Мне пришлось идти работать. Я устроилась простой чертежницей в каком-то проектном институте с мизерным окладом. Скучная монотонная работа вызывала у меня отвращение и вообще жизнь казалась мне скучной и неинтересной, какой-то тюрьмой, где я обречена уныло влачить свою постылую жизнь, без любви, без дружбы, без цели… Ибо цели в своей жизни после потери Влада я больше не видела. Хотя, какой потери? Ведь моим он никогда не был. И тем не менее я его считала своим, так сроднилась я с ним в своих мечтах. Мысленно я вела с ним постоянные диалоги, это превратилось уже в манию, в какую-то одержимость. Я бывала весь день счастлива, если мне удавалось его где-нибудь увидеть, и, наоборот, если долго не видела, то погружалась в какую-то мрачную безысходную тоску. Видеть его стало для меня потребностью. Даже такого… окольцованного. Этот год, когда я работала, тянулся очень долго, он все никак не кончался, а тянулся и тянулся… Я решила летом поступить куда-нибудь учиться, иначе, я чувствовала, крышу просто снесет, то есть я могла от своих переживаний потерять рассудок. Я слышала, что такое бывает и боялась этого. Учеба отвлекла бы меня, направила мысли в другое русло. Кроме того, нужно было все же приобрести профессию. А родители по-прежнему ничего не замечали, сестра же была слишком мала, чтобы понять меня. Поэтому все мои страсти кипели во мне, не находя выхода, грозя взорвать меня изнутри. Собственно, если разобраться, а кого я любила тогда? Влада, которого совсем не знала или свой придуманный идеал? Мечты далеко не так безобидны, как мы привыкли думать, иногда, особенно у людей впечатлительных, они могут привести к потере рассудка или даже гибели. Придя с работы я могла часами сидеть и смотреть в стенку, и только по шевелящимся губам можно было понять, что я веду с кем-то мысленную беседу. Иногда зимой я выходила на улицу легко одетой в надежде простыть и умереть. Я совсем не ценила тогда свою жизнь. Страсть моя, не получая пищи, пожирала меня саму, и демон страсти уверенной рукой вел меня к гибели. Но все же силен был во мне еще голос рассудка, который противился этому демону и, против моей воли, заставлял меня жить.
Но вот, наконец, закончилась эта длинная - длинная зима и наступило лето. Я засела за учебники. Снова встал вопрос, куда поступать? В Театральное училище я поступать больше не хотела. Что толку? Все равно не примут. А куда тогда? Ни к чему больше я не испытывала ни желания, ни склонности. У меня отняли мою мечту. Так что, не все ли равно теперь, кем стать? Я знала, что мне уготовано судьбой самое заурядное, самое посредственное существование. Я знала, что во мне живет какая-то творческая сила, но не могла ее реализовать, ведь родители даже не отдали меня в музыкальную школу, хоть я их и просила, и в балетную школу тоже не отдали. Я не думаю, что есть люди полностью бесталанные, все равно какой-то талант или хотя бы способности есть у каждого. Мог ли Моцарт стать Моцартом, если бы ему не купили рояль и не заставляли играть каждый день? Если бы его отец не был так болезненно честолюбив и не мечтал о всемирной славе для своего сына? Мои родители не были честолюбивы, мне они уготовили такое же заурядное существование, каким жили сами. Но моя душа рвалась прочь из этого мелкого тесного мирка, в котором содержимое желудка ценилось выше, чем содержимое души, в котором думали лишь о том, чем накормить и одеть свою плоть и совсем не думали, чем «накормить» свою душу, в котором царило лишь материальное и не было места духовному. Я с детства очень любила петь, у меня был неплохой голос и отличный слух, но родители не захотели мне дать музыкальное образование. Я очень любила танцевать, могла танцевать весь вечер, не уставая, и даже всю ночь, любила смотреть балет, как посредством танца передается сложная гамма чувств, но родители балет не любили и безжалостно выключали телевизор, когда там шел балет, поэтому мою просьбу отдать меня в балетную школу они просто проигнорировали, еще и посмеялись надо мной. «Они там все развратом занимаются», - сказала мать и запретила мне об этом думать. Казалось, они делают все, чтобы сделать из меня посредственность, своими руками обрывая у меня крылья и формируя из меня неудачницу, – человека, неуверенного в себе, серого, затурканного, не способного взлететь и гордо парить над землей, а вместо этого ползающего у всех под ногами. Видимо, не зря у меня возникало чувство, что я – чужая в этой семье, неведомо каким образом попавшая сюда, так разительно я от них отличалась.
Что мне оставалось, заурядной троечнице, девчонке, не имеющей никаких талантов, ничего, даже красивой внешности? Значит, нужно подчиниться рассудку и выбрать профессию не по призванию, а сообразно выгоде. И у меня мелькнула дерзкая мысль: «А что, если поступить в Торговый?» Нет, такая профессия, как товаровед или технолог – это не по мне, там конкурс большой и сдавать надо физику и химию, а у меня по этим предметам знания слабые , а вот «Бух. учет» - это можно попробовать, там часто недобор бывает, и сдают там только математику. А по математике у меня всегда четверки были и даже пятерки. От этой мысли я даже повеселела. Войти в святая святых, в Его королевство, жить в Его мире – что может быть чудесней? И я начала готовиться к экзаменам. Мне повезло. В институт меня приняли. Начался новый этап в моей жизни. Я не буду описывать студенческие годы. Ничего особо примечательного в эти годы не происходило, я жила дома с родителями, а в институт ходила лишь на занятия. В нашей группе были, в основном, девчонки, парней было мало, да и то, их сразу же расхватали. Так что кавалером я так и не обзавелась. Да я не особо и стремилась. На танцы в институт я не ходила, да и где мне было с ними тягаться, с нашими девчонками, красивыми, успешными, хорошо одетыми! Правда, родители стали лучше меня одевать, когда я поступила в институт, но я все равно осталась серой мышью: невзрачной и незаметной девушкой, на которую никто не обращал внимание. А главное – Влада уже не было в институте, когда я поступила. Он к тому времени уже закончил учебу и уехал по распределению.