"- Муж, жена, семь или восемь детей и старуха мать. Всего десять или одиннадцать человек. Два в грудь и один в голову - это тридцать или тридцать пять патронов." Мужчина лет сорока прокручивал в уме план действий. Сильно болела голова, разбитое лицо с ссадиной от виска к подбородку потеряло чувствительность. Два пальца на левой руке кажется были сломаны и опухли."- Двух магазинов наградного "SIG Sauer" должно было хватить." Немного подумав добавил "Надо прихватить свой армейский нож". Только сейчас Дитрих понял, что разговаривает вслух, но это его уже не беспокоило.
Пару лет назад этажом выше поселилась семейка то ли из Сирии, то ли из Ливана, Пакистана или еще какого-нибудь "-стана". С момента их появления о покое в доме можно было забыть. Дети, несколько детей, которые весь день то и делали что бегали. По своей квартире, по подъезду, вокруг дома. Шум стоял почти круглосуточно. Родители их не отличались спокойствием. Непонятно, для кого рассказывают истории о покорных восточных женах угнетаемых тиранией мужа. Мать этих детей совсем не отличалась кротким нравом и покорностью. Скандалы и потасовки родителей добавляли к детскому шуму особый колорит.
Сколько раз Дитрих пытался с ними поговорить, поначалу мягко, потом настойчивее, приходилось даже прибегать к угрозам, что он будет жаловаться. Но каждый раз они делали вид, что не понимают его: "-Чертовы черномазые".
Нельзя сказать, что он относился предвзято к иностранцам, и к арабам в частности. Каждый человек волен выбирать где ему жить лучше, но находясь в сообществе нужно принимать общие условия проживания, а не плевать на все только потому что у тебя другая культура. Отсутствие внятных законов, попустительство союза с лозунгом "Наш общий дом" давало этим беженцам, мигрантам или кто они там? практически полную свободу действий. Вот и эти, получили квартиру вслед за гражданством. "За что? Вот я честно прослужил Бундесверу пятнадцать лет и за это получил жилье. А что сделали они?".
"Это несправедливо!" Один из таких "новых европейцев" въехал в витрину магазина несколько лет назад, где в тот момент находилась жена и дочь Дитриха. Малютка дочка скончалась на месте, а жена еще промучалась в больнице, но раны оказались не совместимые с жизнью. Тогда жизнь его закончилась, но он нашел в себе силы и даже не испытывал ненависти ко всем, кто не белой кожи, честно отслужив положенный срок.
Только вот эти соседи сверху постепенно, шаг за шагом расшатали его уверенность в то, что этот мир принадлежит всем в равной степени. Нет, не принадлежит. Дитрих ощущал, что "общий дом" принадлежит "им", а он, который родился здесь, вырос и честно служил родине оказывался на правах постояльца. Справедливо? Что такое справедливость?
За два часа до этого. Увидев как в подъезд входит девушка-подросток, старшая дочь соседей, лет шестнадцати-семнадцати, Дитрих открыл входную дверь и дождавшись пока она поднимется, в очередной раз выпалил все что накипело: - Я же просил вас не шуметь по ночам. Сколько это может продолжаться?
Девушка продолжала подниматься стараясь не обращать внимание на этого странного белого. Она с трудом понимала язык и тем более не понимала почему он кричит.
- Я ложусь спать рано, вы понимаете? Вы это понимаете? Продолжал Дитрих и видя что его попросту игнорируют от бессилия кричал громче, а когда понял, что и это не помогает, то попытался ухватить девушку за руку сам не понимая для чего. В этот момент она завизжала словно на нее напали и пытаются убить. Это возымело эффект, вырвавшись из ослабшей хватки этого "чокнутого", девушка побежала домой продолжая кричать.
Спустя несколько минут во входную дверь Дитриха стали стучать. Громко яростно. В подъезде слышались крики. Открыв дверь он тут же получил кулаком по лицу даже не успев опомнится. На пороге стояло несколько человек, которые стали избивать его что-то выкрикивая на своем языке. В подъезде собрались женщины и дети.
Других соседей, с кем он жил бок-о бок по соседству с момента своего заселения не было. Казалось все они попрятались не желая вмешиваться. Трое мужчин, один из которых был сосед сверху продолжали его бить указывая пальцем то на него, то на соседскую дочь на которую он недавно кричал. Потом все закончилось. Шум и громкие разговоры еще слышались некоторое время пока Дитрих не отключился на некоторое время.
Очнувшись, он вспомнил про свой пистолет. "Это нельзя спускать с рук. Или я или они." Положение дошло до критической отметки после которой не существовало ничего. Не тот человек. Не стерпит, не забудет, не простит. "- Муж, жена, семь или восемь детей и старуха мать..." Поднявшись этажом выше он постучал в дверь которая оказалось открытой.
Войдя в квартиру он закрыл все замки. Где-то в глубине дома бегали дети. Заглянув в комнату он увидел, как на кровати в наушниках лежит та самая старшая дочь. Наставив на нее пистолет он выстрелил. Две пули в грудь и один в голову. В доме стало тихо. Или это у него заложило уши? В комнату вдруг вбежали трое детей, все мальчики. Два быстрых выстрела уложили двух из трех. Третий же с криком побежал куда-то. Из соседней комнаты прибежала мать и тут же получила две пули в голову. Распластавшись на полу рядом со своими сыновьями. "Семь патронов из семнадцати." сосчитал Дитрих.
Дети оказались юркими, несколько раз он промахивался. Четыре, пять ... сколько детей у них? Шестого нашел под кроватью и вытащив всадил три патрона, когда на него сзади набросилась старуха с ножом распоров спину от лопатки к пояснице. Кровь хлынула, но смертельно. Перезарядив он выпустил в нее пять патронов. Старая карга и чего тебе не сиделось у себя дома?
Семь трупов. Их же должно быть десять или одиннадцать? Спрятались?
Дитрих услышал, как открывается входная дверь в которой показался отец семейства. Увидев залитый кровью пол и мертвых детей он кажется обезумел. Нечеловеческий крик вырвался из его груди.
Первый выстрел повалил его на пол, второй пробил позвоночник не давая шевельнуться, третий, четвертый, пятый выстрелы в лицо, вернее то что от него осталось. "Тихо, тихо, тихо, вышло в поле лихо ...". Дитрих улыбнулся. Ему было хорошо. Сев на пол он закрыл глаза. Порез на спине делал свое дело. Спать, хотелось спать.
Вдруг из шкафа стоявшего почти рядом с ним показалась детская голова. Это была девочка лет четырех-пяти. Совсем кроха очень похожая на дочь Дитриха.
- Папа, зачем ты сделал это?
- Лилиан, доченька, что ты здесь делаешь?
- Папа, ты не попадешь в рай и не сможешь больше со мной играть?
- Почему моя радость?
- Потому что ты убил их.
- Но, я, я не знаю, я не хотел этого, я просто хотел спокойно жить. Лилиан, прости меня.
Дитрих заплакал. Наверное только сейчас он осознал какую грань переступил, потеряв не только свою жизнь, но и бессмертную душу. Но дороги назад уже не было. В обойме еще было пару патронов, вполне достаточно, что бы поставить точку. И приставив ствол к подбородку он нажал на курок.