Опубликовано в газете «Литературная Россия» 12/31.03.2021
Опубликовано в журнале "Смена" май 2022г.
***
Она сидела, забившись в угол, как зверёк маленький, практически ничего не понимала, изредка плакала, но слёз в глазах её опухших давно уже не осталось, и Стюра просто подвывала. Вся избитая окровавленная, она не вызывала у своих мучителей жалости, а ровно наоборот. Они без конца над ней смеялись, причиняя невыносимую боль.
Особенно старался тот офицер, что первым изнасиловал её. Он жёг несчастную кочергой, бил о стены головой, душил, полосовал ножом, и то и дело прикладывал кулаком. Девушка кричала, просила о пощаде, но извергу всё было мало.
– Russisches Schwein! – орал он и продолжал пинать девчонку своим сапогом.
Жертва то и дело теряла сознание, её обливали холодной водой и снова наваливались, насиловали, истязали, а потом полуживую тащили по огороду в баню. Там бросали на пол, швыряли кусок хлеба и закрывали.
Девушка приходила в себя не сразу. А когда сознание возвращалось, она ползла в угол и туда забивалась. Долго сидела, качалась, зубами стучала, что-то бормотала. Вспоминала маму, снова подвывала, после забывалась. Сколько времени прошло, Стюра не знала, всё смешалось, сон и явь, день и ночь. И лишь однажды ей показалось, что рядом с ней сидит соседка баба Маня. Старушка плакала, причитала.
– Что же они сделали с тобой?
Женщина морщинистой рукой начала вытирать кровь с изуродованного лица Насти.
– Уходить тебе надо, убьют они тебя ни сегодня завтра.
– А как же мама?
– А ты что же, ничего не знаешь? Нет уже в деревне никого. Всех извели супостаты. Девок молодых, что не успели спрятаться, куда-то угнали, стариков расстреляли. Я да вон Глашка полоумная остались, хлеб для них стряпаем.
Старушка снова заплакала.
– Я тебе одежду принесла, ну, давай, собирайся, уходи, пока эти все пьяные.
Стюра, превозмогая боль, натянула на себя штаны ватные, фуфайку. Баба Маня повязала ей на голову платок, надела валенки. Потом помогла встать, протянула узелок маленький.
– Это картошка. Дней на пять тебе хватит. В город ступай, там моя дочка старшая живёт. Улица Южная, дом седьмой. Скажешь, что от меня, она поймёт. И это, смотри немцам на глаза не попадайся.
Девушка обняла бабу Маню, заплакала.
– Не плачь, родная. Что поделаешь, война проклятая. Ну, иди. Дочери скажи, кланяюсь…
***
Сколько дней Стюра по лесу скиталась, она не считала. Шла на ватных ногах, в гнилую листву падала, забывалась, потом снова поднималась, а метров через сто, опять сознание теряла. Как-то ночью очнулась в телеге проезжавшей. Пожилой возница представился дядей Пашей.
– Дяденька, вы меня только немцам не отдавайте – чуть слышно попросила его Настя.
– Не отдам, милая, не отдам. Ты лежи, отсыпайся – он вздохнул тяжело, дёрнул поводья, и лошадёнка уставшая быстрее побежала. – Тебе куда надо-то?
Стюра посмотрела на звёздное небо, вдохнула запах сена влажного.
– В город, кажется…
– Нет, до города я тебя не доставлю. Высажу там рядом. До Рыльска вёрст пять останется. Сама-то дойдёшь?
– Дойду.
– Ну, вот и ладно.
Старик подумал о чём-то, покашлял.
– А я, ты знаешь, поехал недавно хоронить брата, в соседней деревне он преставился, далеко, правда. Ну, вот еду, стало быть, гляжу, а по полю катят немецкие танки, не быстро, как на параде. А за ними германцы с автоматами. Ну, я значит, в лесок спрятался. Что делать не знаю. Смотрю, а навстречу немцам из укрытия наши солдатики выбегают, стреляют, некоторые с гранатами под танки ложатся, взрывают их. Бой завязался. А наших-то всего ничего. Видать, в окружение попали. Им бы схорониться, спрятаться, да за линию фронта тайком податься, а они нет, можно сказать в рукопашную на танки. Так и полегли все до одного. Все пятеро… – дед снова вздохнул тяжело. – Да, уж, русского так просто не возьмёшь и на колени не поставишь. Ну, ничего, немец скоро всё поймёт.
Старик задумался, опять покашлял.
– А мне уж победы не дождаться. Старый я стал – мужчина обернулся, посмотрел на Настю – А тех солдатиков я схоронил, как полагается. Всё честь по чести. Берёзовые крестики им на могилки поставил. Пусть теперь отдыхают…