слушай, похоже, опять лиса или хорёк в курятник забрались. Постой-ка у того угла. Если увидишь - топчи нещадно! Не бойся, лиса сапог не прокусит!
Не успел я до того угла курятника дойти, куда он мне указал, как калитка в воротах сарая снова скрипнула, и в ярком лунном свете фигурка худенькая нарисовалась. Нинка! Вот ведь дурёха бестолковая! Сказал же ей, чтобы сидела тихо и не высовывалась, а я быстро гляну, в чём там дело, вернусь и расскажу. Стоит в одной ночной рубашке и тапочках, плечи в платок кутает, на отца смотрит и ресницами своими рыжими хлопает.
Как я её увидел, у меня дар речи пропал, а дядя Вася тут же про лису забыл, прорычал что-то неприличное, размахнулся и поленом почему-то в меня запустил. Еле успел руку подставить, а всё равно голове вскользь досталось. Больно, между прочим! Хотел объяснить ему, что он всё неправильно понял, и что с Нинкой мы просто в карты играли и сказки рассказывали, но он в сарай кинулся, где у них инструменты хранятся.
Не стал я дожидаться, пока он за вилы или за топор схватится, кинулся к забору и перемахнул его одним махом. Нас в армии этому учили - двухметровые заборы одним махом преодолевать. Старшина, который нас тренировал, говорил, мол, учитесь, салаги! Это умение вам может когда-нибудь жизнь спасти. Не знал я тогда, насколько он был прав. Нужно будет ему письмецо черкнуть, за науку поблагодарить. Или свечку в церкви поставить. Во здравие раба божьего Николая Костюка!
Убежал в поле, устроился в стогу, а через час примерно и Нинка меня нашла. Мы с ней в этом стогу... гм... ну, в общем, тоже как-то раз в карты играли. Принесла она гимнастёрку с ремнём и поесть - краюху хлеба, шмат сала и глечик молока. Пожаловалась, что отец её ремнём выдрал, и мать наорала.
Вот не понимаю, чего они возмущаются? Нинка уже совершеннолетняя. Ну почти… Через пару месяцев по-настоящему совершеннолетней станет. А если у нас с ней всё серьёзно? Я, может, до сегодняшнего вечера у них остаться хотел! А что тут такого? Устроился бы в колхозе трактористом, Нинку замуж позвал. Стали бы мы с ней каждую ночь в карты играть и сказки друг другу рассказывать. Красота!
Я парень собою видный. Отличник боевой и политической подготовки, между прочим! Механик-водитель второго класса! Это вам не хухры-мухры! Нинка девчонка тоже красивая! Фигурка у неё ладная. Сама рыжая, как огонь, кожа белая да гладкая, про прочие красивые места, на которые я, наверно, никогда не устану смотреть, я уж молчу. Вот и пошли бы у нас с ней детки — рыжие да белокожие - в неё, а темноволосые да смуглые - в меня.
А трактором управлять всё же проще, чем танком, который я два года водил. Я и за заряжающего могу встать - плёвое дело! - но в колхозе это вряд ли пригодится...
Поели мы с Нинкой и приступили к осмотру. Считали красные полосы у неё на спине. Ну, заодно и на попе посчитали. Понятно, чем всё это закончилось. Вот век бы такими подсчётами занимался!...