Роман с ангелом Глава 06
Единственным, что смогло сдвинуть Румату с насиженного места, стало известие о смерти Рензера. Они с Леночкой среди прочих следовали за гробом заслуженного академика.
Лицо Руматы сообразно моменту было бесстрастно и непроницаемо. Что немало изумляло Леночку, не сдержавшую не очень-то уместный на похоронах вопрос:
— Вы же так друг друга ненавидели! И что?! Все перегорело? Неужели никаких эмоций?
— Ненавидели? — удивленно переспросил Румата. — Нет, здесь другое. Он меня боялся, сильно боялся, потому что он один в меня верил и был единственным, кто понял, к чему мы идем в лаборатории, а я его не понимал. Я многое только теперь начинаю понимать, и знаешь, уже сам его боюсь. Помнишь, как-то тебе говорил: Рензер бессмертен!
— Конечно! Явиться из прошлого, как ты, через десять лет… Я тоже испугаюсь!
— Из прошлого явиться нельзя.
— Ну ты же явился!
— Я пришел в будущее…
— Для меня из прошлого, для тебя в будущее, какая разница? Исчез и явился через десять лет! Если тебя послушать, так восставший из гроба Рензер даже и не удивит… А если ты вновь испаришься обратно в восемьдесят шестой, с живым Рензером мириться? А то еще и явишься с ним, вторым «бессмертным Рензером», — волосы на голове шевелятся! Откуда я знаю, до чего вы там, в лаборатории, дошли? Ты после той своей публикации о воронках времени больше ничего не рассказывал! Ты уж как-нибудь объясни, а то как я после всего этого спать буду? — все больше распалялась Елена над могилой усопшего.
— Спи спокойно! — пожал плечами Румата. — В природе не может быть двух Рензеров! Сама посуди, — он поднял забытый у могильного помоста гвоздь, — если отправить этот гвоздь в прошлое, мы получим два гвоздя? Нет! Это противоречило бы всем законам физики. Может существовать лишь один этот гвоздь, и отправь его хоть в мезозойскую эру, он даже не заржавеет! И пусть там обратится в пыль, мы этого не узнаем, потому что здесь получим тот же самый гвоздь, без малейших признаков информации! Хочешь, называй это воронкой времени, хочешь — горизонтом событий, только пронести что-либо через эту границу невозможно. Хотя бы потому, что произошедшего с гвоздем по ту сторону горизонта по эту просто не происходило. Из-за чего и зарегистрировать факт перемещения во времени практически невозможно...
— Ну ты же прошел этот горизонт событий? И неплохо себя чувствуешь со всей своей «информацией»! Так почему Рензер не может?
— Да потому что не может быть того, чего не было! — поморщился Румата. — Невозможно вернуться в прошлое и что-то изменить, даже рассказать живому Рензеру о его похоронах! Так как с той стороны горизонта событий для меня самого этих похорон еще не было!
Беседа Руматы с Леночкой на погосте не выбивалась из общего настроения собравшихся. Все что-то обсуждали, что мало походило на привычное умиротворение перед вечностью. Наоборот, среди родных и близких покойного чувствовалось крайнее напряжение, еле сдерживаемое видом окружающих надгробий.
На общем фоне выделилась фигура молодого парня, в одиночестве предающегося почтенной грусти у могилы усопшего. От его вида с Руматой случился суеверный ступор. «Так не может Рензер явиться на собственные похороны или все-таки может?!» — крутилось в его голове, пока неизвестный сам не обратил на него своего взора.
— Здравствуйте, — направился он с широкой улыбкой к Румате.
— Здравствуйте, — смутился тот, — вы поразительно похожи на…
— На деда? — перебил собеседник. — Мне всегда это говорили. А я вас помню! Вы работали с ним в оборонке, еще по программе «звездных войн». И у нас бывали… Может, и меня помните? Миша! Миша Рензер, — представился подошедший.
В памяти Руматы смутно всплывало что-то мелкое, копошащееся и бегающее по квартире академика, из тех времен, когда он еще приходил к своему учителю…
Теперь перед ним стоял взрослый мужчина, открыто и приветливо глядящий в глаза лицом его злейшего врага!
— Дед много о вас рассказывал, еще когда я жил в России...
— А вы сейчас не в России живете? — выдавил, отходя от шока, Румата.
— Нет! С отцом в Германии. Они с дедом не ладили. Сейчас, думаю, здесь задержусь…
— Странные похороны. Будто недовольные пассажиры в аэропорту отмену рейса обсуждают…
— Да… сейчас начнется… — согласился молодой человек с грустью.
— Что начнется?
— Дележ наследства. Скверная штука…
— Есть чего делить?
— Есть. У каждого свой интерес. Даже у меня! — чистосердечно признался внук Рензера.
Михаил проходил стажировку и размышлял о будущей диссертации. Идея взять темой незавершенную работу деда казалась ему заманчивой, но труднореализуемой. Он надеялся получить необходимые записи и бумаги деда и, как оказалось, был неплохо осведомлен о содержимом дубового шкафа в его кабинете. Но в разгоревшейся семейной сваре стало невозможным даже подойти к квартире без сопровождения приставов.
Румата недоумевал: да, содержание шкафа представляло некоторый специфический интерес, храня информацию, в том числе и о его, Руматы, экспериментах, но там, на допотопных носителях, хранились рабочие материалы…
Зачем Рензеру-младшему перерывать и заново систематизировать все то, что они и так регулярно фиксировали в отчетах?
— А не проще запросить результаты исследований в архиве? — удивленно пожал он плечами в ответ на откровения Рензера-младшего. — Там не на одну диссертацию наработано, я и сам данные классифицировал… Как я знаю, секретность давно сняли… Все открыто…
— Так ведь никаких данных нет, — с неменьшим удивлением парировал Михаил, — вы что, забыли? Они еще в девяностом пропали.
— Что значит «пропали»?!
— Так, когда институт закрывали, решения по лаборатории не было, а секретность, сами знаете, — все под отчет и в единственном экземпляре. Дали команду — и вперед! Архив со старшим научным сотрудником поехал в Москву в купе поезда. И все. Чемоданы с документами пропали. Не знаю, как дед это пережил, — вся его работа за столько лет! Но наверху раздувать скандал не стали, спустили на бытовое ограбление.
Впрочем, и без этой шокирующей новости Румата с радостью готов был помочь Рензеру-младшему. Для него эта встреча была не просто чем-то личным, возможностью воздать дань своему учителю, но и знаком некоей предопределенности.
— Да уж… — ворчал он на шутливое замечание Леночки. — Я тебе говорил, что при нашей последней встрече Рензер называл меня ангелом? Только что тут тебя уверял, что не может он явиться на собственные похороны! И на тебе! Поневоле задумаешься и об ангелах, и о демонах, и о воскрешении душ…
Среди имущества, на которое претендовала семья Михаила, были акции некогда крупного НПО, разделенного теперь на множество отдельных предприятий. Фактически спор шел за часть территории с парой ветхих производственных сооружений.
Некогда могучий машиностроительный завод выглядел удручающе. Цеха стояли заброшенными, отсвечивая пятнами пустых фундаментов гигантских станков, оставшееся оборудование было раскурочено и порезано. Где-то еще велись какие-то работы, ходили люди…
— Здесь по конверсии планировалось оборудование для буровых делать, — пояснял Михаил, взявший на себя роль гида в устроенной Румате экскурсии по территории своего будущего наследства. — Когда оборонку закрыли, народ из института сюда перешел. Дед тут еще в восьмидесятых с плазмой работал, тогда здесь разрабатывали твердосплавное напыление. Этот цех и сейчас действует! Инструмент буровой у нас, конечно, уже не делают, покупают в Дании, Швеции… но дорого! А восстанавливать везут сюда. Так что плазма деда и сейчас работает! Правда, тоже чтоб расходы покрыть. Прибыли-то никакой!
А следующее здание — бывший гидролизный цех. Там планировалось с диэлектриками работать, даже программу какую-то приняли, но так и не профинансировали. С тех пор заброшенный стоит. Как дед его уберег?!
Тогда, в девяносто третьем, никто еще не знал, что это все и гроша выломанного не будет стоить. Сейчас-то главное — земля… Отец хочет все снести, разровнять и сдать в аренду здешним транспортникам, я отговариваю, как-никак дед все это создавал… И потом, вот что я здесь нашел! — Рензер с гордостью раскрыл дверь бывшего гидролизного цеха.
Неширокая лестница вела к ограждению, за которым открывался живописный вид на нижний уровень, где сквозь ажурную решетку швеллеров тянулись широкие трубы, сопровождаемые трубопроводами поменьше.
— Что это за машины?
— Наши лабораторные лазеры, — констатировал ошеломленный Румата.
— Это же какая у них мощность?
— Мы получали десять в десятой степени ватт, а в концентрации — и в двадцатой…
— А разве при деде такие были?
— У нас были, — сухо отрезал собеседник, в голове которого только и крутилось: «Ай да дедушка Рензер! Ох как я тебя недооценил, дедушка Рензер!»