Гость ждал, когда император освободится от других дел и придёт с ним поговорить. Высокий, худощавый, в очках с черепаховой оправой, он сидел в кресле рядом с пианино и пил кофе, разговаривая флегматично с императрицей. Ему позволяли входить в места, гдe августейшая семья, в интимном кругу, собиралась на отдых. Например, в эту уютную комнату, с низким потолком и живописными картинами на стенах, на антресольном этаже Гатчинского дворца.
Умение хозяйки вовлекать в беседу ценилось им высоко, потому что сам он так не умел. Боязнь общения казалась многим скрытностью и высокомением, усиливая репутацию серого кардинала. Столь необычного гостя звали Победоносцев.
- А мы вот подумали, можно будет сходить после обеда, вместе, на прогулку! - воскликнула хрупкая женщина, поднимаясь навстречу вошедшему императору. Урождённая датская принцесса говорила с лёгким акцентом, от которого хотела, но не могла избавиться.
Усердная рабыня ритуала целиком отдавала жизнь смене приемов, обедов, встреч с лордами и королями.
- Дагмара, оставь!
Широкое лицо Александра Третьего изобразило полнейшее, как всегда, добродушие. Он трепетно относился к супруге, которая, за одиннадцать лет жизни в Империи, стала русской больше, чем все кремлёвские соборы.
- Садись лучше, послушай, что нового расскажет господин обер-прокурор!
Царь медленно опустился в низенькое кресло рядом с Победоносцевым, положил на табурет фурашку с кокардой. Уперся одной рукой в колено, как Илья Муромец на пригорке:
- Ну-с!
Гость вдруг почувствовал неловкость, но взял себя в руки.
- "Московские Ведомости" обратились своей передовицей к царю! Предлагают сменить курс внешней политики - c прогерманского на профранцузский.
Этот умный человек показывал отменный стиль письменной речи, но в устой иногда спотыкался, сыпал канцелярщиной.
- Вы об открытом письме Каткова? - перебил император, наморщив лоб.
- Да.
- Что он себе позволяет? Публично советовать мне! Задам наглецу взбучку, чтоб другим неповадно!
- Но я-бы категорически этого не советовал! "Московские Ведомости" - консервативная газета, на правильных позициях. Она есть наше политическое кредо! Осуждение главного редактора неверно истолкуют, посчитают сменой курса.
Победоносцев остановился, угадывая мысли собеседника. Когда-то нынешний государь был его учеником, а значит хорошо усвоил главное: даже если вся Европа катится в пропасть, зараженная бацилой свобод и революций, то уж лучше держаться на краю этой пропасти!
Дагмара стояла возле окна, прислушиваясь к беседе. Её нелюбовь к немцам и Германии, отнявшей у маленького родного королевства южные территории, давно известна.
Царь взглянул на свою обожаемую супругу, свою половинку, потом улыбнулся и добродушно произнёс, обращаясь к собеседнику:
- Вы приехали защищать Каткова? Ладно, передайте ему, негоднику, моё последнее устное замечание... И запомните, внешнюю политику определяю я, а не министры и уж тем более не редактор московской газеты!
Что обьединяло этих трёх очень разных людей: обер-прокурора святейшего Синода, редактора Московских ведомостей и Государя Императора? Понимание, какую бомбу таит в России либерализм!
Прошло ровно шесть лет, как террористы убили Александра Второго, отца нынешнего императора, надеясь на желанные свободы, но получили обратное - новый царь на уступки не шёл, а наоборот закручивал гайки, внимая призывам Каткова и Победоносцева. День в день после трагической даты, тоже первого марта, готовилось новое покушение. Около одиннадцати утра, на Невском, арестованы пять студентов, у которых при обыске нашли заряженный револьвер и метательные снаряды, начиненные шрапнелью и стрихнином - даже самое лёгкое поражение вызывало смерть! Они ждали возвращения царя с панихиды из Петропавловской крепости. Заговорщиков удалось выследить, потому что один из них обмолвился в письме о своих революционных настроениях.
Между прочим, рассматривали покушение и на Каткова, идеолога анти-реформ, но отложили, поскольку тот не занимал в правительстве никакой должности.
Вроде, пока обошлось. Но редактор ведомостей и предполагать не мог, что на него готовится удар с совершенно другой стороны.
Тем временем, во дворце Великого князя продолжались костюмированные балы. Их душой была Великая княгиня Мария Павловна, урождённая немецкая принцесса. Весь облик кузины императора говорил об упрямстве, скрытой силе, желании добиваться целей всегда и везде. Властная натура, не захотевшая даже принять православие, что для царского дома большая редкость, а по мнению царя - неслыханная дерзость! Впрочем, не удивительно. Непреклонная женщина вышла замуж и приехала в Россию в правление либерального Александра Второго.
В Белой танцевальной зале только что обьявили медленный вальс, пары степенно закружились в ритме три на четыре. В стороне, под кудрявым атлантом, подпирающим спиной колонну, беседовали на языке Гёте и Шиллера два человека.
- Вы знаете, что написал мне Бисмарк? - таинственно произнесла Великая княгиня, обмахиваясь веером.
Её внимательно слушал, не отводя взгляда, министр иностранных дел Гирс, убежденный германофил.
- Наш друг Отто уверен, что русский царь и Марсельеза несовместимы! - обьявила дама.
- Боюсь, что находясь в отдалении, уважаемый канцлер недооценивает нашего императора. Ради выгод государственных, если таковые по его мнению появятся, он может выкинуть неожиданный фортель... Думаю, самое время предупредить об этом вашего друга!
Мария Павловна смотрела на зал, где под ажурными золотыми люстрами продолжали двигаться пары.
- Но вот Катков, - негромко продолжил собеседник, - Этот краснобай, со своим национализмом и неприятием всего немецкого, воздействует на ум государя. В момент перезаключения договора, его советы могут кончится для нас плохо.
Мария Павловна повернулась лицом к говорившему:
- Ничего. У меня есть идея, как его проучить и укоротить язык... Союз с Германией превыше всего!
Она взяла собеседника под руку и повела из зала - под блестящие своды парадной лестницы.
- Я представлю вас одному господину, тайному советнику, который уезжает послезавтра в Европу. Да вы его и так знаете! Есть повод обсудить вместе некоторые детали.
Обер-прокурор Cинода Победоносцев вышел из экипажа, который остался его ждать, у главного здания на Николаевском вокзале. Над изящной башенкой с часами развивался белый флаг, с триколором и знаком путейцев.
Царский сановник не глядел по сторонам. Он быстро прошёл на территорию, с крышей над путями, куда прибывали поезда. Высокий воротник пальто и черный цилиндр с полями, надвинутый на лоб, защищали лицо от посторонних взглядов.
- Здравствуйте, Михаил Никифорович! - приветствовал он на ходу человека среднего роста, полноватого, с бородой и усами, шедшего навстречу без багажа.
Возле огромного паровоза суетились машинисты.
- Не клянете меня, ретрограда, который попросил вас приехать, чтобы поговорить с глазу на глаз? Переписка хороша, но иногда затягивает общение.
- Приветствую! - ответил мужчина в пальто, лениво приподняв свой котелок. - Час на беседу в вокзальном ресторане у меня есть, потом наверно двинусь назад в Москву.
Важный момент. С этим человеком Победоносцев не напрягался в общении, чувствовал себя свободно.
Они направились в здание вокзала, куда вереницей тянулись носильщики.
- Дело в том, дорогой Михаил Никифорович, что мне едва удалось отговорить императора устроить вам публичную порку! - разговор продолжился, когда они сели за столик; вышколеный официант в переднике уже побежал выполнять заказ.
- Это вы про мою передовицу, напечатанную три дня назад?
- Про неё. В следующий раз будьте поосторожнее, император не любит публичных указаний, что и как ему делать!.. А у меня ещё такой вопрос: у вас во Франции, случаем, нет личных интересов - может, финансовые?
Собеседник мягкими движениями размял сигарету, закурил. На маленькой сцене, в глубине помещения, сутулый еврей увлечённо играл на скрипке.
- Помилуйте, какие ещё интересы, помимо государственных! Банки Лиона и Парижа открывают нам вожделённый кредит, винтовки на ихних заводах можно заказывать. Да мне-ли вам обьяснять, что половина иностранного капитала в стране уже из Франции!
- Верно. Но даже я с трудом представляю франко-русский военный союз. Ведь если дело закрутится, пойдёт обмен визитами. Как вы, например, матёрый консерватор, представляете себе царя, обнажающего голову перед Марсельезой? - спросил вдруг Победоносцев.
- А запросто, потому что я не помешан на ритуалах! Как говаривал наш государь-император, у России нет союзников более верных, чем своя армия и флот. Остальные, при удобном случае, обьединятся против нас... Двуглавый Орёл тоже вправе обьединяться с кем-угодно против кого-угодно, когда ему это выгодно. И самое главное - до тех пор, пока это выгодно!
Они не договорили. Победоносцев вдруг увидел в проходе двух жандармов, которые вели, подталкивая, молодого человека с длинными волосами. Юноша бледный со взором горящим - другого сравнения не напрашивалось.
- Вот, ваше высокоблагородие, Михаил Никифорович, поймали! - обратился один из стражей порядка к Каткову. - Сошёл вместе с вами с поезда, тёрся на вокзале около вас, в ресторане в окна заглядывал. Вы его когда-нибудь видели?
- Помилуйте, первый раз! А вы-то сами откуда выведали, кто я таков?
- Кто-же не знает редактора Московских ведомостей! Ну, да ладно. Ужинайте, не будем вам мешать... Нашли у голубчика в карманах записную книжку и карандаш - говорит, писатель. В участке разберёмся, что за писатель.
После этого беседа пошла, в основном, о важности охранительных мер - о том, что жить стало лучше, спокойнее.
Двое за столиком не догадывались, что как раз в это время, с другого вокзала, уезжал на поезде в сторону Берлина и Парижа некто с дипломатическим чемоданом, имея секретные инструкции от министра иностранных дел - причём, касалось это господина Каткова.
Через два месяца, в тёплый майский день, когда за окнами Гатчинского дворца распускалась листва, император сменил привычное благодушие на гнев. Ну вот, вылезла вся подоплёка, истинное положение! Оказывается, лихой писарь из Московских ведомостей обстряпывает личные дела, бравируя патриотизмом.
А как зажигательно, как складно пел: "Зло исчезнет, когда в Европе выступит во всём величии самостоятельная Россия, независимая от чужой политики, управляемая лишь своими интересами!"
И что теперь? Во французской прессе материалы о его делишках!
А ведь он ещё требовал сменить моего верного Гирса, вменяя ему немецкое происхождение. Работягу Гирса, лучшего в Мире переговорщика с другими странами!
Маленькая богиня, Дагмара, привычно расположилась на кушенке, глядя на венценосного мужа. Она избегала политику, поэтому вопрос прозвучал неожиданно:
- Что тебе доказывает вину Каткова - парижские газеты, принесённые Великой княгиней?
Император тихо ненавидел Марию Павловну, которая подчинила своей воле Великого князя и совалась в государственные дела. Нет, она не зарилась на роль первой дамы в Империи, дружила с Дагмарой без плутовства, по настоящему. Но свою законную вторую роль использовала на полную катушку, вызывая неприязнь у русских министров и генералов. Может, опять интрига? Одна из сторон пошла в атаку, раскопав обличительные материалы? Даже если и так, наглец Катков сам виноват.
- Увы, дорогая! - ответил царь, присаживаясь рядом с миниатюрной супругой, которой оставался верен все годы жизни, - Наш двуликий Янус общается напрямую с французами, обещает им поддержку от России! В своём письме Шарлю Флоке, например... Да они наверняка ему платят, мы ещё не знаем всей подноготной. Сегодня же поручу зарубежной агентуре в Париже разобраться! Пусть работают побыстрее, а то ведь Катков тоже не промах - драпанёт.
Редактор Московских Ведомостей не думал уезжать за границу. Он заперся в своём родовом имении под Москвой - удалился от дел. Победоносцев отлично понимал его состояние.
"Почему его окрестили серым кардиналом? - думал он о Каткове. - Какой-же серый, если слово его разлеталось столько лет по губерниям и уездам, как стаи птиц над полями!"
Обер-прокурор Синода пытался защитить товариша, но не визитами к царю, как раньше, а письмами - указывал на прежние заслуги, на его честность. Как никак, вместе готовили шесть лет назад Манифест Самодержавия, когда император ещё колебался, выбирая стратегию. Удалось-таки сдвинуть глыбу!
Но теперь... Царский сановник задумчиво посмотрел вверх. Часы на Невской башне отсчитывали последние дни Каткова, перед ещё большим падением - чутье подсказывало, что это так.
"Поехали! - крикнул он своему кучеру - На Литейный!"
А мысли так и роились в голове:
"Учить императора, особенно публично - сложная игра, доступная еденицам! Как оценят, что за карта в ответ выпадет - тройка, семёрка, туз или пиковая дама?.. Катков терпеть не мог всё немецкое, включая министров - доигрался. Рассчитывал видимо на то, что царю германцы тоже не по сердцу, и упустил момент, когда государь в советах перестал нуждаться... Работал самозабвенно на благо страны, но какой результат? Осуждён царем за неблагонадежность, пятно на оставшуюся жизнь!"
Победоносцев шел по набережной Невы, оставив экипаж у Литейного моста; он любил пройтись иногда в одиночестве, хоть это и опасно, подумать о разных вещах, выгулять усталость от сидения в кабинете. Теплый летний ветер, непривычный для Петербурга, приятно обвеивал лицо.
Впереди показалась компания молодых людей, возможно студенты. Он быстро прошёл мимо, подняв воротник повыше. Пара фраз за спиной указывала, что обсуждают охранительные меры.
У Владимирского дворца красиво взлетали над Невой праздничные огни и быстро гасли.
"Вон как салютуют при дворе Великой княгини Марии Павловны! Дипломаты вчера вернулись из Берлина, продлили с Германией договор на три года... чему Катков, своими очерками, бешено сопротивлялся!"
А сам Катков, тем временем, загибался в постели от боли - нервное напряжение обострило болезнь желудка.
Правда и мерзость просочились наружу, когда главный фигурант отправился в мир иной.
На одиннадцатый день после смерти Каткова, зарубежная агентура прислала донесение, где говорилось, что письма французским министрам - дешёвая подделка. Они написаны другим лицом.
Подозрение в махинациях падало на Катакази, советника русского посольства в Париже; дальше цепочка обрывалась,
Император догадывался, что интрига выросла из окружения германофилов, на балах во Владимирском дворце. Одни оплатили заказ, другие исполнили, но где доказательства? Да и не хотелось, честно говоря, искать - мир-согласие между двумя группировками дороже.
Он лишь отметил в письме Победоносцеву, с привычной для себя прямотой: "Что Катакази скот, я знал давно, но чтобы он был таким мошенником и плутом - признаюсь, не ожидал!"
Казалось бы, кульминация нашего рассказа пройдена, но нельзя умолчать о двух других событиях.
На следующий год, в октябре 1888-го, император возвращался с семьей в Петербург на поезде. В окнах императорской столовой - дивные просторы, поля, которые видны далеко с высокой насыпи. Царь и его обожаемая супруга Дагмара смотрели друг на друга, улыбаясь. На узком столе жареные рябчики и два бокала вина, в вагоне ещё человек двадцать.
И вдруг, что это, несчастный случай, нападение террористов или божье наказание? Дагмара потом усмотрела последнее, но никому не сказала: да, кара за несправедливость... к защитнику самодержавия, верно подданому, редактору Каткову.
Во время обеда произошёл сильный толчок, заставивший всех примолкнуть. За ним второй, после него вокруг затрещало, зашаталось. Стол с едой рухнул вниз, осколки стекла и чего-то ещё посыпались с разных сторон, маленькая женщина закрыла глаза. Грохот и скрежет продолжался какое-то время, потом воцарилась мёртвая тишина.
- Скорее, скорее отсюда! - раздался вдруг рядом знакомый голос.
Разлепив со страхом ресницы она увидела, как император держит на широких плечах крышу вагона, упертую одной стороной в землю.
Усилия про-германского лобби и его временный успех рассыпались через три года, как замок из песка. Виной тому заносчивое поведение самой Германии. Бисмарк подал в оставку, вместо него к власти пришли умники, не захотевшие продлить договор с Россией - таможенные бои при этом только усились.
Даже отпетый германофил Гирс, министр иностранных дел, признал выгодность франко-русского союза. Он работал, под строгим надзором императора, над новым договором.
В июле 1893-го яхта Царевна, любимое судно императорской семьи, скользила по воде в направлении Кронштадта; на трех мачтах дрожали на ветру косые гафельные паруса.
Днём раньше прибыла французская эскадра из восьми кораблей, расцвеченных яркими флагами и вымпелами. В честь этого события, Кронштадтский порт тоже празднично украшен.
- Всё подготовлено, что бы Ваше Величество и Их Императорские Высочества взошли на флагман Маренго, где встретят адмирал эскадры и командир корабля, с рапортами, - докладывал флигель-адьютант.
Императрица, выбирая платье перед зеркалом, привычно готовилась быть лицом мероприятий.
Власти обеих стран обдумывали взаимное обязательство на случай военной угрозы, что усиливало обоих даже в мирное время.
"Договоры надо соблюдать, но без фанатизма!" - думал про себя Александр Третий.
И только министр Гирс, пользуясь благодушием императора, вдруг спросил с неслыханной от него ранее дерзостью, вероятно накипело:
- Царь с обнаженной головой будет слушать Марсельезу, которая запрещена в нашей стране?
- Далась вам эта Марсельеза, ей-ей! На благо отчизны - послушаем, не переломимся! Потом ещё и они, со снятыми шапками, послушают "Боже царя храни!"
Послесловие:
Главный консерватор России, Победоносцев был учителем двух будущих императоров - Александра и Николая. Первый избежал военного конфликта на Балканах, из-за маленькой Болгарии, и осадил революционеров внутри страны; его окрестили Миротворцем. Другой сократил число немцев в правительстве, переназвал Петербург, но окунулся с головой в большую войну на стороне республик и демократий.
Очередной урок Истории и Жизни: результат зависит не только от учителя, но и от учеников.